А еще я чувствовала, что теряю надежду и не хочу всего этого.
Пока я быал куклой, жизнь моя текла размеренно, ожидая меня в старой коробке на чердаке, с проплывающими облаками на безмятежном небе. Сегодня, завтра, послезавтра, сто, а может быть, тысячу лет я знала, кто я. Человеческое существование же было неподвластно, бесконтрольно и неподъемно для моих внутренних сил и переживаний. И от всех этих безнадежных мыслей я расплакалась. Впервые за эти долгие два года, которые мне показались целой вечностью, несмотря на то, что я так надеялась обрести свой дом, свою семью и свое место.
* * *
Горькие слезы отчаяния тихо текли по моим щекам. Я не хотела, чтобы мама видела меня такой, и усердно вытирала соленую воду, но она продолжала бежать ручьями, и я ничего не могла поделать. То зеркальное озеро слез, что скопилось за эти годы, уже было невозможно выплакать. И они всё текли и текли и полностью заволокли мой взор, так что я даже не обратила внимания, что какая-то белокурая женщина вот уже минуту разговаривает со мною. Я подняла на нее свои глаза, полные слез, и сначала не поняла, о чем меня спрашивают.
Вид незнакомки был удивителен тем, что светловолосые люди в этой части Италии встречались редко, зачастую это были туристы, которыми летом кишел старинный город.
Она нежно взяла меня за подбородок и ласково посмотрела своими почти прозрачными голубыми глазами, и только тогда я стала различать ее речь. Она сказала, что не стоит плакать о тех, кому уже не помочь. Нужно подумать о том, почему мы остаемся живы. Это значит, нам предстоит еще что-то очень важное. И наши дела мы можем посвятить тем, кто уступил нам свое место. Например, мы можем исправить свои ошибки и начать всё сначала. Даже самым жестоким сердцам дают еще один шанс.
Красивыми длинными пальцами с аккуратно подпиленными ногтями белокурая женщина собрала всех моих куколок, погладила поочередно щечки мальчиков и девочек, аккуратно разложила их, закрыла створку чемодана, сунула мне в руку какие-то купюры и произнесла:
– Я позабочусь о них, Долли.
Долгим взглядом я проводила эту стройную фигуру в шелковом платье старого покроя, что носили еще в мое время жены военных. Фигура удалялась, но напоследок, исчезая, женщина обернулась и подмигнула мне. Я почти хотела побежать за ней, чтобы расспросить, откуда она знает мое имя. Мне так захотелось познакомиться с ней! Познакомиться или, как мне вдруг показалось, повстречаться заново, ведь я должна была знать ее, раз она знала, кто я.
* * *
Я не спеша вернулась домой, по дороге стараясь обращать внимание на каждую деталь, словно пытаясь запомнить этот мир таким, каким вижу его здесь и сейчас. Я словно прощалась с этим городом, с его жителями, с домом, где ждала меня моя мама. Решение зрело медленно, но подойдя к нашему вечно увитому цветами дому с глиняной черепицей, я увидела, что мама уже ждала меня в дверях. Каких-то пять шагов отделяли меня от нее, но дальше двинуться я не могла: вдруг между нами словно выросла непреодолимая стена, а точнее, разверзлась бесконечная черная пропасть, которую невозможно было перепрыгнуть. Словно нас вырезали из общей картины мироздания и поместили в разные кадры фотопленки.
Будто мы парили на разных островках или осенних листочках, которые на миг соединились в полете, а потом вновь разлетелись в разные стороны по своей выбранной и понятной им траектории.
Ее глаза сказали мне все. В них я увидела свой маленький и тонкий силуэт. Ее тоска рассказала мне: она предчувствовала, что я покину ее. Ее боль в глазах рассказала мне, как этот дом покидали многие. Ее мольба в глазах просила вернуться. Ее теплота сказала мне: она ценит то время, что я провела здесь. Ее надежда давала мне силы, что, возможно, я еще вернусь.
Я увидела всё со стороны, словно одновременно героиня и зритель этого волшебного фильма, где один оторванный осенний листок, где стоял мамин домик, на чердаке которого валялись пыльные коробки с нашими книгами и куклами, вдруг взмывает вверх; его полет, легкий и быстрый, удаляет стирающую слезы со своих добрых глаз мамочку. Но эта картинка мироздания с маминым домиком давала мне надежду, что где-то есть и моя реальность, где я почувствую себя настоящей и нужной.
– Я еще вернусь, обязательно вернусь, мама! Мы вернемся с Молли! – уверенно крикнула я вверх, удаляющемуся вихрю, в который попал листочек, и закрыв глаза, сделала шаг и упала в пропасть.
* * *
Если я не чувствовала себя живой в теле куклы, то не чувствовала себя живой и в теле женщины, и не всё ли равно, куда провалиться после такого бесчувствия? Даже самые страшные чертоги и подземелья стали бы мне домом, лишь бы дали ощутить себя собой, кем бы я ни была.
Бури и вихри кружили меня в темноте какого-то пространства. Я закрыла глаза и спокойно дышала, ничего не ожидая и ни о чем не думая, полностью доверяясь этому потоку, который нес меня. И через некоторое время даже сквозь веки я почувствовала, как темнота уступила и легкое свежее дуновение коснулось моей кожи. Меня ждал Волшебный лес.
Наверное, я предчувствовала или догадывалась: это единственное место, опасное и страшное, странное и необычное, заставлявшее мое сердце трепетать и чувствовать, заколдованное, незримо преследующее меня в обычной жизни и зовущее в свои чертоги всегда, когда я была нужна. И здесь, в этом Волшебном лесу, я чувствовала себя своей.
Каждая наша новая встреча, каждое новое событие – это необыкновенное детское чувство трепета перед новыми чудесами и приключениями, и даже монстры и чудища здесь становились моими хорошими друзьями; такое волшебство не пугало, оно разрасталось, отчего я чувствовала себя большой и сильной. Мне кажется, я подходила к разгадке своей истории, и скоро я узнаю конец моей сказки, которая, возможно, станет началом моей жизни.
* * *
Большой, исполинский Лес с его высокими массивными соснами встретил меня бордовым заревом. Кровавое солнце закатывалось, оставляя пылающие следы на черных макушках деревьев.
Я посмотрела на свои руки и увидела, что лучи заката коснулись и меня, оставляя свои огненные следы, отчего пальцы мои заискрились. Я поняла – происходят чудеса, и улыбнулась. Сердце мое вдруг, легкое и радостное, подпрыгнуло от удовольствия. Какое это счастье – чувствовать свое сердце, особенно когда оно само по себе счастливо, без причины…
Я засматривалась на огненные переливы на моей коже, маленькие искры зажигались, словно светлячки, соединялись в цепочки и хороводами поднимались по рукам вверх, однако мне не было больно, наоборот, я почувствовала легкое приятное головокружение от всех этих превращений. Мне кажется, это и означает чувствовать себя живой – фонтан энергии, трепетание сердца, предчувствие счастья, радость без причины.
Я подняла голову от завораживающего танца огненных снежинок у себя на коже и, наконец, увидела впереди темный силуэт. В глазах двоилось или даже троилось, в один момент мне показалось, что я вижу огромного медведя, который приближался. Но я уже знала, кто это: конечно же, меня встречал мой дорогой друг, мой бордовый рыцарь в белом кружевном жабо, по-звериному взмахивая своей косматой головой. Однако при приближении медвежий облик почему-то растаял; или заколдованный Лес играл злые шутки с моим зрением, или этот закат отбрасывал багряные тени, искажая видимость вокруг, или это моя голова так кружилась, что стали расплываться образы. Ко мне приближался незнакомый молодой человек; улыбаясь, он поприветствовал меня. Всё это меня настолько забавляло и радовало, что я просто наслаждалась происходящим. Он поцеловал мне руку, я засмеялась, а маленькие огненные светлячки взлетели в воздух, словно их подбросило воздушной волной. Внутренний костер мой стал разгораться заново. Каждая минута, проведенная в Волшебном лесу, делала меня огнедышащей жизнью!
Мне так захотелось погладить его по голове. Это было выше моих сил, и потом, мне казалось, в этом лесу я могла себе позволить всё. Я провела рукой по его длинным волосам, по его щеке, алые снежинки с кончиков моих пальцев перекинулись на его щетину. Его лицо мне было смутно знакомо, словно оно находило отображение и оттенки во всех лицах добрых людей, которых я встречала. Эти черты лица, эти глаза, эта улыбка… Мужчина так и остался в поклоне, держа мою руку у своих теплых губ. Он прикрыл глаза, лицо его выражало абсолютное спокойствие и удовлетворение, разрешая и дальше гладить себя по голове. Эти волосы, эта осанка…
Наконец он почтительно отстранился и поднял голову, давая мне время рассмотреть его. Всё мне казалось до боли знакомым, но я не могла вернуть воспоминания. Да и были ли они важны, если сердце мое, все мое тело доверяло и желало поскорее обнять этого знакомого незнакомца? Как я соскучилась по тебе, мой друг, кем бы ты ни был. В любом обличье и в любом виде я рада видеть тебя живым и здоровым. Ты со мною, а я с тобой. Я гладила его по щеке, он нежно держал меня за руку. Мой жар огненным покрывалом накрыл нас. Если бы я только могла вернуть самую первую встречу, когда обрела моих друзей, вернуть то время, где я была сама собой!
– Пойдем? – наконец сказал он мне.
Я молча кивнула. Как это приятно – довериться кому-то, следовать туда, куда тебя зовут, верить каждому слову, молчать и ничего не говорить, будто слова излишни.
Огни воспылали с новой силой и теперь охватили не только руки, но и мои волосы, а сердце тем временем напевало какую-то забытую веселую мелодию, словно сегодня был настоящий праздник, может быть, даже день рождения.
Пока мы стояли, обнявшись, солнце окончательно село, и белая огромная луна с изощренным рисунком кратеров на поверхности воцарилась на небе. Я посмотрела на нее внимательно, и мне показалось, что она мне подмигнула. Я рассмеялась. Чудеса были сегодня везде.
Темный Лес расступился, мое огненное свечение красным пламенем освещало наш путь, а огромная луна важно следовала за нами, превращая дорожку в переливчатый ковер, сотканный из перламутра. Я почувствовала себя как в сказке – столько торжества было сегодня в этом Лесу. Наконец мы вышли к опушке. Мой друг почтительно снял свою руку с моей и остался где-то позади. Я поняла, что мы пришли, и замерла.
Посередине поляны, словно сотканная из лунного света, стояла Молли! Моя прекрасная чудесная хозяйка!.. В белых перламутровых одеждах, стройная и строгая, она была настоящим чудом. Господи, как я ждала и как из последних сил верила, что этот момент настанет! Какое счастье видеть тебя такой прекрасной, здоровой и живой! Слезы выступили на глазах, но я сдержалась.
Молли не шевелилась, я видела, что она сосредоточенно смотрит на меня. Я тоже не могла отвести от нее взгляд, от ее красоты, от ее внутреннего свечения, благородства, всего того прекрасного, что значил для меня ее образ. Я была так взволнована нашей встречей и поняла, что она тоже волнуется: мощные электрические лучи
нервными волнами струились из нее в разные стороны, так же, как мои огненные.
Сейчас я видела перед собой самое дорогое и самое прекрасное для меня лицо на свете. Эти сеточки мелких морщин вокруг глаз, говорившие о веселом нраве; эти продольные бороздки от многочисленных улыбок вдоль мягких нежных губ; этот прямой аккуратный профиль, говоривший о внутренней силе и терпении; эти тонкие брови с легким подъемом, говорившие об открытости натуры и умении удивляться и радоваться; этот твердый подбородок, говоривший о прямом характере, и эта женственность, деликатность, шелковистость лица, которая могла быть дана лишь свыше, чтобы служить талантом превращать всё вокруг в негу и цветы, освещать всё, чего касался этот добрый, но могущественный и глубокий по силе взгляд.
Своими огненными пальцами я коснулась своей щеки и губ, будто впервые прикасаясь к ним, и то же самое сделала Молли своими перламутровыми светящимися пальцами. Я продолжала исследовать свои глаза и лоб и чувствовала, будто Молли нежно касается меня. Я не могла поверить: то, что я вижу перед собой, – это правда. Я знала это лицо до боли и вновь открывала его для себя, словно чужое.
Как же я люблю тебя, моя дорогая. Ты самый лучший, самый дорогой мой человек на свете. Одна на миллион. Таких, как ты, больше нет. Как я мечтала увидеть тебя живой. Как я хочу обнять тебя. Как я хочу быть с тобой. Что бы ни случилось, кто бы или что бы ни разлучило нас, я прошу прощения у этих сил и прощаю всех врагов, лишь бы этот миг не заканчивался.
Я закрыла глаза, моя кожа горела, сердце бешено колотилось, подогреваясь внутренним жаром. Я должна вспомнить! Я должна узнать, кто я. Должна быть весомая причина, которая так жестоко раскидала нас с Молли по разные стороны вселенной и превратила мое сердце в картонную погремушку. Я вновь открыла глаза и со всей силой, что кипела во мне адским пеклом, посмотрела в глубокий и туманный взгляд моей второй половины. И я вспомнила…
Мощной волной, похожей на потоки дикого цунами, память обрушилась на меня! Воспоминания гигантскими метеоритами проносились мимо, разрываясь грохочущими снарядами вокруг. Наконец большая безмятежная белая луна сорвалась со звездного полотна и упала, погружая меня в этот белый взрыв чередующихся событий, о которых я думала, что похоронила их навсегда. То, что я увидела в конце осевшего пепла и осколков воспоминаний, полностью парализовало мой дух. Лишь растущая обжигающая волна боли желчной лавой поднималась из моего нутра, и огненным смерчем она вырвалась из почерневшего, словно уголь, рта одним словом: «Драго!!!»
В этот момент сквозь какую-то пелену я увидела, как Молли бежит ко мне, и несмотря на оцепенение, я подалась вперед. Она обняла меня в тот момент, когда я почти превратилась в пылающий пожар, сгорая на глазах, и чудесная теплая волна чего-то родного, чего-то любимого шелком окутала меня, утешая и умиротворяя. Она целовала мое лицо, обнимала меня, что-то нашептывала мне; от ее присутствия и нежности, от долгожданности и трепета этих прикосновений я словно забыла, что минуту назад жуткие картины памяти удушающей чернотой вошли в мое сознание. Она улыбалась мне и нежно щипала за щеки, в ее взгляде я читала надежду, веру и любовь. Ее прохладные прикосновения, аромат ее кожи, шелк волос, ее душа и свет вновь вернули меня из волны непреодолимого черного отчаяния.
Она взяла меня за руки и попросила довериться ей. Какие могли быть сомнения! Я готова была еще тысячу раз пройти то, что прошла ради нее, еще раз окунуться в самое черное и ужасное, что случилось с нами, только ради того, чтобы знать: этот момент счастья настанет. Это была моя Молли. Боже, как я любила ее, любила ее больше всех на свете. Одну на миллион.
Лес окрасился необычным сиянием, то перламутровые, то огненные вспышки фантастическими салютами празднично раскрасили небо. На поляне стояли две молодые женщины, которые как две капли воды были похожи друг на друга. Эта восхитительная картина завораживала и трогала воображение гостей Леса в этот чудесный удивительный день 31 декабря. В день, когда здесь начиналась настоящая магия!
Молодые женщины, словно два абсолютно одинаковых отражения одного зеркала, преодолев жизненные невзгоды, таинственные препятствия и рок судьбы, мужественно перенеся боль разлуки, стояли, нежно обнимаясь. Словно обреченные, но помилованные, они нашли друг друга и новую жизнь! И эти хрупкие надежды на новое счастье огромными разноцветными воздушными пузырями возносились в небо, цепляясь за веселую луну.
Нежные улыбки сменялись безудержным смехом, а потом вновь облекались в нежность. Они не могли насладиться этим моментом; вдруг одна принималась пощипывать другую за щеку, а вторая зарывалась в волосы первой. Они кружились и не могли устоять на месте ни секунды. Жизнь неукротимой энергией била из них, и они фонтанировали, раскрашивая всё вокруг в радужные цвета счастья. Наконец, взявшись за руки, они закружились, как две большие юлы, раскручиваясь в большие вихри, одна голубовато-перламутрового цвета, другая огненно-черная, и превратившись в две звезды, мощным лучом вознеслись куда-то вверх, ослепляя своим сиянием Лес.
Неизвестно, сколько прошло времени, да и было ли время причастно к тому, что происходило?! Магия настоящей, истинной любви осветила большую круглую луну, и она сама превратилась в большой разноцветный воздушный шар. На ней, словно на большой поляне, подхваченные на какие-то волшебные крючки, висели воздушные качели, увитые весенними цветами; раскачиваясь во все стороны, на них сидели две пухленькие красивые девочки, равно похожие, словно зеркальное отражение, и не обращая ни на кого внимания, похихикивая, болтали ножками, нашептывая друг другу на ушко свои девичьи секретики. Вдруг одна заходилась в таком неудержимом смехе, что скатывалась с качелей и бежала прямо по лунной дуге, не в силах просто стоять не месте; вторая опрометью, ничего не видя перед собой, бежала следом. Первая забрасывала лассо из витых цветов прямо на луну, и они раскачивали ее в разные стороны, как большую пуговицу. Луна глубоким эхом смеялась в ответ на такие шутки. И эти детские забавы, эти милые секретики, эти разговоры и гуляния не прекращались, им не было конца.