— Даже и не подумаю! — отрезал повеселевший писатель. У него сразу поднялось настроение, когда он узнал, что Распорядкин уже не распоряжается на улицах. — Засоришь мне чернильницу!
— Не засорю, не бойся! — равнодушно откликнулся крот. — Если ты и захочешь, я не останусь в твоей чернильнице. Как только попаду в нее, меня тут же проглотит страшное чудовище и унесет в сказку…
— Какое чудовище? Ты не врешь?
— Я никогда не вру. А чернильницу твою терпеть не могу, так и знай. Если бы меня не ждал в ней сом, который… черт побери, неужели мне придется выдать величайшую тайну сказочной страны?
— Я бы попросила не чертыхаться, — предупредила Мечтышка. — Сколько времени воспитываю вас и никак не могу перевоспитать… Как были некультурными, так и остались…
— К черту вашу культуру! К черту ваше воспитание! Запомните, в наш век все решает только техника! — царапал когтями по столу взбешенный крот. — Я попал в неудачное время, когда ремонтируют тротуары. А тайны все равно не выдам… Нет!
Писателя не на шутку заинтересовала «великая» тайна. Каким образом этот обожающий технику крот очутился в его чернильнице? И спички? И пес Зубарь? А главное, как туда попали Колышек и Колобок?! Он пустил их гулять по белу свету, удовлетворившись рассказами о том, как один бежал от пса, а другой от спичек. Но читатели-то будут пожимать плечами, читая странички, которые он исписал, поскрипывая своим перышком. Как же все-таки человечки и их враги перебрались из сказки в чернильницу? Каким средством сообщения они воспользовались? Ракетами? Но ведь в сказках не стартуют ракеты! На ведьмином помеле? Зубаря и Горячку ведьма еще могла бы донести, но как туда попали Колышек и Колобок?
Вы не забыли о том, что мышка Мечтышка серьезно занималась изучением психологии? Она легко обнаружила слабое место в разглагольствованиях крота.
— Может быть, крот вовсе и не знает никакой тайны? Может, только хвастается? — прибегнула мышка к хитрости.
— Ни Зубарь, ни Горячка не знают того, что знаю я! — гордо заявил крот.
— Не верю! — воскликнула Мечтышка.
— Не верю, не верю! — поддержал разгадавший ее хитрость писатель.
— Ах, не верите? — разозлился крот. — Так я вам докажу. Нет, я не стану рассказывать про себя… И не про Зубаря… А про этих негодяев и мятежников, про Колышка и Колобка… как нырнули они в твою чернильницу…
— Но, кажется, они туда попали не сразу? — уточнила ученая мышка, которая добровольно возложила на себя обязанности секретаря писателя. — Ты и это знаешь?
— Я все знаю. Я ведь наблюдал за ними в бинокль с той минуты, как они появились на свет… Только не перебивайте и не подгоняйте меня! Избавившись от собак и спичек, Колышек и Колобок шли, шли, пока дорогу им не преградили горы. Выбрав красивый, гладкий холм, беглецы взобрались на него и легли отдохнуть. Только они задремали, как холм оторвался от земли и взмыл в поднебесье. Испугались они и в рев — никогда еще не бывали на такой высоте! От криков холм задрожал и, покачавшись из стороны в сторону, спустился пониже. Вот тут-то беглецы и обнаружили, что они лежат на ладони великана. Неподалеку копошилось еще несколько великанов, разрезая носами облака. Стуча от страха зубами, Колышек и Колобок метались по ладони, пока не застряли в глубокой, как ров, морщине. «Эй, кто там щекочет? — рявкнул великан, а Колышку и Колобку показалось, что грянул гром. — Вы кто такие? Вылезайте сейчас же, а не то стряхну на землю, костей не соберете!» — крот очень старался говорить голосом великана. — Пришлось им выбираться из рва, то есть из морщины на ладони.
То и дело спотыкаясь на качающейся ладони великана, они поведали ему о своих приключениях, и тот развеселился. Он так хохотал, что гнулись леса и дрожали горы. Но это были не горы, а братья великана.
Насмеявшись вволю, великан успокоился. Его зовут — только никому не говорите! — Дылда. «Если будете комаров отгонять, пока я посплю, — сказал Дылда, — недолго, всего часок, я отправлю вас в добрый мир… Там никто не держит колышков в пеленках до семи лет и никто не скармливает колобков собакам». Они согласились — что было делать. Но Дылдин часок превратился в годы. Вроде тех семи лет, что Колышек проворочался в зыбке! Комаров слетелось туча! Хорошо, что в кармане у Дылды была скорострельная рогатка— стреляли, стреляли Колышек с Колобком из рогатки, пока Дылда не приоткрыл один глаз. Еще столько же комаров перебили, пока второй глаз проснулся.
«Хорошо сражались, — похвалил он их, — метко стреляли. Не останусь и я в долгу».
Поблизости рос орешник, за ветви которого чуть не цеплялись облака, на нем висели орехи величиной с голову. Дылда сорвал два ореха, расколол, мякоть отправил в рот, а человечков посадил в скорлупу. Поднес ко рту, да как дунет! Сперва они летели высоко-высоко, потом нырнули куда-то глубоко-глубоко. А когда опомнились, смотрят: темные волны бурлят за бортами скорлупок — они в чернильнице…
— В этой вот чернильнице? — прошептал взволнованный Ластик-Перышкин. Он так и остался любопытным, как дитя, хотя и был произведен в волшебники.
— Нет, то была чернильница ученого Очкарика.
— А как же они перебрались из нее в чернильницу художника Тяп-Ляпа?
— Как? Как? — проворчал крот. — Очень просто! Прыгнули обратно в чернильницу Очкарика, а там их вместе со скорлупками проглотил сом и доставил к великану Дылде. Тот снова дунул, надув щеки. Беглецы опомнились уже в другой чернильнице — в чернильнице художника Тяп-Ляпа… Мух мы там наглотались, всяких козявок…
— Ах, так и вы, почтеннейший крот, наглотались мух? — фыркнула Мечтышка.
— На провокационные вопросы не отвечаю! Может, больше не рассказывать?
— Рассказывай, рассказывай, — воскликнул писатель, не в силах сдержать любопытства. — Что было потом?
— Потом снова проглотил их тот же сом и снова доставил в край великанов. Дылда увидел, что они опять возвращаются, да как заорет! «Если и в третий раз вернетесь, — грозно предупредил он, — зашвырну на Северный полюс, в медвежье царство… Наломают вам бока — не будете больше надоедать!» Схватил Дылда человечков, затолкал в те же ореховые скорлупки, только уже не стал дуть. Поддал ногой, чтобы улетели подальше. Летели они, летели и упали в море. Это было самое большое и глубокое море — твоя чернильница!
«Чепуху городишь! Этого не могло быть!» — хотел было крикнуть Ластик-Перышкин, который никогда бы не поверил, что есть такие меткие великаны и быстроходные, как подводные лодки, сомы. Однако возразить помешала борода. Но еще больше удивился он, когда услышал собственный голос:
— Очень даже, я вам скажу, может быть…
И веселый, напевая сквозь бороду какую-то песенку, он схватил крота за шиворот.
— Только окуните его поглубже, — серьезно предупредила мышка. — Он — не просто скрытный крот. Он грозился, что изобретет лучи смерти… Взорвет все-все дома и машины…
— Конечно, изобрету. Я занемог, но, знайте, техника всемогуща! В следующий раз я вынырну с лучами… Тогда…
Плюх! — и крот плюхнулся в разверзшуюся глубь чернильницы, прямо в глотку сома.
Мышка Мечтышка одарила писателя очаровательной улыбкой.
— Вы были просто великолепны, дорогой автор! Жаль, что у меня под рукой не было фотоаппарата.
— Вы снимаете? — удивился было автор, но тут же перебил себя: — Очень даже, я вам скажу, может быть!
Месть Ясама
Собакам и спичкам явно не везло. Избегались, с ног сбились, а беглецов так и не поймали. Мало того — даже не напали на их след. Теперь они уже жалели, зачем обидели верного крота, зачем бросились его одни кусать, а другие жечь. Можно ведь совсем пропасть без связи в этом большом, шумном городе!
Растерявшиеся в сутолоке машин и людей, собаки и спички несолоно хлебавши вернулись к автоинспекции. Притихшие, подавленные, они то и дело озирались, не блеснет ли где-нибудь бинокль крота. Все плиты тротуара лежали на своих местах, друг возле друга, — даже червяк не протиснется!
— Гав-гав! Крот, милый наш кротик, — выли собаки, призывая верного связиста. — Отныне будем уважать тебя и твою технику! Гав!
— Покажись! Мы для тебя станцуем! — взывали спички. И тут же, построившись, сплясали свой знаменитый танец, похожий и на «твист», и на «польку стариков» одновременно. Но крот и после этого не показался.
Не теряя надежды, собаки обнюхали всю улицу и две соседние. Спички облазили подвалы ближайших домов, освещая самые темные уголки, — все было напрасно!
— Твой недисциплинированный отряд напугал крота! — обвинила спичка-генерал генерала-пса. — Мы пропали без телефона, без бинокля!..
— Все ты! Все ты! — не сдавался Зубарь. — Гор-р-ришь, когда не тр-р-ребуется, а когда на самом деле тр-р-ребуется — от тебя пшик!
Горячка, страшно оскорбленная, обратилась к своим:
— Не кажется ли вам, спички, что пора подсмолить союзников? Слишком длинные космы отрастили!
— Пора! Пора! — вскричали спички, приготовившись трещать, пылать и жечь.
— Ну, взялись! Кто кого! — подбежал какой-то мальчишка, позвякивая бутылками из-под кефира. Бутылки постукивали в сетке и бренчали, словно живые существа. Казалось, они тоже исподтишка посмеиваются над собаками и спичками.
— Постор-р-ронись! — предупредил Зубарь. — Мы ищем связиста крота. Без него нам не схватить Колобка и Колышка. Бр-р-рюки на тебе р-разорвем, если будешь насмехаться!
Спички прыгнули на тротуар, окружили болтающуюся сетку.
— Сетку сожжем, разобьются твои бутылки! Хочешь?
Мальчишка, ясное дело, не хотел, чтобы бутылки разбились и кефир вылился на землю. Однако он принялся еще яростнее подзуживать забияк. А бутылки в сетке ныряли, как щуки.
— Вы — враги Колобка и Колышка? — вопил он. — Прекрасно! Разделайтесь с ними! Они и мои злейшие враги! Они…
— Ты видел этих негодяев? — собаки и спички сразу забыли о своих распрях. — Кто ты такой? Покажи нам их!
Мальчишка вздохнул, его надутые щеки опали.
— Я теперь обыкновенный мальчик Юргюкас. А был я… Неужели вы ничего не слышали обо мне? Я был Ясамом, человеком с большими заслугами! День-деньской я отдыхал, а плакатики возвещали всем о моих заслугах. Даже мухам! Но подкрались эти противные человечки — Колобок и Колышек! — и разорвали мои плакаты. Не осталось больше заслуг!.. Мама вот за молоком погнала…
— Где они? Где? Говори! — выли собаки и спички, нимало не заботясь о пропавших заслугах Ясама. Их интересовали только беглецы, от одного из которых сладко пахло ржаным хлебом, а от другого — струганой липой.
Сам Юргюкас, лишившийся всех своих заслуг, не осмелился преследовать беглецов. Глаза у собак так и сверкают, спички так и шипят — управятся и без его помощи!
— Сверните влево, — махнул он сеткой, — потом направо, потом опять налево, потом опять направо, пока не дойдете до белой козы, что пасется среди сосен. Я не видел, в какую сторону подались беглецы. Она видела. У нее и спросите!
Недослушав до конца, собаки побежали впереди, спички, ловко подпрыгивая, переворачиваясь через голову, — за ними.
«Обещал отомстить и отомстил!» — злобно радовался Юргюкас, еще совсем недавно известный как Ясам, весьма заслуженная личность. Он не сомневался, что собаки и спички сожрут Колобка, сожгут Колышка.
— А что мне мама скажет? — спохватился мститель. — Пропал с кефиром неизвестно куда!..
Побежал и бывший Ясам. Однако за то время, что лежал на боку, он совсем разучился бегать. Не догнал ни собак, ни спичек.
Битва за апельсин
Бросаясь то влево, то вправо, прыгая то по асфальту, то по немощеным улочкам, преследователи прибежали в сосновую рощу. Здесь, возле красивых домиков, и паслась коза. Белая-пребелая, почти как из сказки. И зеленые глаза горят чуть не сказочным огнем, как будто она ненастоящая — только обернулась козочкой.
Коза все трясет и трясет острой бородкой. Не признается, что видела беглецов, слышала, о чем говорили Колобок и Колышек.
— М-ме! Я щипала листочки, м-ме!
А когда собаки и спички надоели ей, она сверкнула зелеными глазами и заблеяла на весь сосняк:
— М-ме! Ме-ке-ке! Спросите у глупца, м-ме!
— Ах, так глупец знает? Покажи нам его! — обрадовался генерал Зубарь.
— Немедленно! Сейчас же! — затопала ногами от нетерпения и генерал Горячка, едва не вцепившись козочке в шерсть.
— М-ме! — стукнув копытцем, коза встала на задние ноги. — Глупцов искать не надо. М-ме! Глупцов везде полно!
Раз-два — и козочка вскарабкалась на дерево. С ветки на ветку, глянь — уже почти на самой верхушке. Медленно раскачивается, словно повешенное для просушки полотенце, и отчаянно мекает, как будто внизу ее подстерегают волки. М-ме! Ме-ке-ке!
Станешь тут дожидаться — еще люди с кольями сбегутся! Словно воды в рот набрав, собаки и спички побежали дальше. Только то и выудили у вредной козы, что глупец все знает. Он уж скажет, где спрятались беглецы.
Бегут собаки и приглядываются, скачут спички и всматриваются: кто из встречных глупец, а кто умник, не заслуживающий их внимания. Видят, стоит человек среди опавших, битых яблок и ковыряет в длинном-длинном носу. А ветки клонятся и все бьют, бьют по этому носу.
— Эй ты! — обратился к нему Зубарь, дернув за штанину. Брюки у этого человека были широкие-преширокие. — Уж не ты ли и будешь глупец?
— Я? Я — глупец? Ха-ха-ха! — расхохотался человек так громко, что даже деревья затряслись и последние яблочки, уцелевшие на самых верхушках, посыпались на землю. — Я — хитрец, запомните! А глупец вон там обосновался, на опытной станции. Спасибо, хоть рассмешили меня. А то я всегда серьезен, все думаю и думаю… Ха-ха-ха!
От его хохота собаки едва не оглохли, а спички чуть не разлетелись во все стороны, как перышки. Пришлось поспешно убираться из сада, где деревья все еще тряслись и ломались.
Поплутав еще немного, преследователи увидели ровные, словно причесанные, ряды кустов. Только один, колючий, весь в шипах, высовывался из ряда, тянул длинные, крючковатые ветки, похожие на пальцы с острыми когтями.
— Может быть, ты и есть глупец — без ветра растрепался? — прошипела ему Горячка.
Рассмеялся и колючий куст, но так злобно, что даже у бесстрашных спичек пробежала дрожь по телу.
— Хе-хе-хе!.. Говорите, я глупец? Разве вы не видите, что я вечно танцую? Я танцую, когда хочу, и заставляю всех плясать со мной!
— Кого же это ты заставляешь плясать? — в удивлении отступили спички, которые тоже любили танцевать, но по собственному желанию, а не по принуждению.
— Легковерных людей! Тех, кто рассчитывает получить от меня множество ягод! Я— хитрец, меня никто не обманет. Совсем недавно два типа увивались вокруг меня. Хотели оранжевый орех всучить. Дескать, будь так добр — возьми, наколи на ветку… Нет, мол, сил нести…
— Где этот орех? Покажи! — облизнулись голодные собаки.
— Не так я глуп, чтобы брать его, — прошипел куст. — Подсунут какой-нибудь поганый орех, а потом потребуют ягод. Ягоды, ягоды, ягоды! Не дождетесь, чтобы я вам ягоды дал! Что, и вы мне взятку суете? И вы хотите перевоспитать? Я всех насквозь вижу. Прочь, кровопийцы!.. Прочь!
И куст извернулся еще замысловатее, еще дальше протянул свои цепкие руки. Он так и загребал ими, словно граблями. Казалось, схватит и уже не отпустит. Страшно!
— Хе-хе, — несся вдогонку убегающим преследователям желчный смех куста. Даже у них в сказке не росли такие ядовитые растения!
Вскоре преследователи увидели человека, который, точно аист, стоял на одной ноге. Собаки и спички повалились отдохнуть, а тот все не двигался с места. Даже ногу не сменил.
— Ну, вот этот уж настоящий глупец. Как вы думаете, генерал? — громко обратился Зубарь к Горячке.
— Да, ни дать ни взять глупец. Он нам скажет, где Колышек и Колобок!
Человек на одной ноге не стал смеяться, как другие. Он почему-то расстроился.
— Нет, я не глупец. Еще недавно я танцевал и хотел танцевать вечно. Думал, что я самый счастливый. Но теперь усомнился. Мне кажется, Колобок и Колышек гораздо счастливее меня…