Елена Калинчук
Всё началось с того, что разбился ангел.
Тридцать первого декабря, когда наряжали ёлку, Катина мама повесила ангела на верхнюю веточку, под самой Вифлеемской звездой. Ангел был старинный, в золочёном одеянии, с крыльями из настоящих белых перьев. Окружённый снежинками, он как будто спускался с небес, и одна его рука указывала ввысь.
На средних ветвях важно покачивались три царя-волхва. Катя знала их имена из книг и решила, что Мельхиор — самый старый, бородатый, Валтасар — смуглолицый, а Гаспар — молодой совсем ещё принц, едущий последним на белой лошадке. Вокруг волхвов висели остальные игрушки: звери, птицы, балерины, клоуны, фокусники, шары; на нижних ветвях паслись три кудрявые овечки. Всё это заботливо укрывали ватный снег и серебряный дождик.
Вечером на ёлке загорались лампочки, мишура блестела, шевелилась; казалось, что и волхвы пускаются в путь, торопятся догнать Вифлеемскую звезду. Однако прошла неделя, наступил Сочельник, а волхвы так к звезде и не приблизились, даже на самую малость. И тогда Катя, не то играя, не то всерьёз, вздумала перевесить ангела пониже, чтобы он показал царям дорогу.
Она схватила ангела за стеклянные одежды, потянула вниз… и вот по ковру разбросаны осколки, а одна отбитая рука укоризненно указывает в Катину сторону. Катя не могла двинуться с места от горя — так и сидела перед ёлкой, как каменная. Мама ругала её, а Катя почти не слышала. Потом мама собрала осколки пылесосом и ушла.
А Катю одолевали тягостные мысли: мир устроен ужасно, ещё пять минут назад всё было хорошо, но вдруг испортилось, и никто ничего не может исправить, даже мама. От этих мыслей Кате стало страшно и холодно. Она вскочила с ковра, и из-под ее колена вылетело маленькое белое пёрышко — кусочек ангелова крыла. Катя бережно подняла его и решила сохранить на память об ангеле. Тут вошла мама, и Катя быстро сунула перо в карман: ей не хотелось лишний раз напоминать маме о случившемся.
Ночью она никак не могла заснуть. Мишура на ёлке шуршала, Катя вслушивалась, и ей мерещились чьи-то тревожные шаги в снегу. Не выдержав, она села в постели. Тёмная ёлка, как гора, громоздилась в углу. Вдруг что-то чёрное выскочило из-под ёлки и шмыгнуло к Кате. Затаив дыхание, девочка впилась глазами в ковёр. Снова шорох; чёрная тень переместилась ещё ближе. Катя быстро протянула руку и зажгла светильник.
На ковре стоял человечек ростом не больше Катиной ладони, одетый во фрак, цилиндр и чёрный плащ с усеянным блёстками воротником. В руке человечек сжимал золотую палочку. Маленькие чёрные глазки над густо нарумяненными щеками смотрели на Катю сердито.
— Выключи свет! — зашипел человечек. — А не то явятся взрослые!
— Я вас не вижу в темноте, — пожаловалась Катя, но послушно щёлкнула выключателем. Раздался негромкий хлопок. На полу загорелось круглое пятнышко света, похожее на солнечный зайчик. Человечек стоял в нём, как цирковой артист в луче прожектора.
— Теперь видишь? — осведомился он.
Катя кивнула.
— Кто вы? — спросила она. Где-то она уже видела этого человечка: не то на картинке, не то в мультфильме…
— Волшебник, кто же ещё, — заявил человечек. — Тот самый, кто творит все Рождественские чудеса.
И он подбоченился, демонстрируя свою палочку. Катя тут же узнала его. Именно в такой позе он висел на ёлке, справа от белого медведя. Словно в ответ на её мысли кружок света переместился на ёлку. И правда, это место теперь пустовало.
— Да-да, — подтвердил человечек. — Именно.
— Я думала, вы фокусник, — сказала Катя.
— Фокусник или волшебник — нет совершенно никакой разницы! — махнул рукой человечек. — Некоторые считают мои чудеса фокусами, но это ничего не меняет.
— А вы будете делать чудеса? — спросила Катя. — Прямо сейчас? Можно я посмотрю?
— Изволь, — сказал Фокусник и хитро посмотрел на Катю. — Какое же чудо ты желаешь?
Катя задумалась. Как назло, в голову ничего не приходило.
— А какое можно? Ну, например, чтобы ожили все игрушки…
Фокусник поглядел на неё с презрением.
— Ну и глупая же девочка, — промолвил он недовольно. — Я ей толкую про настоящее Рождественское чудо, а она желает какую-то ерунду из детских книжек. Имей в виду: я творю только одно чудо в год, так что подумай хорошенько и не промахнись.
Катя смутилась.
— А какие бывают настоящие чудеса? — спросила она.
— Настоящее — это то, чего тебе по-настоящему хочется, — сказал Фокусник. — Например, чего это ты тут ревела сегодня перед ёлкой?
Кате опять вспомнился разбитый ангел, но почему-то он никак не вязался с Фокусником.
— Так из-за чего? — настаивал Фокусник.
— Ангел разбился, — ответила Катя. — Насовсем.
— Тоже мне беда! — пожал плечами Фокусник. — Купите другого.
— Такого нельзя купить, — сказала Катя, — таких уже не делают. И я не поэтому плакала. Понимаете, он мамин… Я не хотела… Мне его жалко.
— Хочешь его вернуть? — спросил Фокусник деловито.
— А можно? — прошептала Катя.
— Да почему же нельзя! — воскликнул Фокусник, всплеснув руками. — Ну и дети пошли! Про всяких там ангелов и пастухов она, небось, все знает, а про чудеса — ничегошеньки. Решено, — заявил он, — я отведу тебя в Рождественскую страну. В этой стране хранятся все ёлочные украшения на свете, и разбитые игрушки тоже попадают туда. Найдётся и твой ангел… Если, конечно, хорошенечко поискать. Ну что, согласна?
— Согласна, — ответила Катя. Фокусник был прав. Действительно, ангел не мог исчезнуть насовсем. Он, конечно, составился из осколков и перенёсся на свою родину, в Рождественскую страну, и если Фокусник обладает силой вернуть его…
Человечек посмотрел на часы.
— Тогда одевайся быстрее. Мы должны успеть до полуночи. К наступлению Рождества все чудеса должны быть закончены, а не то… Страшные вещи могут случиться.
— Почему? — спросила Катя, поспешно одеваясь.
— Почему, почему! — проворчал Фокусник. — Про Золушку читала? Ну вот, то-то же. Поторапливайся. Готова? — Палочка блеснула у него в руке. — Алле-оп!
Кружок света погас. Катя стояла не двигаясь и чувствовала, как всё меняется вокруг неё. Запахло снегом, пол под ногами стал мягким, как одеяло. Затем во тьме, у самого Катиного уха, загорелся белый огонёк. Подняв глаза, она разглядела рядом высокого человека в чёрном цилиндре. Огонёк, мерцающий на конце волшебной палочки, освещал усыпанный драгоценными камушками воротник и лицо с румяными щеками.
Фокусник подмигнул Кате, вытянул руку и посветил палочкой вперёд, как карманным фонариком. Перед Катей возвышались узорные железные ворота, до самой середины заваленные снегом — видимо, их очень давно не открывали.
— Осталось купить билеты, и дело сделано, — пробормотал Фокусник.
У Кати с собой не было денег, и она хотела сказать об этом Фокуснику, но он сорвал два камушка со своего расшитого самоцветами воротника и опустил их в отверстие, куда вставляют ключ. Ворота дрогнули; сугробы у их подножия стали стремительно таять, освобождая створки, и наконец те медленно открылись.
Катя ступила за ворота. За ними расстилалось заснеженное поле, где мерцали красные огни, за полем чернел лес, и к лесу вела протоптанная в снегу дорожка.
— Не сюда, не сюда, — засуетился Фокусник, увлекая Катю в сторону от тропинки, прямо в нетронутый снег. — Там, — он показал палочкой на огни в поле, — пастухи жгут костры. Симпатичный народ, но неотёсанный. Чего доброго, ещё задержат нас! А мы направимся в лес, туда, где настоящие чудеса…
Фокусник освещал дорогу палочкой, и Катя послушно шла за ним. Несмотря на то что она не надела пальто, ей совсем не было холодно. Снег под ногами тоже вёл себя странно: на его белоснежной глади не оставалось никаких следов — ни Катиных, ни Фокусника, и, в отличие от обычного снега, он был совершенно сухим.
Они добрались до леса и вступили под его своды, в молодой ельник, который заливал нежный голубой свет. Катя поискала глазами, откуда он идёт, и увидела фонарь: белый столбик между деревьев, увенчанный стеклянным колпачком, под которым бился синий электрический язычок. Они прошли ещё немного вперёд, и голубой свет сменился фиолетовым, а справа от Кати вырос ещё один фонарь, на этот раз с фиолетовым язычком. В глубине леса угадывался третий огонёк — красный.
Что-то легкое, словно паутина, задело Катину щёку, и она отшатнулась, потому что терпеть не могла пауков. Однако это оказалось не паутиной, а тоненькой серебристой ленточкой, свисающей с ближайшей ели. Такие же ленточки блестели и на других деревьях.
Катю осенила догадка.
— Так мы на ёлке!
Фокусник обернулся.
— Конечно. Это, гм, естественно для Рождественской страны, тебе не кажется?
— Здесь всё как на нашей ёлке! — обрадовалась Катя. — Лампочки, мишура, внизу — овечки с пастухами, а наверху…
— Именно, именно, — рассеянно поддакивал Фокусник.
— А если подняться на самый верх, — закричала Катя, — то мы придём к ангелу! Пойдёмте скорей!
— Не надо кричать, — проворчал Фокусник, — ты не в лесу… То есть, конечно, в лесу, но не стоит привлекать внимание… Хоть страна и Рождественская, а опасности есть везде… Ну, хотя бы о хищниках ты подумала?
О хищниках Катя и вправду не подумала. Она вспомнила белого медведя, соседа Фокусника по ёлке, примолкла и покрепче схватила своего спутника за рукав. Они всё шли, и шли, и шли, и прошли еще много разноцветных фонариков, когда Фокусник резко остановился, и Катя тоже.
Они стояли на маленькой круглой поляне. Судя по желтоватому свету, где-то неподалёку горел жёлтый фонарик. Поляна была пуста.
— Ну вот мы и пришли, — сказал Фокусник.
— А что это? — спросила Катя с интересом.
— Твоё новое жилище, — ответил Фокусник. — Да, боюсь, что так.
И не успела Катя и рта раскрыть, как он повернул палочку в её сторону и снова крикнул: «Алле-оп!»
Невидимая сила подняла Катю в воздух, встряхнула и отбросила к самой толстой ветке. Что-то быстро заскользило к ней по стволу, и девочка увидела, как мелькают, обвиваются вокруг её пояса прочные мишурные ленты, крепко-накрепко привязывая её к дереву.
— Весьма сожалею, дорогая моя, — сказал Фокусник, глядя на Катю снизу вверх. — Мне давно надоело болтаться на дереве без дела. Хочется, видишь ли, стать независимым, стать человеком. Разумеется, для этого необходимо найти себе замену, иначе я принуждён вернуться на ёлку… Ну а теперь, когда ты заняла моё место, мне остается лишь вернуться в ваш мир и зажить очень, очень интересной жизнью! Извини, не могу больше беседовать, не то опоздаю к полуночи. Счастливо оставаться!
Катя не знала, сколько времени провисела на ёлке, тщетно пытаясь освободиться от заколдованной мишуры, — от обиды и страха время отступило куда-то далеко. Она сердилась на себя за то, что поверила Фокуснику, так хитро затащившему её на её же собственную ёлку, за то, что приняла его за всемогущего волшебника. К её досаде прибавлялось ужасное, горькое чувство несправедливости — ведь Катя никому не сделала ничего плохого! За что она попала в эту страшную историю?
Она то громко плакала, надеясь, что кто-нибудь услышит и придёт ей на помощь, то вспоминала про волков и медведей и переставала плакать. Издалека до неё донесся (ей почудилось, что прямо с небес) гулкий бой часов — два… четыре… шесть… восемь… двенадцать! Итак, пробило полночь, чудеса закончились, и ставший человеком Фокусник затаился где-то в Катиной квартире. А мама, конечно, будет искать Катю, но вряд ли заметит на ёлке новую игрушку — девочку в красном свитере. Или ещё хуже — что, если злодей Фокусник возьмёт да нарочно разобьёт её? Катя вспомнила ангела, стеклянную отколотую руку, протянутую к ней… Ах, если бы ангел был здесь, он бы вызволил её, он не дал бы Фокуснику безобразничать! Но ангела не было — Катя сама его разбила.
Она вспомнила о пёрышке, нашарила его в кармане, вынула, прижала к щеке…
«Хлоп!» — мишурные путы лопнули, и Катя заскользила вниз.