Итак, 8 августа Руби прилетел в Гавану якобы для того, чтобы навестить дорогого друга Маквилли, который так соскучился, что прислал ему оплаченный билет. В аэропорту он был задержан таможенно-пограничной службой, но вскоре отпущен. (Не говорит ли это о том, что кто-то уже выторговал или выпросил у кубинцев разрешение на его въезд?) На Кубе он отнюдь не бездельничал. Английский журналист Вильсон еще в декабре 1963 года сообщил американскому посольству в Лондоне, что «американский гангстер по имени Руби сопровождал несколько раз человека, приносившего еду для другого гангстера по имени Сантос, с которым он, Вильсон, вместе сидел в концлагере Трескорниа летом 1959 года». (Пресса к тому моменту еще ничего не сообщала о визитах Руби на Кубу, так что Вильсон не мог выдумать этот эпизод, столь точно совпавший по датам и именам с реальностью.) Сам Маквилли в 1978 году, не зная, что уже известно Комитету Стокса, а что — нет, допустил, что, может быть, он брал с собой Руби, когда навещал друзей (не Трафиканте, которого он якобы не знал) в концлагере. Трафиканте уверял, что не помнит, чтобы когда-нибудь видел Руби в лагере, но признавал, что знавал Маквилли в Гаване и, возможно, видел его в лагере Трескорниа.
Таким образом, после того как Руби не прилетал на Кубу 8 августа (ложь Руби и Маквилли), не посещал лагерь Трескорниа и не виделся там с Трафиканте (ложь Трафиканте, опровергнутая английским журналистом и, косвенно, самим Маквилли), Трафиканте был выпущен из лагеря 18 августа (а вскоре и из страны), а Руби, не покидая Гаваны (ложь кубинских властей), посетил свой сейф в банке в Далласе 21 августа и 4 сентября 1959 года.
Куба под властью Кастро — не такая страна, границу которой американский гангстер сможет (или рискнет) пересекать в том и другом направлении без ведома властей. Пересечь же американскую границу с поддельным документом для опытного контрабандиста не составляло труда. Нет сомнения, что Руби покинул Кубу в середине августа и вернулся на нее 4-го или 5-го сентября с ведома и одобрения кубинских властей.
Доставлял ли он им при этом выкуп за Трафиканте или за других боссов мафии, выпущенных в те же недели, или новые партии подслушивающих устройств — неизвестно. Но то, что Руби очень боялся раскрытия кубинской эскапады, видно из эпизода, случившегося гораздо позже, когда он уже сидел в тюрьме, приговоренный к смерти. В припадке истерического страха он стал говорить навестившему его приятелю: Теперь они узнают все о Кубе, все узнают про винтовки, про Новый Орлеан, узнают обо всем!..»
Не надо забывать, что все эти дела обделывались задолго до того, как Руби стал мировой знаменитостью. Никто из участников не думал в 1959 году, что их операции попадут когда-то под такое пристальное расследование и не озаботились созданием гладкой версии с «документированными» алиби. Поэтому, когда грянула беда, они невольно начали выдавать друг друга.
Для Руби и Маквилли самым опасным было признать, что они имели тесную связь с боссом мафии Трафиканте и вступали в сделки с кубинскими правителями ради его освобождения из лагеря. Поэтому они готовы были признать только недельный «светский» визит Руби в Гавану с 4-го по 11-е сентября. Для кубинцев самым важным было отгородиться от Руби — участника в заговоре на жизнь президента. Не зная, что американскую границу Руби пересек под вымышленным именем и что у американцев нет документов о его вылете 8-го августа, они «любезно» показали следователям Комитета Стокса, с которыми они согласились встретиться в марте-апреле 1978 года, туристскую карту Руби. Эта карта должна была «подтвердить», что Руби не покидал Кубу в августе с ведома кубинских властей, а значит, не выполнял никаких поручений для них в Америке. Выгораживая себя, кастровцы выдавали Руби и Маквилли, называя точную дату его первого приезда в Гавану — 8 августа 1959. Однодневный же челночный рейс Гавана-Флорида-Гавана-Нью-Орлеан выглядел таким откровенно и срочно деловым, что его отрицали все, хотя сам Руби должен был догадываться, что иммиграционная служба должна знать о нем. (Видимо, в сентябре 1959-го он решил, что безопаснее будет совершить однодневный визит на Кубу 12–13 сентября под своим собственным именем, чем привлекать внимание к себе — «туристу», тут же возвращаемую зачем-то на Кубу после месячного пребывания там.)
Комитет Стокса, между прочим, спросил у кубинцев, почему такой маловажный документ, как карта американского туриста, которые обычно просто выбрасываются, был сохранен в течение почти двадцати лет. «Потому что Руби был замешан в убийстве президента Кеннеди», — ответили кубинские чиновники. Комитет решил не смущать их и не спрашивать, зачем же карту хранили первые четыре года — с 1959 по 1963. Ибо правдивый и убедительный ответ на этот вопрос скорее всего звучал бы примерно так: «Потому что мы уже тогда завели на Руби досье как на человека, который может быть полезен в будущем».
Вся новая информация, ставшая доступной американским властям в конце 1970-х, позволяет сделать по крайней мере два очень важных вывода:
1) Руби принимал самое активное участие в освобождении за выкуп заключенного на Кубе крупного гангстера Сантоса Трафиканте, ставшего впоследствии главой мафии во Флориде.
2) Руби и его сообщники — американский преступный синдикат — уже летом 1959 года вступили в тесный и взаимовыгодный контакт с кубинскими коммунистическими правителями.
Все разговоры о том, что мафия «ненавидела» Кастро за то, что он лишил ее огромных доходов от игорного бизнеса и проституции на Кубе, остаются чисто эмоциональными домыслами. Да, поначалу удар был тяжелым и финансовые потери велики. Но мафия следует логике бизнеса, а не логике чувств. Как говорят гангстеры в романе «Крестный отец», всаживая пулю в грудь конкурента: «Ты уж извини, это не лично против тебя, а так — деловая необходимость».
Очень скоро выяснилось, что большой коммунистический босс, вытеснивший мелких гангстеров с Кубы, прекрасно понимает их язык, готов вести с ними дела и нуждается в них. Он был готов принимать в уплату: а) валюту; б) сложную электронную технику, которую было запрещено вывозить из Америки легальным путем; в) оружие и взрывчатку, которые следовало отправлять не на Кубу, а прямо коммунистическим повстанцам в латиноамериканские страны. Взамен же он предлагал в неограниченном количестве самый ходкий товар, белое золото — наркотики.
Статистика показывает, что уже в первые годы после прихода Кастро к власти приток наркотиков в США резко возрос. Результаты последних расследований рисуют Кубу одним из главных перевалочных пунктов. Причем контрабандой распоряжаются чиновники высокого ранга. В 1983 году перед сенатской комиссией выступал агент (спрятанный за ширмами), которому удалось проникнуть в ряды контрабандистов и быть свидетелем того, как транспортировка осуществляется на «острове свободы». Он назвал имя заместителя министра, принимавшего в уплату пачки долларов, привел и другие красочные детали. Жест Кастро, отпустившего в 1980 году десятки тысяч заключенных из тюрем прямо в Америку, по мнению многих, был продиктован необходимостью усилить контрабандную сеть в Майами, ослабленную ударами пограничной и таможенной служб, для чего достаточно было подмешать к тысячам выпускаемых сотню-другую агентов.
Судя по всему, мафия, изгнанная с Кубы, очень быстро сумела компенсировать свои потери в начале шестидесятых годов. В меморандуме 1961 года Бюро по борьбе с наркотиками приводит данные о том, что Трафиканте стал главным агентом Кастро по контрабанде наркотиков в Америку. (Подробнее об этом см. стр. 256-57.)
Пошли на поправку дела и у Джека Руби. После удачи своей кубинской операции уже в конце 1959 года он смог вложить 6000 долларов и стать совладельцем клуба «Соверен» в центре Далласа. Доход, объявленный им в налоговой декларации, подскочил с 3274 долларов в 1958 до 14060 в 1959 году. (В 4 раза!) В следующем году он выжил партнера и стал полным владельцем клуба, переименовав его в «Карусель». Сестра Ева вернулась из Калифорнии к преуспевшему брату, и он сделал ее управляющей другим своим притоном под названием «Вегас».
Казалось бы, живи и наслаждайся жизнью! Что же ему не сиделось?
8. ПОСЛЕДНИЙ МЕСЯЦ НА СВОБОДЕ
О Джеке Руби написано несколько книг и много статей. Ему уделено около ста страниц в Отчете комиссии Уоррена и целая глава в «Заключительном отчете» Комитета Стокса. Последние четыре года в Далласе накануне ареста изучены и расследованы весьма скрупулезно. Из всех этих описаний вырастает облик темного дельца, наиболее характерными чертами жизни которого были: а) вечные финансовые трудности и категорическое нежелание пользоваться банком для ведения дел (только наличными, из кармана в карман); б) регулярные и жестокие избиения служащих, посетителей клуба, даже собственных родственников; в) участие в темных полузаконных аферах; г) полная безнаказанность благодаря тесным дружеским связям с Далласской полицией.
Последнее обстоятельство выступает в свидетельских показаниях особенно настойчиво. Официанткам в «Карусели» и «Вегасе» было приказано бесплатно или с большой скидкой подавать полицейским что бы они ни пожелали, включая крепкие напитки, в любое время дня. Есть свидетельства, что стражи закона имели к своим услугам также и дам в клубах Руби. Когда одна танцовщица хотела пожаловаться на побои, представитель профсоюза эстрадников Долан (гангстер, подручный Трафиканте) отсоветовал ей, сказав: «Руби имеет столько материала на Далласскую полицию, что она и не подумает обратить внимание на такую пустяковую жалобу». Однажды он избил своего служащего в соседнем баре кастетом так сильно, что свидетели вызвали полицейских; те приехали и арестовали избитого. Всего за время пребывания в Далласе Руби арестовывали 8 раз (из них два раза — за незаконное ношение оружия). Шесть раз обвинения снимались, два раза он заплатил пустяковый штраф.
Руби жульничал с зарплатой служащих, с пенсионными фондами, продавал спиртное в неположенное время, подсиживал конкурентов, участвовал в аферах, связанных с игорным бизнесом. Но несмотря на все эти ухищрения, финансовые дела его шли хуже и хуже.
Во-первых, у него явно не было никаких способностей к честному бизнесу.
Во-вторых, он, судя по всему, просаживал деньги на скачках и тотализаторе.
В-третьих, налоговое управление обнаружило его жульнические махинации и грозило взыскать многолетнюю задолженность, которая к лету 1963 года перевалила за 40 тысяч долларов. Он также должен был своим родственникам около двадцати тысяч и, возможно, столько же своему приятелю и финансисту Ральфу Полю, который после ареста Руби получил «Карусель» в свою собственность.
Таково было состояние дел этого «деревенского простака», столь полюбившегося адвокату-миллионеру Мелвину Беллаю, роковой осенью 1963 года. Тем больший интерес могут вызвать свидетельства, указывающие на резкое изменение его настроения и его планов, наступившее в октябре-ноябре.
21 октября Руби расспрашивает специалистов-полицейских, где лучше всего установить сейф в его клубе.
22 октября он отправляется с проектировщиком осматривать место для покупки участка под новый клуб на Мэйпл-стрит.
На следующий день он там же — с агентом по продаже недвижимости.
1-го ноября он заказывает листовки, рекламирующие его новый бизнес — распространение специальных гимнастических досок. (Следствию не удалось обнаружить налаженного массового производства этих досок, и было высказано мнение, что весь «бизнес» был изобретен для объяснения неожиданного скачка доходов, ожидавшихся в ближайшем будущем, и что была произведена всего одна доска — та самая, которую Руби демонстрировал всем знакомым.) В тот же день Руби помещает объявление в газете: «Ищу партнера для открытия дорогого ресторана в Далласе».
7 ноября он — впервые за 16 лет в Далласе — арендует почтовый ящик. Когда ящик вскрыли после ареста Руби, в нем не было ничего, кроме тонкого слоя пыли. Зато выяснилось, что в том же отделении за неделю до Руби другой почтовый ящик был арендован Ли Харви Освальдом.
8 ноября Руби действительно покупает большой сейф, который устанавливает в «Карусели».
12-13 ноября Руби проводит время с двумя старыми приятелями по чикагским временам, которых не видел с 1947 года и которые «случайно» заскочили в Даллас. Поль Роуланд Джонс описан выше на страницах 44–45. Алекс Грубер не имел такого внушительного «послужного списка», но тоже был тесно связан с профсоюзами сборщиков металлолома, захваченными мафией. Где-то в эти же дни Руби звонит в Чикаго Патрику Леонарду — осужденному за ограбление банка, арестовывавшемуся несколько раз по подозрению в убийствах.
16-17 ноября Руби совершил секретную поездку в Лас-Вегас к старому другу Маквилли (которую тот, конечно же, решительно отрицал впоследствии).
18 ноября он обсуждает планы открытия ресторана с миссис Чик. (Сестра этой дамы была управляющей в доме, где в это время снимал комнату Освальд.)
19 ноября Руби заявил своему поверенному, ведавшему его налоговыми делами, что нашелся источник, который даст ему возможность покрыть задолженность и что тот может сообщить об этом налоговому управлению. Больше того: он подписывает (впервые в жизни) соответствующую доверенность, облекающую поверенного правом распоряжаться его деньгами.
20 ноября он снова обсуждает планы открытия ресторана со старым приятелем из Чикаго.
Наконец, 22 ноября, уже в день убийства президента, он появляется в банке, и служащий, с которым он разговаривал, показал впоследствии, что Руби имел при себе 7000 долларов наличными.
Анализ ведомостей телефонной компании, проведенный Комитетом Стокса, подтвердил это усиление «деловой активности» Руби. Летом 1963 года число междугородних разговоров колеблется без больших отклонений на уровне 25–35 в месяц. Странными выглядят лишь шесть звонков другу Маквилли в Лас-Вегас, сделанные в сентябре. В октябре число звонков подскакивает до 75, а за первые три недели ноября — до 96! Среди них подавляющее большинство — звонки различным фигурам преступного мира в Чикаго, Лос-Анжелесе, Нью-Орлеане.
Все это не оставляет сомнений: большие дела заваривались вокруг Джека Руби, большая добыча плыла ему в руки накануне визита президента Кеннеди в Даллас, обсуждение которого пресса начала с середины сентября.
Дел стало вдруг так много, что Руби пускается еще на одно новшество: 1 ноября он поселяет в своей квартире Джорджа Сенатора, а в «Карусели» — уборщика Ларри Крауфорда, которого он только что нанял. Оба были нищими, полностью зависящими от Руби людьми, с одним лишь достоинством — за ними не числилось уголовных преступлений. С какой целью Руби дал им приют? Отвечать круглосуточно на телефонные звонки? Обеспечить ему алиби в случае какой-то беды?
Если последнее было главной целью, то в Джордже Сенаторе он не ошибся (см. выше стр. 35). Крауфорд же, который был совсем молоденьким пареньком, видимо, не выдержал нервного напряжения. Еще за несколько дней до визита президента в Даллас он говорил о том, что ему надо «убираться из «Карусели», хоть он и не знает, где взять денег на это, но надо убираться». (Его слова припомнила Маленькая Линн-Карлин.) Утром же на следующий день после убийства президента он просто убежал без оглядки, не сказав никому ни слова, имея семь долларов в кармане. Голосуя на дорогах, он ехал и ехал на север, пока не добрался до родственников в глуши Мичигана. ФБР с трудом отыскало его там.
Подойдя вплотную к анализу роковых дней, мы должны еще раз напомнить себе: информация об этих днях поступала либо от самого Руби и его близких (сестра Ева, сожитель Сенатор, брат Эрл, приятель Ральф Поль) — и здесь нам будут интересны лишь приоткрывающие правду противоречив, несообразности, явная ложь, умолчания; либо от рядовых людей, связанных с ним, которые только что увидели на примере Освальда, что опасных свидетелей убивают и вся полиция Далласа не в силах защитить их; либо от людей посторонних, ничего не знавших о тайных связях Руби, не ощущавших прямой угрозы, не понимавших, что может быть опасным для него и его сообщников, и поэтому простодушно говоривших то, что они знали. Показания последних, хотя и не самые интересные порой, во всяком случае, заслуживают наибольшего доверия.