— А теперь, дружок, — произнёс он, — забирайся обратно да уезжай, пока они не вернулись. Не теряй времени. Тебе здесь не место.
Но Алмаз привык думать не только о себе. Он заметил, что его новый друг сильно устал, может, даже болен и очень беден.
— Забирайтесь в кеб, сэр, — предложил он. — Я отвезу вас, куда скажете.
— Спасибо, друг мой, но у меня совсем нет денег, так что я не могу.
— Ой, не нужно денег! Я буду только рад, если вы ко мне сядете. Вы ведь спасли мои деньги. Я хочу вам отплатить, сэр.
— Куда ты направляешься?
— На Чаринг Кросс, но вообще-то мне всё равно, куда ехать.
— Что ж, я здорово устал. Если ты довезёшь меня до Чаринг Кросс, я буду очень признателен. Я шёл пешком от Грейвсенд, и у меня не осталось ни пенни, чтобы ехать дальше.
Сказав это, он открыл дверь, забрался внутрь, и Алмаз тронулся.
По дороге мальчик не мог отделаться от чувства, что раньше он уже видел этого джентльмена — Алмаз был совершенно уверен, что он джентльмен. Но как он ни старался вспомнить, где и когда это было, у него ничего не выходило. Тем временем пассажир — если можно его так назвать, ведь ехал он бесплатно — испытал огромное облегчение от езды в кебе и ему всё меньше и меньше хотелось идти дальше пешком. Он обдумал свои планы ещё раз, и, когда они проезжали Монетный Двор, окликнул Алмаза. Тот остановил лошадь, спустился и подошёл к окошку.
— Если ты отвезёшь меня в Чизик, я смогу с тобой расплатиться, когда мы туда доберёмся. Это неблизко, но я заплачу за весь путь от пристани, и даже ещё сверху.
— Отлично, сэр, — согласился Алмаз. — Я буду только рад.
Он стал забираться обратно на козлы, как тут джентльмен высунулся из окна и добавил:
— Мне нужен Заброшенный Сад, усадьба мистера Коулмана. Я покажу дорогу, когда мы доберёмся до места.
Тут Алмаза осенило. Но прежде, чем что-то ответить, он решил всё хорошенько обдумать и забрался на козлы.
Джентльмен был мистером Эвансом, за которого собиралась замуж мисс Коулман. Алмаз часто видел их вместе в саду. Я упомянул, что он не слишком хорошо с ней обошёлся, а именно — несколько раз трусливо откладывал свадьбу только лишь потому, что стеснялся своих маленьких доходов и не хотел жить скромно. Если мужчина заботится о том, что скажут люди, возможно, он и любит, но его любовь слишком слаба. Мистер Коулман взял молодого человека в свою компанию младшим партнёром и отчасти под его влиянием ввязался в сомнительные дела, разорившие его. Так что любовь молодого человека никому не принесла счастья. Корабль, который потопила Царица Северного Ветра, был их последним предприятием, и мистер Эванс отправился на нём, чтобы продать груз повыгоднее. Он оказался одним из немногих, кому удалось спастись и добраться на единственной лодке до необитаемого острова. С тех пор на его долю выпало немало испытаний и лишений. Но наука не прошла впустую, несчастья пошли ему только на пользу, потому что заставили усомниться в себе и задуматься. Тогда-то он и понял, каким глупым и жестоким он был. Если бы только мисс Коулман оказалась вместе с ним на том острове, если бы только он мог построить для неё хижину, шить ей одежду, добывать для неё еду, он был бы самым счастливым человеком на свете. А ведь дома он не хотел жениться, пока не будет в состоянии нанять слугу. Прежде чем снова попасть домой, он уже начал догадываться, что человек не может быстро разбогатеть, не нарушив воли Божьей, а в таком случае успех куда страшнее неудачи. Так что вернулся он куда более смиренным и собирался умолять мисс Коулман простить его. Он и предположить не мог, что Коулманы разорились, ведь он никогда глубоко не вникал в дела компании. Вообще редко кто из авантюристов имеет реальное представление о состоянии дел. Мистер Эванс не сомневался, что со времени его отъезда мало что изменилось, и ожидал, как и прежде, увидеть Коулманов в Заброшенном Саду. Однако, не столкнись он с Алмазом, ему бы не пришла в голову идея отправиться сразу к ним.
Но как же было поступить Алмазу? Он не раз слышал, что мама с папой не очень лестно отзывались о мистере Эвансе. Как мальчик понял, он повёл себя не слишком-то деликатно. Поэтому пока Алмаз не решил, как ему дальше быть, он ехал не торопясь. Разумеется, везти мистера Эванса в Чизик не имело смысла. А если рассказать, что случилось с Коулманами и где они теперь живут, вдруг мистер Эванс передумает к ним ехать? Мисс Коулман уж точно не откажется его увидеть, в этом Алмаз не сомневался. Наконец он решил, что в любом случае лучше будет им встретиться и всё уладить между собой.
Придя к такому заключению, мальчик развернул кеб и поехал на север в Хокстон прямиком к скромному жилищу мистера Коулмана. Мистер Эванс слишком устал и был целиком погружён в собственные мысли, чтобы следить, какие улицы они проезжали, поэтому даже не заподозрил, что они едут в другом направлении.
Ветер потихоньку усиливался и превращался в ураган. Почти всё время он дул им навстречу, и дорога для обоих Алмазов оказалась нешуточной. Хорошо хоть ехать было недалеко. Они ещё не добрались до улицы, где жил мистер Коулман, а ветер уже дул так сильно, что стоило мисс Коулман собраться на прогулку и открыть дверь, как дверь распахнулась настежь и ветер хлопнул ею о стену с таким грохотом, что юная мисс не отважилась идти дальше и вернулась домой. Спустя пять минут к дому подъехал Алмаз. Как только он свернул на нужную улицу, ветер стал дуть в спину. Чтобы остановить кеб у нужной двери, старому Алмазу пришлось изрядно поднатужиться, и у него порвалось подхвостье. Маленький Алмаз спрыгнул с козел, громко постучал в дверь, потом повернулся к кебу и произнёс, прежде чем мистер Эванс заподозрил неладное:
— Простите, сэр, упряжь подвела. Не могли бы вы ненадолго зайти в дом? Здесь живут мои друзья. Я отвезу вас, куда вам нужно, только сначала разберусь с поломкой. Я быстро, но вам негоже стоять на ветру.
Плохо соображая от голода и усталости, мистер Эванс уступил просьбе мальчика и направился к двери, которую с трудом удерживала горничная. Она приняла мистера Эванса за посетителя, кем он и был на самом деле, и провела его в гостиную на первом этаже. Когда горничная закрывала дверь, Алмаз прошептал ей:
— Скажите мисс Коулман. Он хочет видеть мисс Коулман.
— Не знаю даже, — ответила горничная. — Не похож он на джентльмена.
— Он джентльмен, ручаюсь. Я с ним знаком. И мисс Коулман тоже.
Горничная ещё помнила, как Алмаз вместе с отцом привезли домой хозяйку, поэтому поверила ему и сделала, как он просил.
Наш рассказ посвящён только Алмазу, поэтому мы не будем подробно описывать, что произошло в маленькой гостиной, когда мисс Коулман сошла вниз. Если бы мальчик знал, что мисс Коулман считала мистера Эванса погибшим, возможно, он поступил бы иначе. Послышался крик, потом беготня взад и вперёд, потом всё стихло.
Почти сразу, как мистер Эванс вошёл в дом, ветер стал потише и наконец совсем перестал. Алмаз решил затянуть подхвостье чуть потуже, чем обычно, и хоть коню это немного мешало, можно было ехать дальше. Только сначала мальчик решил спокойно покормить лошадь и устроился на козлах ждать, пока старый Алмаз покончит с обедом. Вскоре мистер Эванс вышел и позвал мальчика в дом. Он повиновался, а там мисс Коулман, к радости Алмаза, обняла и расцеловала его и, конечно, ему заплатили, не говоря уж о пяти драгоценных шиллингах, которые она дала ему сверху! Он не смог от них отказаться, потому что маме дома очень нужны были деньги для папы. Уехал мальчик от Коулманов почти такой же счастливый, как они сами.
Остаток дня прошёл неплохо, и хоть он заработал не так много, как накануне, в целом день прошёл удачно. А уж сколько рассказов было вечером дома! Он описал маме с папой все свои приключения, и как он поступил, и что из этого вышло! Они просто засыпали его вопросами. На какие-то он смог ответить, на другие нет. Папе, казалось, стало намного лучше оттого, что его сын научился быть полезным не только своей семье, но и другим людям и готов занять место отца как настоящий мужчина, умеющий принять мудрое решение и поступить правильно.
Алмаз выезжал с кебом ещё неделю-другую и кормил всю семью. Кое-где в Лондоне его уже узнавали и люди предпочитали нанимать именно его кеб, потому что о мальчике шла хорошая слава. Один джентльмен — он жил неподалеку от конюшен — нанял Алмаза, чтобы тот каждое утро в условленное время отвозил его в Сити. Мальчик всегда был пунктуален до минуты, хотя добиться этого было не так-то легко: папины часы не отличались точностью, их надо было постоянно сверять с часами на церкви Святого Георгия.
Но с помощью тех и других вместе он успешно справился с задачей.
По прошествии двух недель отец окончательно поправился и мог выезжать сам. Тогда Алмаз отправился узнать, как дела у Нэнни, а нам предстоит узнать, что из этого вышло.
огда отец первый раз выехал на работу, Алмаз, как обычно, отправился вместе с ним. Но после обеда они высадили пассажира недалеко от конюшен, и отец вернулся домой, а мальчик до вечера ездил один. Старому Алмазу было тяжеловато работать каждый день, но они не могли позволить себе вторую лошадь. Они берегли его, как только могли, отменно кормили, и конь старался не подводить своих хозяев.
На следующий день отец чувствовал себя отлично, и Алмаз решил отправиться к мистеру Реймонду попросить, чтобы тот взял его проведать Нэнни. Он застал мистера Реймонда дома. На этот раз слуга был отменно вежлив и проводил его в дом без лишних вопросов. Мистер Реймонд принял мальчика как всегда ласково, легко согласился на просьбу Алмаза, и они отправились в больницу, которая находилась неподалеку. Она располагалась в уютном старом доме, построенном во времена королевы Анны. Тогда в нём, несомненно, жили богатые и знатные люди, а теперь он стал домом для больных детишек, о которых там милосердно заботились. В Лондоне много районов, где такие больницы можно открывать едва ли не на каждой улице, и все они окажутся полны детьми, чьи родители умерли или не в состоянии о них позаботиться.
Алмаз вошёл вслед за мистером Реймондом в палату, где лежали те, для кого самое страшное в их болезни уже миновало, и они шли на поправку. Вдоль стен он увидел несколько железных кроватей, и на каждой лежал ребенок, чьё лицо многое могло рассказать. У кого-то возвращающееся здоровье играло легким румянцем на щеках и неуверенным пока ещё блеском в глазах; так наступающая весна пробивается сквозь холода и зимний мрак первыми застенчивыми почками и яркими крокусами. На лицах других пока царствовала уходящая зима. Они больше напоминали о снеге и пронизывающей вьюге, чем о солнышке, ласковом ветерке и бабочках. Но даже отпечаток страдания на таком лице говорил о том, что самые тяжёлые мучения уже позади, и пусть весны ещё не заметно, но она уже пришла.
Алмаз оглянулся вокруг, но Нэнни не увидел. Он устремил на мистера Реймонда вопросительный взгляд.
— В чём дело? — не понял мистер Реймонд.
— А где же Нэнни? — спросил Алмаз.
— Она здесь.
— Я её не вижу.
— А я вижу. Вот она.
Он показал на кровать, стоящую прямо напротив Алмаза.
— Это не Нэнни, — сказал он.
— Нет, она самая. Я часто к ней приходил с тех пор, как ты видел её в последний раз. Болезнь сильно меняет людей.
— Ничего себе! Можно подумать, она побывала в Стране Северного Ветра, — подумал Алмаз, но вслух ничего не сказал, только пристальней посмотрел на девочку, и тогда в лице новой Нэнни показалось нечто от прежней. Прежняя Нэнни, хоть она была доброй и дружелюбной девчушкой, все же была не очень-то вежливой, выражалась грубовато и вечно ходила чумазой. Тот, кто побывал в Стране Северного Ветра, конечно, видел в её лице всё лучшее, что жило в её душе, и всё же оно было грубым, отчасти из-за погоды, отчасти потому, что жила она среди скверных людей, а отчасти потому, что ей часто приходилось себя защищать. Теперь она стала мягкой, ласковой и могла вполне сойти за дочку благородных родителей. Алмаз поневоле вспомнил слова, услышанные накануне в церкви: «Страдание во благо» или что-то очень похожее. Наверняка Царица Северного Ветра так или иначе помогла Нэнни! Ведь из простоватой девчонки она превратилась в изящную девочку.
Мистер Реймонд, однако, удивлён не был. Он уже привык видеть чудесные перемены, подобные тем, что происходят с маленькими гусеницами, когда они заболевают и умирают, а потом возрождаются бабочками с крыльями вместо ножек. Ей больше не нужно было самой заботиться о себе: о ней теперь заботились чьи-то ласковые руки, даря ей тепло, покой и уют, облегчая головную боль, подавая освежающее питье, когда её мучила жажда; а чьи-то добрые глаза — словно звёзды небесного царства — не отрывали он неё сияющего взгляда. Огонь лихорадки и роса любви растопили и унесли прочь всю грубость из души Нэнни, и её личико стало таким благородным и нежным, что Алмаз не узнал девочку. Но чем дольше он на неё смотрел, тем отчётливее видел лучшие черты её прежнего лица; всё самое доброе и хорошее, что было самой Нэнни, постепенно показывалось ему, словно луна из-за туч, пока наконец мальчик не просто поверил мистеру Реймонду, а убедился сам, что перед ним действительно Нэнни — изнурённая, но такая красивая!
Он подошёл к ней. Она улыбнулась. До этого Алмазу приходилось слышать, как она смеётся, но он никогда не видел, чтобы девочка улыбалась.
— Нэнни, ты меня помнишь? — спросил мальчик.
Она снова улыбнулась, словно вопрос показался ей забавным.
Разве могла она его забыть?! Пусть она ещё не знала, что попала сюда именно благодаря Алмазу, но он часто ей снился, и она разговаривала с ним в бреду. И не удивительно, ведь Алмаз был единственным мальчиком, кроме Джима, кто был к ней добр.
Тем временем мистер Реймонд ходил от кровати к кровати и разговаривал с маленькими пациентами. Его тут все знали, и каждый с нетерпением ждал от него взгляда, улыбки или доброго слова. Алмаз присел на табуретку у изголовья Нэнни. Она вложила свою ладонь в его руки. Никто из старых знакомых больше не приходил её навестить.
Вдруг кто-то из малышей громко спросил:
— А мистер Реймонд расскажет нам историю?
— Ой, да, расскажите, пожалуйста, расскажите! — раздалось несколько детских голосов, чьи обладатели уже почти поправились. Оказалось, когда мистер Реймонд навещал детей, он всегда рассказывал им какую-нибудь историю, и дети радовались этому куда больше, чем другим приятным вещам, которые доктор разрешал мистеру Реймонду приносить для них.
— Что ж, отлично, — отозвался мистер Реймонд. — Расскажу. А что это будет за история?
— Правдивая, — ответила одна малышка.
— Сказка, — произнёс маленький мальчик.
— Так, — сказал мистер Реймонд, — раз мнения разошлись, придётся мне выбрать самому. Что-то мне не приходит в голову ни одной правдивой истории, поэтому я расскажу сказку.
— Вот здорово! — закричал малыш, который как раз её и просил.
— Я придумал её сегодня утром, вставая с постели, — продолжал мистер Реймонд. — Если она получилась удачной, я её запишу и попрошу кого-нибудь напечатать, тогда вы сможете сами прочитать эту сказку, когда захотите.
— Так, значит, её ещё никто не слышал? — спросил один из детей постарше.
— Никто.
— Вот это да! — воскликнули некоторые, полагая, что услышать историю впервые — это просто потрясающе. Должен признаться, действительно, была в этом особая прелесть, поскольку для самого автора сказка была почти такой же новой, как и для его слушателей.
Некоторые смогли приподняться в постели, другие остались лежать, так что обычных детских приготовлений с их суетливыми рассаживаниями и пересаживаниями здесь не было, но выражения детских лиц, повороты голов и слабые возгласы в предвкушении удовольствия красноречиво свидетельствовали, что все приготовления шли у них внутри.
Мистер Реймонд встал в центре палаты, чтобы каждый мог его увидеть, когда он повернётся. Алмаз остался у изголовья Нэнни, а её рука по-прежнему лежала в его руке. Не знаю, много ли смогли понять в этой сказке малыши. Да и вообще, сложно сказать, много ли в ней можно понять, потому что из таких сказок каждый выносит что-то своё. Но все слушали с явным интересом, и, конечно, с большим вниманием. Позже мистер Реймонд её записал. И вот она лежит перед нами, чуть изменённая, разумеется, ведь хороший сказочник каждый раз старается рассказать сказку лучше, чем в предыдущий. Сам я не могу отделаться от мысли, что своей сказкой мистер Реймонд отчасти обязан старой истории про Спящую Красавицу.