— Мама, а я спал! — вмешался Каос. — Теперь я долго-долго не захочу спать!
— Молодчина! — похвалила его мама. В доме было тепло и уютно. Мама переоделась, а потом пошла в спальню, разобрала постели и перевернула перины, чтобы они нагрелись. Папа с Каосом забыли перевернуть их, когда приехали в Лилипутик. Каос с мамой должны были спать на верхних кроватях, а тётя с дядей на нижних, папа же собирался сделать кровать из скамьи. Но до этого было ещё очень далеко.
— Прошу всех к столу! — торжественно объявила тётя.
Как красиво был накрыт праздничный стол! Всем сразу захотелось есть. Перед тарелками стояли рюмки, и в рюмку Каоса уже был налит его любимый черносмородиновый сок. Каос посмотрел сквозь сок на горевший камин, и сок заиграл красным огнём. Дядя поднял рюмку.
— Спасибо прошедшему году! — сказал он. У взрослых завязался разговор. Постепенно он перешёл на разные страны и положение в мире. Каос с любопытством слушал, ему было странно, что взрослые никак не могут договориться друг с другом: папе нравилась одна страна, а дяде — другая, с одними странами, оказывается, можно поддерживать отношения, с другими — нельзя.
Тётя была на стороне папы, а мама горой стояла за дядю. Спор становился всё жарче и жарче, Каосу казалось, что каждый по-своему прав, но когда он понял, что они вот-вот поссорятся, он рассердился. Драться взрослые, конечно, не стали, просто сидели мрачные и злые только из-за того, что никак не могли решить, кто должен быть главным в мире. Жаль, что с ним рядом не было Бьёрнара. Они с Бьёрнаром тоже иногда ссорились, но тут же и мирились. Вдруг Каос вспомнил, что ему однажды сказал Бьёрнар.
— А Бьёрнар говорит, — начал он, но его никто не слушал: взрослые почти кричали, перебивая друг друга. — А мы с Бьёрнаром думаем, — Каос закричал во всё гордо, — надо устроить так, чтобы никто никем не командовал, не захватывал чужие страны. И чтобы всем хватало еды.
Взрослые словно опомнились и с недоумением посмотрели друг на друга.
— Каос и Бьёрнар найдут выход из любого положения, — сказал папа — Я в них верю, но им ещё надо вырасти.
— Кто виноват, что в последний день старого года в голову лезут всякие невесёлые мысли? — заметил дядя. — Одно несомненно: нам повезло, что в этот вечер мы с нашими близкими сидим в тепле и стол у нас ломится от всяких вкусных вещей. Тем более мы не должны забывать тех, кому живётся тяжелее, чем нам.
— Ты прав, — поддержала его тётя, и Каос с облегчением вздохнул, увидев, что она больше не сердится на дядю.
Выждав немного, он торжественно объявил:
— А теперь пора есть сладкое! — Он видел, как тётя взбивала крем и украшала его морошкой.
После сладкого взрослые согрели воды и дружно вымыли посуду, а потом сели пить кофе
— Дядя, ну когда же? — Каос подошёл к дяде.
— Что — когда же? — удивилась мама.
— Дядя знает!
— А-а, я тоже знаю! — засмеялась мама — Мы все этого ждём.
Дядя отставил чашку и вынул из кармана две деревянные трубочки. Но Каос знал, что это не простые трубочки, а флейта. Вставив одну трубочку в другую, дядя заиграл на флейте. Лилипутик замер, слушая прекрасную музыку. Её было слышно даже за его стенами. И если кто-нибудь поблизости вышел прогуляться в новогодний вечер, он тоже слышал, как дядя играет на флейте, и, наверно, тоже радовался и думал, что эта мелодия как бы сродни горам и зимнему лесу.
Трудно сказать, долго ли просидел Каос в этот вечер со взрослыми, во всяком случае, он с папой и дядей даже выходил полюбоваться звёздами. Вернувшись домой, Каос удивился, увидев, что тётя снова греет воду — посуду они уже вымыли. Наверное, тётя греет воду, чтобы помыться самой, ведь в Лилипутике нет ни ванной, ни душа, подумал Каос. Но тётя мыться не собиралась. Она взяла две бутылки и стала осторожно наполнять их горячей водой. Нальёт чуть-чуть воды, поболтает, чтобы бутылка согрелась, и наливает ещё. Когда бутылка была полная, тётя завинтила пробку и обернула бутылку полотенцем. Каос во все глаза следил за тётей — неужели она ночью будет пить эту воду?
Тётя отнесла бутылку в спальню и положила её под одеяло в ту постель, на которой должна была спать. Наполнив другую бутылку, она положила её в постель, предназначенную для дяди.
— Боишься замёрзнуть? — спросил папа у тёти.
— Боюсь, что тюфяки ещё не прогрелись, хоть ты и протопил здесь с утра.
— А зачем тебе бутылка с водой? — поинтересовался Каос.
— Положу на неё ноги, и мне будет тепло, — ответила тётя. — Главное, чтобы ноги были в тепле.
— И я хочу такую бутылку! — сказал Каос.
— Сделаем и тебе. — Тётя открыла кухонный шкафчик и нашла там подходящую бутылку.
Так же осторожно она наполнила её кипятком, обернула полотенцем и положила в постель Каоса.
— Не бойся, пробку я завинтила очень крепко.
Каос лежал в постели, грея ноги о тёплую бутылку, слушал, как дядя снова играет на флейте, и не заметил, когда уснул.
Утром Каос первым делом потрогал бутылку. Она была уже не горячая, но и не совсем холодная, примерно такая же, как он сам. Каос поглядел на маму. Она ещё спала, но дядя и тётя внизу уже проснулись. Одевшись, тётя вышла из спальни. Каос свесил голову и наблюдал за дядей. Тихонько, чтобы никого не разбудить, дядя надевал свитер. Каос подождал, чтобы дядя вынырнул из свитера и помахал ему рукой. Дядя махнул ему в ответ и, прижав палец к губам, показал на маму. Это означало: «Тише, не разбуди!» Дядя знал, что мама любит утром поспать подольше, если не нужно идти на работу.
Папа тоже уже встал, но постель его ещё не была убрана. Тётя сложила одеяло и подушку в скамью и опустила сиденье, а папа тем временем затопил печку на кухне и сложил дрова в камине.
— С Новым годом, Каос! — сказал он. — Может, в этом году тебя уже следует звать Карл Оскар?
— Нет, мне больше нравится Каос. — К имени Карл Оскар он не привык.
— Как хочешь, — согласился папа. — Полным именем мы будем звать тебя, когда ты пойдёшь в школу, но до этого ещё далеко.
Весь день они катались на лыжах и радовались отдыху. Завтра утром им предстояло вернуться в город: маму ждало дежурство в аптеке, папу — голубой автобус, а тётю с дядей — их дом, который находился в тридцати километрах от города.
Вечером, уже дома, Каос спросил у мамы:
— Как ты думаешь, Бьёрнар вернулся с юга?
— Да, они вернулись сегодня. Завтра ты как обычно, пойдёшь к ним.
Каос обрадовался, он стоял, прислушиваясь к грохоту водопада и шуму печатных станков.
— Ну вот, всё опять входит в свою колею, — сказала мама. — Каос, беги скорей окну!
Каос взглянул в окно и увидел голубой автобус, который возвращался уже из второго рейса. Автобус посмотрел на Газетный дом, исполнил свой автобусный танец и покатил дальше.
— В этом году он танцевал для нас первый раз, — сказала мама и улыбнулась.
Когда Каос с папой, мамой, дядей и тётей были в Лилипутке, стояла ясная морозная погода. Теперь она изменилась: стало пасмурно, пошёл снег. Он шёл и шёл не переставая, снегом занесло все улицы и тротуары, и по ним можно было ходить на лыжах. Снега не было только на Главной улице, потому что ее чистили и днём и ночью.
По одной из улочек в верхней части города шли два лыжника, большой и маленький. Это были Каос и папа. А маленький голубой автобус стоял без дела на автобусной станции, теперь в первый рейс он уходил только двенадцать часов, потому что в январе бывает мало пассажиров. Люди боятся, что в январе в горах слишком холодно, и ждут февраля. А там начнёт пригревать солнце, и можно будет не только покататься на лыжах, но и немного загореть.
Каос шёл к Бьёрнару и волновался: вдруг он не узнает Бьёрнара? Или Бьёрнар — его?
Ведь они так давно не виделись! Эта мысль не давала ему покоя. Он шёл очень быстро, а папа — медленно, и получалось, что они идут с одинаковой скоростью. У папы ноги были длинные, а у Каоса — короткие, папа делал один шаг, а Каос — несколько, его ноги мелькали, как барабанные палочки. Он спешил и часто падал.
— Не торопись, у нас много времени, — сказал папа. — Сначала медленно скользни одной ногой, замри на секунду, а потом — другой. Тогда шаг у тебя получится длиннее. Вот попробуй.
— Получилось!
Каос прошёл немного, как его учил папа, но потом забыл, заторопился и снова растянулся на снегу. Лыжи у него запутались, и он не мог встать. Побарахтавшись в снегу, он затих и стал ждать папу. Но папа не спешил поднимать Каоса.
— А что бы ты делал, если бы меня здесь не было? — спросил он.
— Подождал бы кого-нибудь.
— А если бы никто не пришёл?
Каос посмотрел на свои переплетённые ноги и торчащие в разные стороны лыжи.
— Смотри сначала на одну ногу и на одну лыжу, — посоветовал папа. — Это не так сложно. Ведь у тебя всего две ноги и две лыжи.
— И две палки, — напомнил Каос, снова глядя на свои ноги.
— Чтобы встать, — продолжал папа, — надо перевернуться на спину и поднять ноги с лыжами вверх. Тогда ты сразу поймёшь, какая лыжа на какую ногу надета. Теперь потихоньку опускай ноги и поднимайся.
Каосу было чудно лежать на снегу, задрав ноги с лыжами. Мимо шла какая-то женщина.
— Помочь тебе? — предложила она. Каос покачал головой:
— Нет, я сам!
Наконец он разобрался в лыжах и встал.
— Молодец, теперь тебе сам чёрт не брат, — сказал папа и счистил с него снег — Каос был похож на снеговика.
— А разве раньше он был мне братом? — удивился Каос.
— Нет, конечно… — Папа засмеялся. — Так говорят, когда человек ничего не боится и может справиться с любым делом без посторонней помощи…
Они пошли дальше, сперва по ровному месту, а потом начался спуск. Каос немного присел и помчался вниз. В ушах у него свистел ветер, он нёсся всё быстрей и быстрей и не сумел повернуть там, где нужно.
— Осторожней, Каос! Остановись! — крикнул папа.
Впереди был перекрёсток, куда мог выскочить автомобиль. Каос не умел тормозить на полном ходу, как настоящие лыжники, поэтому он просто сел, и тормозом ему послужили собственные штаны.
— Ты меня напугал, —
сказал папа, подходя к Каосу. — А что, если бы ты выехал прямо на перекрёсток?
— Нет, я знал, что надо остановиться! — ответил Каос. — Мама меня предупреждала, что перекрёстки опасны. И Эва предупреждала, и Бьёрнар, и ты.
— А я ехал очень быстро?
— Очень. Ты не умеешь тормозить лыжами?
— Нет. Это трудно, особенно когда едешь так быстро.
— Буду тебя учить, — сказал папа. — Это нетрудно, а уметь надо обязательно. Вот мы и пришли. Звони в дверь, по-моему, Эва и Бьёрнар уже смотрят на нас из-за занавески.
Каос снял лыжи, но папа лыж снимать не стал, ведь ему надо было идти на работу. Каос позвонил и тут же для верности постучал в дверь. Эва открыла ему. Она очень загорела.
— Здравствуй, Каос! — сказала она. — С Новым годом! Я рада, что ты снова пришёл к нам.
— Я не один, со мной папа, но он не снял лыжи.
— С Новым годом! — приветствовала Эва и папу. — Подожди, пожалуйста, — продолжала она, — я должна предупредить Каоса: мы с Бьёрнаром поссорились и поэтому у нас дома очень невесело. Даже не знаю, Каос, захочешь ли ты остаться.
— Захочу, — не очень уверенно сказал Каос. Он так радовался, что Бьёрнар вернулся домой и они снова будут вместе играть!
У Каоса стало тяжело на душе.
— Из-за чего же вы поссорились? — спросил папа.
— Ты лучше зайди и рассуди нас, — предложила Эва. — Может, все вместе мы найдём выход из этого положения.
Пришлось папе всё-таки снять лыжи. Он счистил с них снег и поставил возле двери. Теперь там стояли две пары лыж — большие и маленькие — и две пары палок.
— Здравствуй, Бьёрнар! — сказал папа, входя в комнату. — С Новым годом! Ты загорел совсем как летом!
Бьёрнар и правда так загорел, что Каос не сразу узнал его.
— Так что же у вас случилось? — снова спросил папа.
— Я не хочу, чтобы из меня делали сопливого младенца! — сердито сказал Бьёрнар.
— Из тебя? Младенца? — Папа был удивлен. — Из тебя младенца уже не сделаешь, вон ты какой большой, без пяти минут школьник, умеешь читать и знаешь больше, чем другой взрослый. С чего ты взял, что из тебя делают младенца?
— С того, что Эва хочет запихнуть меня в меховой мешок! — с обидой крикнул Бьёрнар.
— Ну, Эва, теперь твоя очередь. Объясни и ты, что происходит, а мы с Каосом решим кто из вас прав.
— Да понимаешь, Бьёрнару надо выходить на свежий воздух, даже зимой в мороз. Ну съездили мы на юг, но ведь этого мало. Живём-то мы в Норвегии, зимой у нас вон какие морозы. Как прикажешь вывозить Бьёрнара на прогулку?
— Можно подумать, что я не катаюсь на санках! Каос и Эва знают, как я езжу, отталкиваясь палками!
— Ездить-то ты ездишь, но ведь ноги у тебя всё равно замерзают, и нам приходится возвращаться домой, — грустно сказала Эва.
— Да, да, да! — Бьёрнар сердито посмотрел на Эву. — Эва хочет придумать для меня сани, вроде финских, чтобы я мог ездить, сидя в меховом мешке! А я не хочу!
— Успокойся, пожалуйста, из-за чего мы спорим? Саней таких у нас нет, и, как их сделать, я тоже не знаю. Да и что нам это даст? В горах ещё можно на них кататься, а что делать, когда нужно сходить в магазин? Ума не приложу. Вчера вечером, например, мы поехали в магазин, так только намучились. Коляску не сдвинешь с места, колёса так и вязнут в снегу. Я совершенно выбилась из сил. А Бьёрнару всё равно плохо: когда мы вернулись, ноги у него были как ледышки. — Эва была по-настоящему расстроена. — На юге было так хорошо, а тут опять… Лучше бы мы никуда не ездили, жили бы, как жили…
На глазах у неё показались слезы.
— Ну что ты, Эва! Не расстраивайся, что-нибудь придумаем! — сказал Бьёрнар.
Папа повернулся к Каосу:
— Да, надо что-то придумать. Ты, Бьёрнар, тоже думай. Не хочешь сидеть в меховом мешке — твоё дело, но всё-таки одевайся потеплее. Попробуйте сегодня с Каосом нарисовать сани для Бьёрнара. Я тоже подумаю над этим, мне надо кое с кем посоветоваться.
— Я знаю, с дядей! — воскликнул Каос. Уж он-то обязательно что-нибудь придумает!
— Правильно! Дядя у нас мастер, у него есть всякие инструменты и даже своя кузница. Все вместе мы найдём выход из этого положения. Не грусти, Бьёрнар!
Бьёрнар улыбнулся первый раз за это утро.
— Значит, договорились! А сейчас я бегу! — сказал папа и действительно побежал, потому что уже опаздывал.
Эва, Бьёрнар и Каос смотрели в окно, как он у крыльца надевает лыжи: одна, вторая, палки в руках — и вот уже папа поднимается вверх по улице. Почувствовав, что на него смотрят, папа обернулся и махнул рукой. В это время лыжи у него скользнули назад, и папа упал. Каос уже хотел бежать ему на помощь, но вспомнил, что папа умеет вставать без посторонней помощи. Он поднял ноги с лыжами вверх, длинные лыжи покачались в воздухе и медленно опустились на землю — папа снова был на ногах. Он отряхнул с себя снег и быстро пошёл в гору.
— Твой папа поедет сегодня на автобусе? — спросил Бьёрнар.
— Да, у него рейс в двенадцать часов, — ответил Каос.
— А мой папа работает в большом городе, — вздохнул Бьёрнар. — Лучше бы он тоже водил здесь автобусы.
— Разве он там водит автобусы?
— Нет, он работает на вычислительной машине. — Бьёрнар развернул коляску и поехал в свою комнату. — Иди сюда! — позвал он Каоса.
Каос давно ждал этого приглашения, он соскучился по комнате Бьёрнара. Уж там-то они обязательно займутся чем-нибудь интересным!
— Сейчас мы рисовать не будем, отложим это на вечер, — решил Бьёрнар.