Дагмар Нормет
История первая,
из которой мы узнаем, почему машины гудели хором, почему Засыпайка ел мороженое и какой прок от эн-ци-кло-пе-дии
Засыпайка стоял на углу улицы и чесал затылок. Скукотища.
Придумать что-нибудь? Но что?
Пойти куда-нибудь? Но куда?
Ничего ему не хотелось придумывать, никуда ему не хотелось идти. Даже самому Засыпайке это показалось странным. Уж не заболел ли он?
Отчаянные гудки прервали его размышления. Гудел целый хор автомобилей.
Две довольно широкие улицы пересекались как раз в том месте, где стоял Засыпайка. Движение на этом перекрестке регулировал светофор. Но сейчас здесь творилось что-то невообразимое: светофор, как обычно, мигал то зеленым, то красным глазом, но ни одна машина не трогалась. И со всех сторон подъезжали новые автомобили.
— Эге-гей! — радостно крикнул Засыпайка и подпрыгнул будто мячик. — Вот это пробка!
С четырех сторон на Засыпайку таращились автомобили. Те, что стояли в первых рядах, помалкивали, а задние сигналили как сумасшедшие. Засыпайка заглянул в ближайшую машину — водитель безмятежно спал.
— Ну и растяпа же я! — возмутился Засыпайка и живо натянул свою остроконечную шапку с козырьком. — Средь бела дня усыпил кучу машин!
И тут в самом центре Таллинна средь бела дня случилось еще одно чудо. Как только хохолок Засыпайки скрылся под шапкой, воздух вокруг замерцал, зарябил, и Засыпайка растаял. Там, где только что стояло существо, похожее на подушку, никого не было. Водители один за другим просыпались, смотрели на светофор и катили себе на зеленый свет.
— Целая река машин! — поразился невидимый Засыпайка. — Сколько их тут — сто? тысяча? Их тут тьма… тьма-тьмущая? Или тьма ясная?
Тьма ясная! Так наверняка сказал бы Мати, увидев эту вереницу автомобилей.
Друг Мати! Теперь Засыпайка сообразил, почему ему было так скучно, почему ничего не хотелось делать — прямо хоть плачь! Ведь Мати уехал! Засыпайка старательно выполнял свою работу: каждый вечер он дарил сон и отдых людям. Но сам-то был очень одинок, одинок и несчастен. Ему никак не удавалось поиграть с ребятами, потому что он был невидим. А стоило Засыпайке снять волшебную шапку и стать видимым, как все, смотревшие на него, тут же засыпали. Ну, скажите, как жить, когда не с кем поиграть?
И вот, в одно прекрасное зимнее утро Засыпайка встретил на горке Мати и решил:
— Теперь или никогда! Я должен познакомиться с этим мальчиком!
Тогда-то и обнаружилось, что волшебная шапка Засыпайки была необыкновенной волшебной шапкой. Это была шапка-невидимка с фокусом. Стоило повернуть козырек на затылок — и шапка теряла волшебную силу, Засыпайка становился видимым, и никто при этом не засыпал!
Так ему удалось познакомиться с Мати, и они стали закадычными друзьями. Их было трое: Засыпайка, Мати и щенок Тупс.
А теперь Мати уехал на дачу, и Засыпайка опять остался одни.
— Бедный я, несчастный Засыпайка! — сокрушался человечек цвета морской волны, его большие грустные глаза стали еще больше и еще печальней. — Нашел друга и вот — потерял. Теперь я совсем позаброшенный.
По его щекам прямо в карманы скатились две крупные слезы. Слезы текли все сильней, и диковинные Засыпайкины карманы с вышивкой разбухли. Он решил достать платок и сунул руку в карман. Но кроме воды там ничего не оказалось. И второй карман был полон слез. Засыпайка почувствовал, как сырость просачивается сквозь одежду: словно кто-то прикладывает к животу холодный компресс.
— Нет, так не пойдет! — возмутился он. — Не ныть надо, а действовать! Если уж нашел друга, а потом он потерялся, значит, надо его отыскать. — Кто ищет, тот всегда найдет!
Рассуждая так, невидимый Засыпайка попытался проскользнуть сквозь толпу.
Перво-наперво нужно спокойно все обдумать. А для думанья нужны две вещи: скамейка на тихом бульваре, чтобы не путаться у людей под ногами, и мороженое — от него в голове становится ясно и прохладно.
Дзинь! — звякнула серебристая монетка на тарелочке продавщицы мороженого. Словно с неба свалилась — поблизости не было ни одного покупателя. Может, птичка какая-нибудь подкинула в подарок?
Продавщица задрала голову — птиц не было. Только таинственно шелестели старые кряжистые липы. Странная история! А тут еще и мороженое сорвалось с прилавка и поплыло над бульваром!
Целый день продавщица думала и думала об этой истории, надивиться не могла.
А Засыпайка расположился поразмыслить. Усевшись на скамейке и болтая короткими ножками, он лизал мороженое.
Где сейчас может быть Мати?
В последний день, в день прощания, они смотрели телевизор у Мати дома. Его бабушка, актриса кукольного театра, которую все звали Буратино, выступала со своей куклой, тоже Буратино. Это Засыпайка помнил прекрасно. И еще — вместе с ними детскую передачу смотрела соседская девочка Майли. И она сказала, что на лето поедет туда же, куда и Мати.
Но куда???
В прощальной кутерьме название места вылетело у Засыпайки из головы.
Что делать???
— Не беда! — успокаивал себя Засыпайка. — Кто ищет, тот всегда найдет!
— И — цап! — поймал отличную мысль.
Засыпайка соединил концы указательных пальцев и прошептал:
Трипс, трапс, трулль,
Восемь дырок, пять кастрюль!
И вот Засыпайка уже стоит в знакомой, милой его сердцу комнате совсем рядом с мамой Мати. Она, разумеется, и подумать не могла, что рядом с ней кто-то есть — ведь Засыпайка был невидим.
Мама держала в руке какое-то письмо, читала его и смеялась от всей душа.
— Оп-па! — Засыпайка вспрыгнул на стол и заглянул через мамино плечо. На листе бумаги большими печатными буквами было выведено:
ДАРАГОЙ ПАПА ДАРАГАЯ МАМА ПРИВЕТ ВАМ АТ МАТИ И С КЯСМУ
Кясму! Ну конечно! Вот как называлось это место!
Стенные часы пробили двенадцать.
Съезжу-ка я в Кясму, — решил Засыпайка, — взгляну, как поживает Мати, и потихоньку — обратно.
Да, но как найти эту Кясму?
Вообще-то в дедушкином кабинете никого не было, но вдруг его дверь отворилась и так же бесшумно закрылась. Вслед за тем стул подъехал к высокой книжной полке, закрывающей всю стену, и толстая книга в красно-коричневом переплете, пролетев по воздуху, приземлилась на письменном столе.
— Эн-ци-кло-пе-дия, самая умная книга на свете, — рассуждал Засыпайка. — В ней про все написано. В ней и про Кясму должно быть.
И, правда, было.
— Кясму, поселок на берегу бухты Кясму, на одноименном полуострове, — прочитал Засыпайка. — Сто тридцать пять жителей.
А где находится бухта Кясму? Ага! — бухта Кясму расположена на северном побережье Эстонии между полуостровами Кясму и Верги. И он отыскал на карте крошечную точку в Северной Эстонии, на берегу Финского залива. Железной дороги там не было, зато было шоссе.
— Значит, добираются туда на автобусе, — подумал Засыпайка.
И тут в кабинет вошла мама Мати, увидела раскрытую энциклопедию и в испуге замерла. Она только что вытирала пыль с дедушкиного стола и знала точно — никакой книги там и в помине не было. Дедушка уже вторую неделю путешествует на своем научном судне, и пока его нет, в комнату никто не заходит. Сейчас в доме пусто — как же книга перелетела с полки на стол?
Пока она ломала голову над этой загадкой, Засыпайка уже перенесся в Кясму.
История вторая,
в которой идет проливной дождь, дедушка с бабушкой спасают сети, а Тупс летает
— Завтра, если будет хорошая погода, сможешь пошлепать по воде.
— Будет — не будет!.. Бабушка повторяла это «если будет» изо дня в день, и Мати знал эти слова наизусть. А хорошей погоды все не было и не было.
Проснувшись сегодня утром, он даже побоялся выглянуть в окно. Лежал с закрытыми глазами и прислушивался. В доме тишина. А за окном что-то шумело. Но что? Мати очень хотелось, чтобы это шелестела старая береза у колодца. А еще Мати очень хотелось, чтобы это шумело море за калиткой.
Уже целую неделю он жил у бабушки и дедушки в Кясму, и все семь дней лил дождь, дождь, дождь. Зачем Мати сюда приехал — чтобы с утра до вечера сидеть в доме?
Да что об этом говорить, или даже думать. И не глядя Мати знал, что там, во дворе шумит. Не старая береза у колодца и не море за калиткой. Это надоеда-дождь стучит в окно, и с крыши срывается в бочку пенный водопад.
И сегодняшний день потерян! Едва слышно скрипнула дверь, и вошел Тупс. Мягко ступая, он приблизился к кровати. Остановился, склонил голову набок и приподнял ухо. Потом склонил голову на другой бок и приподнял другое ухо. Тупс приглядывался: спит хозяин или уже проснулся? Глаза закрыты. Выходит, спит. Тупс прислушался: дышит совсем не как во сне. Выходит — проснулся.
— Хозяин спит! — говорили Тупсу его глаза.
— Хозяин проснулся! — утверждали его уши.
Чтобы разобраться в этой путанице, Тупс лизнул пятку, которая выглядывала из-под одеяла. В ответ большой палец ноги почесал щенка за ухом.
— Хозяин проснулся! — обрадовался Тупс и — хоп! — на кровать, прямо в объятия Мати.
— Вставать, лежебоки! — раздался бодрый голос бабушки Салме. — Умываться и завтракать!
— Погода — дурацкая, — протянул Мати, не поднимаясь.
— Да какая нам разница, что там, на небе делается, нам-то что! — Бабушка стянула с Мати одеяло и усадила его. — С добрым утром, ваше городское благородие!
Мати нахохлился.
— Яне городское и не благородие! — проворчал он. — Я теперь такой же деревенский, как дедушка Элмар и ты.
— Дедушка сегодня в четыре утра уже был в море, сети выбрал. Он и кофе уже попил. Сейчас сети высвобождать пойдем, а ты все разлеживаешься.
Освобождать сети! Сон как ветром сдуло, а вместе с ними плохое настроение.
— Бабушка, здесь была пираты?!
— Какие пираты?!
— Ну, те, которые унесли наши сети!
Бабушка с размаху уселась на кровать и захохотала. Она смеялась, не переставая, а из глаз у нее текли слезы.
— Бабушка, ты плачешь? — испугался Мати.
Бабушка обняла внука за плечи, серьезно взглянула на него и опять засмеялась.
— Ох, и шутник ты, городской… Какие пираты! Теперь их только в кино или по телевизору увидишь.
Мати был ужасно разочарован.
— Сама же сказала — надо сети освобождать!
— Мойся, ешь свою кашу, пей молоко, а потом приходи смотреть, что там с сетями.
Из сарая, где хранились сети, доносилась музыка. Мати отворил дверь и вошел. Пахнуло морем. На полке у дверей, между корзинами и бидонами, стоял маленький радиоприемник.
Дедушка и бабушка сидели на скамеечках друг против друга. На дедушке были высокие рыбацкие сапоги и негнущийся резиновый фартук оранжевого цвета. Бабушка тоже надела резиновый фартук и желтые резиновые перчатки. Между ними стоял большущий старый ящик, а в нем — сети, в которых запуталась рыба. Дедушка с бабушкой вытягивали из ящика мокрую сеть прямо себе на фартуки, высвобождали запутавшуюся в ячейках камбалу и бросали ее в корзину, уже наполовину заполненную рыбой.
Мати поразился, до чего ловко распутывали сети большие, продубленные ветром и морской водой дедушкины руки, как разбирали перекрутившуюся снасть. Сеть плавно стекала дедушке на колени, а оттуда — в другой ящик, с пустыми сетями.
— Вот тебе, Мати, и пираты, — сказала бабушка.
— Сами, без всяких пиратов управляемся, — усмехнулся дедушка. Значит, бабушка уже все рассказала.
Мати и ухом не повел.
— Иоганн Штраус, «Весенние голоса», — сказало радио. И радостные звуки наполнили просторное полутемное помещение.
— Ти-ри-ли, ти-ри-ла-а, ти-ри-лул-ле-ла! — подпевала высокая женщина, прислонившись к дверному косяку. Это была Алина с хутора Лиллесалу. Она ходила на хутор Кивинэеме покупать яйца и свежую рыбу. — Что за волшебство в этом вальсе? Даже мои старые ноги — и те в пляс просятся, — сказала седая женщина на удивление молодым голосом. — Ну что, Мати, покружимся?
Мати покачал головой. Он стеснялся.
— Что, стара я? И правильно. Я свои вальсы откружила, а твои еще впереди. Было бы мне шестнадцать, а не шестьдесят один, и была бы я так молода, как я стара…
— Да у тебя душа как раз такая и есть, — сказала бабушка, не прерывая работы.
Мати смотрел, как трепыхались в корзине рыбины. Это была плоская камбала, на коричневатом боку — глаза и желтые точки, а другой бок — весь белый. Иногда у дедушки в руке оказывалась совсем тощенькая рыбешка. Она летела в железный таз.
— Дедушка, а почему ты бросаешь этих малышей в таз?
— Это недомерки, их ловить нельзя, — объяснил дед. — Попадется такая рыбешка в сети — надо ее отправить обратно, в море — пусть подрастет.
— Гляди — какой поросеночек попался! — похвалила Алина дедушкин улов.
Мати удивился:
— Где, где? — Во всем сарае не было ни одной свиньи, не говоря уж о поросенке! Только котята возились в старом рыбацком сапоге.
Бабушка выпутала из сети толстую рыбину и сказала:
— В старину, чтобы поймать треску, приговаривали:
Выходи со дна морского,
поросеночек тресковый!
А дед с улыбкой добавил:
— Да, поморяне все на свой манер делают. Раньше, выходя в море, всегда говорили: «Не будет сегодня улова!», а отвечали на это так: «Рыба на берег не просится!» А если кто-нибудь заглядывал в рыбацкую лодку и говорил: «Рыбы-то сколько!» — надо было сказать: «В море больше!» Иначе не видать рыбаку удачи.
Тупс стоял в дверях, вытянув шею, и усердно принюхивался. Любопытство боролось в нем с осторожностью. Подойти к ящику с камбалой он таки не решился — кто ее, эту рыбу знает… Еще подпрыгнет какая-нибудь и цапнет тебя за нос! Тупс охотно поиграл бы с котятами, но те возились друг с другом, а когда он подошел, струхнули и спрятались в сапог.
Но вдруг щенок отступил за спину Мати и несмело зарычал. Из дальнего угла сарая лениво выплыла большая черная кошка. Она всласть потянулась, потом выгнула спину и, подняв хвост трубой, потерлась о дедушкину ногу.
— Рыженькая! — сказал дедушка.
Мати сам назвал эту угольно-черную кошку Рыжей. Было это давным-давно. Еще тем летом, когда он, совсем карапуз, впервые приехал в Кясму и целыми днями играл и не мог наиграться с котенком. С тех пор и осталась кличка, которую придумал Мати.
Рыжая не спеша подошла к тазу, выудила лапой маленькую рыбешку, оттащила ее под бабушкину скамейку и принялась есть.
— Рыбки поесть — это мы любим, а вот ловить — увольте! — усмехнулся дедушка.
— Нельзя! — крикнул Мати.
— Когда с лова приходишь, обязательно надо кошке дать, — объяснила Алина, — а то в другой раз никому удачи не будет.
— Нельзя эту рыбку есть! — кричал мальчик, топая ногами. — Она еще маленькая, недомерок!
Но Рыжая была не робкого десятка. Где там удирать — она уплетала камбалу, не скрывая удовольствия.
— Оставь ты ее, — заступился дедушка. — Имеет право.
Но Мати уже не думал о правах. Он подхватил таз с рыбешкой, выбежал из сарая и припустил к морю. Тупс летел за ним и радостно лаял: он решил, что хозяин побежал к морю поиграть.