Мой воин выглядел великолепно. Легкий, как перышко, он подпрыгивал все выше и выше. Длинные волосы взлетали при каждом прыжке. Голые тела блестели от пота. Ночь была до того темная, что все это я видела нечетко, зато кожей ощущала эротику, которой был пропитан этот многочасовой танец. Лица танцоров были серьезны, глаза неподвижно смотрели в одну точку. Время от времени кто-то кричал или главный запевала начинал петь, а другие подхватывали мелодию. Это было фантастическое событие, позволившее мне надолго забыть о своей болезни и усталости.
Девушки постоянно выбирали себе новых воинов, перед которыми раскачивали голыми грудями и массивными бусами на шее. При взгляде на них мне стало грустно. Я поняла, что в свои двадцать семь лет считаюсь здесь почти старухой. Может быть, позднее Лкетинга возьмет себе в качестве второй жены такую вот молоденькую девочку. Охваченная ревностью, я снова почувствовала себя одинокой и забытой.
Тем временем собралась группа танцоров, которую гордо повел Лкетинга. Вид у него был дикий и неприступный. Через некоторое время танец закончился. Девочки, хихикая, отошли в сторону. Старейшины сидели на земле, завернувшись в шерстяные одеяла и образовав круг. Воины, мораны, тоже встали в круг. Старейшины приступили к благословению. Кто-то один произносил предложение, и все говорили «Енкаи», что на языке масаи означает «Бог». Это продолжалось полчаса, затем всеобщий праздник завершился. Лкетинга подошел ко мне и сказал, чтобы я шла спать с мамой, а он уйдет с другими воинами в лес, где они убьют козу. В эту ночь спать было не положено, все вспоминали былые времена и говорили о будущем. Я это понимала и пожелала ему доброй ночи.
В маньятте я улеглась между другими женщинами. Я долго не могла уснуть, потому что отовсюду доносились голоса. Где-то вдали рычали львы, в краале блеяли козы. Я молилась, чтобы ко мне поскорее вернулись силы.
Все проснулись в шесть утра. Такое количество животных, собранных в одном месте, производило много шума. Мама вышла подоить наших коров и коз. Мы приготовили чай. Я сидела, завернувшись в одеяло, потому что было прохладно. Мне уже давно хотелось в туалет, и я с нетерпением ждала Лкетингу. Выходить из крааля на глазах у стольких людей я не решалась. Каждый бы смотрел мне вслед, особенно дети, которые бегали за мной по пятам, стоило мне сделать несколько шагов без Лкетинги.
Наконец он пришел. Просунув в хижину сияющее лицо, он сказал: «Привет, Коринна, как ты?» Он распахнул свою вторую кангу и протянул мне завернутую в листья жареную овечью ногу. «Коринна, ешь медленно, после малярии это очень полезно». Как же было приятно, что он подумал обо мне! Здесь совсем не было принято, чтобы воин приносил невесте жареное мясо. Увидев, как неловко я держу в руках ногу, он сел рядом и своим огромным ножом стал отрезать от ноги мелкие кусочки. Мяса мне совсем не хотелось, но ничего другого не было. Чтобы набраться сил, я должна была есть. Переборов себя, я проглотила несколько кусочков, и Лкетинга остался доволен. Я спросила, где можно помыться. Он рассмеялся и ответил, что река слишком далеко, а на машине до нее не добраться. Женщины приносят воду только для чая, на большее ее не хватает. Так что с мытьем придется подождать еще несколько дней. Эта новость меня очень расстроила. Комаров в маньятте почти не было, зато целая уйма мух. Я вышла почистить зубы, и все посмотрели на меня с любопытством. Когда я выплюнула пену, зрители пришли в крайнее возбуждение. Видя их восторг, рассмеялась и я.
В тот день в центре площади убили быка. Это было жуткое зрелище. Шесть мужчин пытались завалить животное на бок. Сделать это очень трудно, потому что охваченное страхом животное бешено мотает головой. Лишь после многочисленных попыток двоим воинам удалось схватить быка за рога и повернуть его голову в сторону. Бык медленно опустился на землю. Его ноги тут же связали. Трое мужчин душили его, а другие держали за ноги. Это было ужасно, но масаи разрешено убивать животных только так. Когда бык перестал дергаться, ему перерезали артерию, и все стоявшие вокруг мужчины захотели выпить крови. Должно быть, бычья кровь считалась деликатесом, потому что возникла жуткая давка. Затем началась разделка туши. Старики, женщины и дети встали в очередь за своими порциями. Лучшие куски достались пожилым мужчинам, и лишь потом мясо стали раздавать женщинам и детям. Через четыре часа о быке напоминали лишь лужа крови и растянутая шкура. Женщины разбрелись по хижинам, чтобы приготовить мясо. В ожидании ужина пожилые мужчины расселись в тени деревьев и стали пить пиво.
Ближе к вечеру я услышала звук мотора и вскоре увидела Джулиани на мотоцикле. Я радостно с ним поздоровалась. Он слышал, что я здесь, что у меня малярия, и заехал меня проведать. Он привез хлеб, который испек сам, и бананы. Я обрадовалась этой еде так, как дети радуются подарку от Деда Мороза. Я рассказала ему ужасную историю о том, как отменили свадьбу и как я заболела малярией. Он настоятельно посоветовал мне поехать в Вамбу или вернуться в Швейцарию и пробыть там до тех пор, пока полностью не выздоровею. С малярией шутки плохи. При этом он так пристально на меня смотрел, что я поняла, что до выздоровления мне еще далеко. Затем он сел на мотоцикл и угнал прочь.
Мне вспомнились мамин дом и горячая ванна. Да, сейчас она оказалась бы очень кстати. Я недавно была в Швейцарии, но мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Однако при взгляде на любимого все мысли о Швейцарии вылетели из головы. Он спросил, как я себя чувствую, и я рассказала ему о приезде пастора. От него я узнала, что сегодня школьники должны приехать из Маралала домой. Некоторых пастор Роберто привезет на собственном автомобиле. Мама, узнав об этом, очень обрадовалась. Она надеялась, что среди них будет Джеймс.
Я тоже очень радовалась возможности две недели поговорить по-английски.
Постепенно, по кусочку, я съедала мясо. Перед этим мне приходилось очищать его от полчища мух. Вода больше походила на какао, но, чтобы не умереть от жажды, приходилось ее пить. Молока мне не давали, потому что мама считала, что после малярии оно опасно.
Вскоре в крааль прибыли первые школьники. Джеймс приехал с двумя друзьями. Они были одеты одинаково: короткие серые брюки, голубая рубаха и темно-синий пуловер. Джеймс поздоровался со мной радостно, а с мамой скорее почтительно. Во время совместного чаепития я наблюдала за представителями юного поколения и заметила, как сильно они отличаются от Лкетинги и его сверстников. Эти юноши очень странно смотрелись в маньятте. Джеймс сказал, что еще в Маралале услышал о моей болезни. Он удивлялся, как я, белая, могу жить в хижине его мамы. Даже он, самбуру, возвращаясь домой на каникулы, каждый раз привыкает к такой жизни с трудом, ведь здесь так грязно и тесно.
Юноши привнесли в нашу жизнь разнообразие, и день пролетел незаметно. Коровы и козы вернулись домой. Вечером состоялся большой праздник с танцами. В тот день танцевали даже старые женщины, хотя и в отдельном кругу. Юноши танцевали за пределами крааля, некоторые прямо в школьной форме. Это выглядело очень забавно. Поздно ночью снова собрались короли праздника, воины. Джеймс стоял рядом и записывал их песни на магнитофон. Такая идея мне и в голову не пришла! Через два часа свободное место на кассете закончилось.
Танцы воинов становились все более неистовыми. Вдруг один из моранов задрожал всем телом и, упав на землю, стал громко реветь и размахивать руками. Два воина отделились от группы танцующих и крепко прижали его к земле. Взволнованная, я подошла к Джеймсу и спросила, что произошло. Наверное, этот моран выпил слишком много пива и, танцуя, впал в транс. Теперь ему кажется, что он борется со львами. Ничего страшного, за ним присмотрят, и он скоро придет в себя. Мужчина с громкими воплями катался по земле. Неподвижные глаза были устремлены в небо, губы покрылись пеной. Выглядел он ужасно. Я от всей души надеялась, что с Лкетингой ничего подобного не произойдет. Кроме двух воинов никто на упавшего внимания не обращал, и праздник продолжался. Вскоре я тоже отвела от него взгляд и залюбовалась прыжками Лкетинги. Мне выпало счастье еще раз насладиться этим зрелищем, ведь официально праздник завершился прошлой ночью.
Подвыпившая мама сидела в маньятте. Юноши включили магнитофон, что вызвало сильнейший переполох. Сгоравшие от любопытства воины столпились вокруг аппарата. Лкетинга первый схватил его и, распознав голоса некоторых моранов, просиял. Одни воины сидели неподвижно и смотрели на магнитофон, вытаращив глаза, другим не терпелось до него дотронуться. Лкетинга гордо положил магнитофон себе на плечо, и мораны снова пустились в пляс.
На улице стало прохладно, и я вернулась в маньятту. Мне сказали, что Джеймс будет спать у друга, а мой любимый уходит с другими воинами в лес. И снова со всех сторон до меня стали доноситься шорохи. Вход в хижину оставался открыт, и время от времени в нем мелькали чьи-то ноги. Я с нетерпением ждала возвращения в Барсалой. Моя одежда испачкалась и пропахла дымом. Моему телу следовало как можно скорее найти воду, я уж не говорю о волосах.
Утром юноши пришли в нашу маньятту раньше Лкетинги. Когда Лкетинга просунул голову в хижину, мама как раз готовила чай. Увидев юношей, он что-то гневно им сказал. Мама что-то ответила, и юноши вышли из маньятты, так и не попив чаю. На их место уселся Лкетинга с еще одним воином. «В чем дело, дорогой?» – спросила я. Помолчав, он объяснил, что это хижина воина и необрезанным мальчишкам здесь делать нечего. Джеймс должен есть и пить в другой хижине, у мамы, у которой нет сына в возрасте морана, зато есть сын возраста Джеймса. Мама воинственно молчала. Я расстроилась, что меня лишили общения, и мне было жаль ребят. Но мне не оставалось ничего другого, как примириться с этими законами.
Я спросила, сколько мы еще здесь пробудем. Мне сказали, что два или три дня, после чего каждая семья вернется на прежнее место. Я пришла в ужас оттого, что мне еще так долго предстоит прожить без воды, в окружении коровьего навоза и мух. Снова я вспомнила о Швейцарии. Я чувствовала себя очень слабой. Я здесь почти не двигалась и не уходила дальше чем на пару метров в кусты, чтобы справить нужду. Мне хотелось поскорее вернуться к нормальной жизни с моим другом.
После обеда к нам заглянул Джулиани и передал мне несколько бананов и письмо от мамы. Письмо приподняло мне настроение, хотя мама очень волновалась, потому что давно не получила от меня известий. Пастор и я обменялись несколькими словами, и он снова уехал. Я сразу написала ответ. Чтобы не пугать маму, о своей болезни я упомянула лишь вскользь. Я написала, что скоро приеду на некоторое время в Швейцарию. Письмо я собиралась отнести в миссию сразу, как только мы вернемся в Барсалой. Мама получит его лишь через три недели.
Наконец мы стали собираться в Барсалой. Вещи упаковали очень быстро. «Лендровер» набили до отказа. Все, что не поместилось, мама погрузила на двух ослов. Мы прибыли в Барсалой намного раньше мамы, и я сразу поехала на речку. Лкетинга не хотел оставлять машину без присмотра, и мы двигались по высохшему руслу, пока не нашли укромный уголок. Я сняла пропитавшуюся дымом одежду, и мы как следует вымылись. Мыльная пена черными пузырями стекала с моего тела. На моей коже образовался толстый слой копоти. Лкетинга терпеливо несколько раз помыл мне голову.
Я давно не видела себя голой, и удивилась, взглянув на свои тощие ноги. После мытья я будто родилась заново. Я завернулась в кангу и приступила к стирке. Смывать грязь холодной водой было, как всегда, непросто, но при помощи большого количества «Омо» я с этим справилась. Лкетинга помогал мне и доказал, как сильно меня любит, постирав мои юбки, майки и даже нижнее белье. Никакой другой мужчина никогда не стал бы стирать женские вещи.
Наконец-то мы были вдвоем, и я наслаждалась близостью своего любимого. Постиранные вещи мы развесили по кустам и разложили на раскаленных камнях. Затем мы сели на солнце, я в канге, Лкетинга голышом. Он достал маленькое зеркальце, тонкую палочку и начал ловко разукрашивать лицо оранжевой охрой. Его длинные красивые пальцы двигались так точно, что смотреть на него было одно удовольствие. Он выглядел фантастически. Во мне стало просыпаться желание. Он посмотрел на меня и рассмеялся: «Почему ты все время на меня смотришь, Коринна?» «Это очень красиво», – сказала я. Лкетинга покачал головой и сказал, что так говорить нельзя, это принесет несчастье.
Вещи высохли быстро, и, собрав их, мы поехали домой. В деревне мы зашли в чайный дом, в котором кроме чая подавались еще мандаци, кукурузные лепешки. Здание представляло собой что-то среднее между бараком и большой маньяттой. На полу находились два очага, на которых готовился чай. Вдоль стен вместо скамеек были приделаны доски. Там сидели три старика и два морана. Они поприветствовали друг друга: «Супа моран!» «Супа», – прозвучал ответ. Мы заказали чай, и, пока два воина внимательно разглядывали меня, Лкетинга начал разговор, произнося одни и те же предложения, которые я уже начинала понимать. Здесь у каждого незнакомого было принято спрашивать имя, место жительства, как обстоят дела у его семьи и животных, откуда он идет и куда направляется. После этого начиналось обсуждение предстоящих событий. Так в этой глуши происходил обмен информацией, который в городе осуществляется с помощью газет и телефона. Когда мы ходили куда-то пешком, такая беседа происходила с каждым встречным. Два морана поинтересовались, что это за мзунгу. Когда Лкетинга завершил разговор, мы вышли из чайного дома.
Мама вернулась и сразу занялась уборкой нашей старой маньятты. Крышу залатали картоном и циновкой. Коровьего навоза пока не было. Лкетинга пошел с Джеймсом в лес, чтобы нарубить еще колючих веток. Они хотели выправить забор и сделать его выше. Те, кто на время праздника оставался в Барсалое, рассказали, что несколько дней назад в деревню пробрались два льва и задрали коз. Они пришли ночью и перепрыгнули через колючий забор. Схватив коз, они бесследно исчезли в темноте. Воинов в краале не осталось, и преследовать хищников было некому. Теперь все старательно укрепляли свои заборы и делали их выше. Все вокруг только и говорили что об этом происшествии, подчеркивая, что нужно быть начеку, потому что они обязательно вернутся. В нашем краале им придется сложнее, так как рядом с хижиной мы поставили «лендровер», перекрыв таким образом часть пространства.
Вечером вернулись наши животные. Благодаря швейцарскому колокольчику мы с Лкетингой услышали их издалека и пошли им навстречу. Возвращение животных домой – очень красивое зрелище. Сначала проходят козы, а за ними коровы.
Наш ужин состоял из угали, который Лкетинга поел позднее, почти ночью, когда все заснули. Наконец-то мы смогли заняться любовью. Действовать следовало бесшумно, потому что мама и Сагуна спали меньше чем в двух метрах от нас. Однако это не мешало мне наслаждаться шелковистостью его кожи и его диким желанием. Когда все кончилось, он прошептал: «Теперь у тебя будет ребенок». Он произнес это так уверенно, что я рассмеялась. Тем не менее я вспомнила, что у меня уже давно не было месячных, но была склонна приписать это своему ослабленному состоянию, а не беременности. С мыслью о ребенке я заснула совершенно счастливой.
Ночью я проснулась оттого, что у меня сильно тянуло желудок. В следующий же миг я поняла, что у меня понос. Меня охватила паника. Я осторожно ткнула пальцем в Лкетингу, но он крепко спал. Боже мой, проход в заборе мне никогда не найти! Кроме того, поблизости могут бродить львы. Я бесшумно выбралась из маньятты и, оглядевшись, нет ли кого поблизости, присела за «лендровер». Понос длился бесконечно. Мне было очень стыдно, потому что я знала, что справлять большую нужду в пределах крааля – серьезное преступление. Воспользоваться бумагой я не могла и подтерлась нижним бельем, которое засунула под «лендровер». Сотворенное безобразие я засыпала песком в надежде, что к утру от этого кошмара не останется и следа. Я испуганно залезла обратно в маньятту. Никто не проснулся, только Лкетинга что-то тихо пробурчал.
Только бы не случилось следующего приступа! Ночь прошла спокойно, и только утром я помчалась в лес. Понос не прекращался, и мои ноги снова стали дрожать от слабости. Вернувшись в крааль, я незаметно взглянула на место своего преступления и с облегчением заметила, что там все чисто. Наверное, бродячая собака уничтожила все следы. Я сказала Лкетинге, что у меня проблемы и что я хочу попросить в миссии лекарства. Несмотря на активированный уголь, понос продолжался весь день. Мама принесла мне домашнее пиво, я должна была выпить целый литр. Оно выглядело отвратительно, и вкус у него был не лучше. Однако после двух стаканов я захмелела и целый день продремала.