— Как хочешь, молодой человек, — согласился отец, занимая своё место.
Мальчик, конечно, расстроился немножко, но слез на землю и пошёл за мамой, которая от радости не могла вымолвить ни слова. Она только покрепче сжала руку сына, словно не радовалась, что Алмаз остается с ней, а боялась, как бы он не убежал.
Всё это время никем не замечаемый хозяин конюшни, тот самый, что продал лошадь отцу Алмаза, стоял поодаль у дверей стойла и слышал весь разговор. С тех пор Джон Стоункроп очень полюбил мальчика. С этого многое началось в нашей истории.
В тот же вечер, когда Алмаз, устав от дневной работы, поджидал дома отца, к ним в дверь постучал Стоункроп. Мама пошла отворить.
— Добрый вечер, мэм, — поздоровался он. — Дома ли маленький хозяин?
— Да, конечно, он всегда к вашим услугам, мистер Стоункроп, — ответила та.
— Нет, мэм, это я к его услугам. Я сейчас выезжаю на своём кебе, ежели маленький хозяин хочет, может отправиться со мной. Пусть правит моей старушкой, пока не устанет.
— Поздновато уже для него, — задумчиво произнесла мама. — Знаете, ведь он сильно болел и едва выкарабкался.
«Вот чудно!» — подумал Алмаз. Как он мог выкарабкаться, если никуда не падал? Но, в сущности, мама была права.
— Что ж, — отозвался мистер Стоункроп, — тогда он может доехать до Блумсбери Сквер, а оттуда прибежать домой.
— Чудесно. Я вам так признательна, — поблагодарила мама. И Алмаз, приплясывая от радости, схватил шапку, дал руку мистеру Стоункропу и пошёл с ним во двор, где ждал кеб. Конечно, лошадь была не такая красивая, как их Алмаз, да и мистер Стоункроп не мог сравниться с папой, и всё же мальчик был страшно рад. Он забрался на козлы, а его новый друг встал рядом.
— Как зовут лошадь? — спросил Алмаз, принимая вожжи из рук хозяина.
— У неё некрасивое имя, — ответил мистер Стоункроп. — Не стоит её так звать. Имя ей не я придумывал, да она и так прекрасно слушается. Джек, дай мальчику хлыст. Я-то его не беру вовсе, когда выезжаю со старушкой…
Он не закончил фразы. Джек передал Алмазу хлыст, и тот, взяв его за середину рукоятки, дотянулся до крупа лошади, и они тронулись в путь.
— Осторожно, ворота, — предупредил мистер Стоункроп. Алмаз осторожно миновал ворота, аккуратно направляя безымянную лошадь в нужную сторону. Мальчику было легко учиться, потому что он давно привык делать, что ему говорят, и тотчас следовать любому совету. Ничто другое так не помогает в учёбе, как это. Некоторые не умеют и не привыкли исполнять то, что сказано, и они не могут быстро понять или быстро сделать то, что им велели. А послушный ум мгновенно проникает в самую суть вещей, ибо таков закон вселенной: повиноваться значит понимать.
— Поберегись! — закричал мистер Стоункроп, стоило им повернуть за угол на Блумсбери Сквер.
Почти стемнело. Навстречу им мчался другой кеб. Алмаз резко подал в сторону, другой кебмен остановился, и им чудом удалось избежать столкновения. Тут они узнали друг друга.
— Алмаз, ты начал с того, что чуть не врезался в собственного отца! Так не пойдёт! — крикнул кебмен.
— А ты, папа, хотел под конец столкнуться с собственным сыном! Так тоже не годится, — не растерялся мальчик. Взрослые весело засмеялись.
— Спасибо тебе за сына, Стоункроп, — поблагодарил отец.
— Да не за что. Он у тебя смельчак. Неделя — другая, и его можно будет одного отпускать. А сейчас, думаю, тебе лучше захватить его домой. Его мать переживала, что вечером будет прохладно, и я обещал не увозить его дальше Блумсбери.
— Тогда забирайся ко мне, Алмаз, — позвал отец, поравнявшись с кебом своего друга, и перебрался с козел на боковое сиденье. Мальчик перепрыгнул к отцу, взял вожжи, сказал «Доброй ночи и большое спасибо, мистер Стоункроп» и направился домой. В тот вечер он впервые в своей жизни почувствовал себя взрослым мужчиной. По дороге домой отцу ни разу не пришлось вмешаться или поправить сына, тот замечательно управлял кебом. Хотя я подозреваю, что к успеху маленького Алмаза был немножко причастен старый Алмаз, ведь он торопился домой в своё стойло.
— Сынок, — сказала мама, когда мальчик вошёл в комнату, — ты быстро вернулся.
— Да, мам, я уже здесь. Давай посижу с маленьким.
— Он заснул, — ответила мать.
— Тогда давай отнесу его в кроватку.
Но стоило Алмазу взять братика на руки, как тот проснулся и стал смеяться. Он был на редкость весёлым ребёнком. И неудивительно, ведь малыш был пухленьким, словно рождественский пудинг, и у него никогда ничего не болело, ну разве что совсем чуть-чуть и недолго. Алмаз усадил маленького себе на коленки и начал ему петь:
Малышок, малыш,
Что ж ты не спишь?
Оставим кровать,
Пойдём танцевать.
Будет наш мальчик
Прыгать, как зайчик.
На радость папе,
Что пошёл добывать
Еду малышу,
Чтобы крепко спать,
прыгать и танцевать
Опять и опять.
На радость маме,
Что сидит у речки,
У которой овечки
Растят весёлых ягнят
Скачущих по траве
Забыв о завтраке
Веселясь в синеве
А ласточек стая
Гнёзда свивает
Из кусочков тины
ила и глины
Над речкой бегущей
Вечно поющей
И птенцы вырастают
Веселей не бывает
А лучший самый-самый
Растёт у папы с мамой
Веселится и скачет
Никогда не плачет
И Алмаз его нянчит
Алмаз его нянчит
Алмаз его нянчит
Когда у Алмаза больше не придумывались рифмы, он сидя пускался в пляс с младенцем на коленках. Некоторые удивлялись, что такой маленький мальчик может так складно сочинять стихи, только он ничего не сочинял, а просто пытался вспомнить, как пела река в Стране Северного Ветра.
скоре Алмаз стал на конюшнях всеобщим любимцем. Кто-то может сказать, что конюшни были далеко не лучшим местом для маленького мальчика, но ему пришлось расти именно там, значит, лучше места для него не было. На первых порах он слышал множество плохих и грубых слов, но они ему не нравились и поэтому не причиняли ни капли вреда. Хоть он и не догадывался, что эти слова означают, но было что-то отталкивающее в том, как они звучат и как люди их произносят. Вот они и не прилипали к мальчику и уж тем более не проникали в его душу. Он их просто не замечал, и его личико сияло чистотой и добротой среди таких слов, словно первоцвет под градом. Поначалу его считали капельку не в себе из-за постоянного выражения тихой радости на лице и вечной улыбки, то лучившейся в глазах, то дремавшей в них. Он не обращал внимания на сквернословие и грубые шутки соседей и прослыл среди них слегка чокнутым, ибо они не могли понять его. Но вскоре неприличным словам стало неловко слетать с уст в присутствии Алмаза. Кебмены начали потихоньку подталкивать друг друга, напоминая, что мальчуган где-то поблизости, и грубости застревали у них в горле, не успевая прозвучать вслух. Стоило им заговорить с Алмазом по-доброму, как тот охотно вступал в разговор, иногда шутил вместе с ними, и вскоре над ним уже никто не смеялся.
Однажды Джек дал ему скребок и щётку и разрешил почистить старого Алмаза. Мальчик взялся за дело так старательно и аккуратно, так ловко вычистил коня везде, где дотянулся, что Джек не мог сдержать восхищения.
— Давай-ка расти побыстрее, — сказал он мальчику. — Живот ты ему вычистил, а спина-то грязная осталась.
— Подсади меня, — попросил Алмаз и в ту же минуту оказался верхом на лошади вместе со скребком и щёткой. Устроившись на холке, Алмаз вычистил коню шею сначала с одной стороны, потом с другой, пока тот жевал сено. Закончив, мальчик попросил гребень и тщательно расчесал гриву. Затем он перебрался ниже и занялся боками, насколько хватало рук. Потом сполз на круп и вычистил старому Алмазу спину, потом развернулся, точно мартышка, и взялся за задние ноги. Наконец дошла очередь и до хвоста. Но расчесать его оказалось не так-то легко: мальчику пришлось поднять хвост, а старый Алмаз то и дело норовил выдернуть его из рук маленького хозяина. Один раз коню даже удалось отнять и выкинуть из стойла гребень, что сильно развеселило наблюдавших за всем этим кебменов. Но Джек принёс его обратно, и Алмаз снова взялся за дело и не отступал до тех пор, пока хорошенько не вычистил всю лошадь, и справился он со своим делом не хуже опытного конюха. Старый Алмаз невозмутимо жевал сено и не обращал никакого внимания на происходящее, разве что пару раз взмахнул хвостом, когда мальчик нечаянно пощекотал или оцарапал его. Но это было чистым притворством, потому что конь прекрасно знал, кто взгромоздился к нему на спину и орудует там щёткой и гребнем. Старый Алмаз был весьма доволен и горд, и наверно, думал про себя:
«Я старый и глупый конь, я даже свою шкуру не могу сам привести в порядок, а мой маленький крестник сидит и чистит меня, словно ангел».
Хотя ручаться, что старый Алмаз думал именно так, я, конечно, не могу, — выяснить, что на уме у старых коней — задача не из лёгких.
— Уф, — произнёс мальчик, закончив, — ну и устал же я!
И вытянулся во весь рост на спине лошади.
К этому времени двух Алмазов окружили все, кто был в конюшне. Кебмены от души веселись. Один из них спустил мальчика на землю, и с тех пор его полюбили ещё больше. Если на свете и был ребёнок, созданный быть кебменом, — это был Алмаз, и вскоре взрослые уже спорили за право взять его к себе на козлы.
Однако маму несколько смущала такая компания для сына, к тому же она не всегда могла его отпустить. Да и отец любил брать сына с собой, так что другим кебменам возможность выпадала не часто.
Мало-помалу Алмаз выучился мастерски управлять любой лошадью даже на самых оживлённых улицах в центре Лондона. Конечно, рядом всегда сидел кто-то из взрослых, но вскоре им почти не приходилось забирать вожжи из рук Алмаза, он прекрасно справлялся сам, потому что никогда не пугался и никуда не торопился. Зато когда требовалась быстрая реакция, мальчик действовал, не мешкая. Напомню ещё раз моим читателям — Алмаз побывал в Стране Северного Ветра.
Однажды, хотя тот день не был ни днём стирки или уборки, ни базарным днём, ни субботой, ни воскресеньем, ни понедельником, когда мама обычно отпускала Алмаза и присматривала за младшим братиком сама, отец всё же взял с собой мальчика. Раза два их наняли по дороге, а затем они отправились на стоянку кебов между Кокспур Стрит и Пелл Мелл. Ждать пришлось долго, словно в тот день никому никуда не нужно ехать. Но вскоре дамы должны были возвращаться с выставки Академии Художеств, тогда могла появиться хоть какая-то работа.
— Дамы, скажу я тебе, — начал отец Алмаза (не знаю, насколько справедливы его слова, но сам он был полностью в них уверен), — иногда попадаются скупые до невозможности. Заплатят полшиллинга за милю и ни пенсом больше, хотя знают, что кебмену с семьёй не прожить на это. Конечно, по закону так и положено, только как бы однажды им самим не пришлось вдосталь отведать закона.
Стояла сильная жара, и отец отправился пропустить кружечку пива и угостить знакомого старого лодочника. Алмаз остался на козлах.
Вдруг послышался какой-то шум. Мальчик оглянулся посмотреть, что стряслось.
Рядом со стоянкой девочка подметала улицу, и какие-то маленькие забияки затеяли с ней ссору. Они ухватились за метлу и пытались её отнять, тянули метлу в разные стороны, а девочка отчаянно защищалась, то бранясь, то умоляя отстать от неё.
Алмаз тотчас спрыгнул с козел и кинулся ей на помощь. Он схватил метлу и стал вместе с девочкой отнимать её у обидчиков. Но мальчишки не отступали, и один из них стукнул Алмаза по носу, да так сильно, что у того пошла кровь, а поскольку руки были заняты метлой, он даже не мог утереться, и скоро на него стало жалко смотреть. Тут, к счастью, вернулся отец Алмаза, и не найдя сына на козлах, начал искать его вокруг. Однако ему пришлось оглянуться дважды, прежде чем он убедился, что в гуще потасовки именно его сын. Отец бросился к мальчишкам и разогнал забияк в разные стороны. Девочка поблагодарила Алмаза и продолжала мести как ни в чём не бывало. Отец увёл мальчика и вместе со старым Томом-лодочником умыл и привёл его в порядок. Затем они вернулись на козлы, где мальчик рассказал отцу, почему он ввязался в драку.
— Папа, не мог же я позволить мальчишкам обидеть бедную девочку, — объяснил Алмаз.
— Конечно, нет, мой мальчик, — отец был настоящим джентльменом и остался весьма доволен поведением сына.
Спустя минуту та самая девочка с метлой на плече подбежала к ним, выкрикивая:
— Извозчик! Извозчик!
Отец Алмаза немедленно обернулся, ведь он стоял впереди всех и поехал за девочкой. Два проезжавших кеба тоже услышали крик и попытались было опередить отца, но девочка нарочно закричала только тогда, когда её друзья оказались к ней ближе всех. Как вы думаете, кого увидели Алмаз с отцом, когда подъехали к тротуару? — ну конечно же, миссис и мисс Коулман! Однако те даже не взглянули на извозчика. Девочка открыла им дверь, они дали ей монетку и назвали адрес, она, в свою очередь, сказала кебмену, куда ехать, и кеб тронулся.
Подъехав к дому, отец Алмаза соскочил с козел и позвонил в колокольчик. Открыв дамам дверь кеба, он по привычке почтительно дотронулся до шляпы. Дамы изумлённо задержали на нём взгляд, а потом в один голос воскликнули:
— Джозеф, неужели это вы?
— Да, мэм, да, мисс, — ответил тот, ещё раз прикладывая руку к шляпе со всем уважением, которое можно вложить в этот жест. — Счастливый денек сегодня выдался, коль довелось вас снова увидеть.
— Кто бы мог подумать! — произнесла миссис Коулман. — Времена сильно изменились, Джозеф, и мы сейчас даже извозчика редко нанимаем, но моя дочь всё ещё слаба и не может ездить в омнибусе. Мы хотели немного прогуляться, прежде чем взять кеб, но тут из-за угла подул холодный ветер, а на улице жарко, вот я и испугалась, как бы мисс Коулман не простыла. Но кто мог предположить, что из всех лондонских кебменов мы сядем именно к вам! Я не знала, что вы обзавелись кебом.
— Видите ли, мэм, подвернулся случай купить старого Алмаза, и я не смог удержаться. Вон он глядит прямо на вас, мэм. Уж на что умён, диву даёшься.
Дамы подошли погладить коня и тут заметили маленького Алмаза на козлах.
— Так с вами оба Алмаза! — воскликнула мисс Коулман. — Как поживаешь, малыш?
Алмаз приподнял шапку и вежливо ответил.
— Скоро он один ездить сможет, — с гордостью заметил отец. — Старый конь выучил его на славу.
— Он обязательно должен нас навестить, ведь вы теперь знаете, как нас найти. А где вы живете?
Отец Алмаза протянул дамам карточку со своим именем и адресом, а миссис Коулман достала сумочку со словами:
— Сколько с нас, Джозеф?
— Да ну что вы, мэм, — ответил тот. — Ведь вас довезла ваша старая лошадь, а мне вы ничего не должны.
Он запрыгнул на козлы и, взмахнув на прощание рукой, уехал прежде, чем миссис Коулман успела что-то возразить. Они вдвоём остались стоять на тротуаре, а горничная ждала их у раскрытой двери.
Алмаз давно не видел Царицу Северного Ветра и почти не вспоминал про неё. Даже сейчас, пока они ехали с отцом, он тоже раздумывал не о Царице, а о девочке, подметавшей улицу. Она показалась ему очень знакомой, хотя он и не мог сообразить, откуда её знает. Вдруг в памяти всплыла картинка, как бежала маленькая девочка с метлой позади, подгоняемая сильным ветром, и потихоньку он вспомнил своё ночное приключение, когда расстался с Царицей Северного Ветра на одной из улиц Лондона. Только мальчик снова подумал, не приснилось ли ему всё, когда он был ещё совсем маленьким. Правда, потом он путешествовал в Страну Северного Ветра, — тут уж сомнений быть не могло, ведь каждый раз, проснувшись поутру, он точно знал, что снова был там. Размышляя об этом, Алмаз вспомнил одно утреннее происшествие. На первый взгляд, это была случайность, хотя она вполне могла определить дальнейший ход событий. Они с отцом направлялись на стоянку около Кингс Кросс, но, повернув на Грейс Инн Лейн, обнаружили, что улица перекрыта. Расспросив в чём дело, они узнали, что ночью ветром снесло несколько печных труб, и сейчас дорогу расчищали от мусора. Отец Алмаза развернулся и поехал на Чаринг Кросс.