Ведущий/Александр Архангельский. Только тем, что рабство футболиста ограничено во времени и рамками контракта.
Голос из зала. Мария Снеговая. Есть такая идея «милости к падшим». В вашей картине, хотя она абсолютно справедлива, нет любви к людям, которых вы снимаете. Они, конечно, показаны такими, какие они есть. Но мы-то, мы имеем право их судить? Мы-то кто, чтобы их судить? Почему вы их не любите? Они же люди, даже мать одной из героинь, которая надела длинные кожаные сапоги. Ну, да, она смешная, страшная, но ведь она – тоже человек. В этой картине не видно, что это люди. Видно, что они животные.
Виталий Манский. Знаете, вы правы. Но мне кажется, что любовь нужно заслужить.
Голос из зала. Анна. Собственно, эти страшные вопросы: «На что ты готов пойти за какую-то сумму?», ваши постановочные, или взяты из кастинга «Дома-2»?
Виталий Манский. Я не очень понимаю, что имеется в виду под словом «постановочные». Это кастинг «Дома-2» и других шоу. Снято в разных городах России. Там были вопросы, которые задавали редакторы, и они у нас попадали в монтаж, но были и вопросы, которые задавали мы, конкретно я.
Анна. Я в некотором смысле социолог, а у социолога первая заповедь «Не верь опрашиваемому на слово, не потому, что он врет, а потому, что у него такая картина мира». Есть свидетельства документальные о том, что как-то Есенин сказал:
– Ох, баб у меня было, тысяч пять!
Приятель ему говорит:
– Да ты что, не может быть?
Он:
– Ну, пятьсот!
– Да и пятьсот не может быть!
– Ну, пятьдесят, – сказал Сергей Александрович.
Это по поводу ответов на вопрос о количестве половых связей.
Виталий Манский. Да, в действительности может быть и пятьдесят, и пять. Но количество сексуальных партнеров, по крайней мере, для женщины никогда не являлось достоинством. Есенин мог сказать «пять тысяч», потому что в гусарском смысле это прозвучит: «вот я какой!». А если современная женщина считает, что неприлично к 18 годам иметь всего пять партнеров и привирает в ответе, чтобы не выглядеть отсталой, это, на мой взгляд, страшнее, чем реальные пятьдесят.
Голос из зала. Андрей. Вы снимали кастинги, были на «Доме-2». Как относились люди, которые делают этот самый «Дом-2», к вам? Или они уже настолько крепки в своих позициях, что им все равно, что их проект кто-то может представить в невыгодном свете?
Виталий Манский. У нас были определенные проблемы и с каналом, и с авторами. Люди, которые ведут проект, прежде всего профессионалы; они считают, что качественно делают свою работу. И отвлекаясь от морали, действительно – качественно. Никому в голову не приходило, что это неприглядно – поэтому никаких проблем со съемками у меня не было… Потом они увидели «Девственность» и ужаснулись. Более того, канал на нас хотел подать в суд за то, что мы наносим моральный ущерб проекту «Дом-2». Я говорю генеральному директору ТНТ Петренко: «Ты вообще проснись. Где мораль – а где „Дом-2“?
Ведущий/Александр Архангельский. Ну, это был бы отличный эпизод. Снять судебное заседание и вклеить в фильм.
Голос из зала. Сергей. Вы сказали, что проект «Дом-2» делают настоящие профессионалы. Но чем, какой сверхзадачей оправдывает себя режиссер проекта? Может быть, он надеется, что хоть одна из этих девушек когда-нибудь станет счастлива? Или ему все равно, чем он занимается? Или он по вечерам пьет горькую?
Виталий Манский. Прежде всего я хочу за него заступиться. Это хороший парень. Он работает на проекте вместе с красавицей женой. Они сидят рядом, сутками смотрят на мониторы, потом ездят на юг, чтобы отдохнуть от проекта, приезжают и полные сил приступают к съемкам очередных эпизодов. Перед ними – люди, которые хотят переспать со всеми, предать всех, наделать в туфельки, в тапочки всем. Задача режиссера всех их выстроить так, чтобы остальным, которым очень хочется на это смотреть по телевизору, было интересно. Чтобы в одной серии переспали, а вот в следующей наделали. Это не так просто. А программу «Время» делать, думаете, проще?
Голос из зала. Сергей. Не думаю. Но я слышал, как создатели проекта очень убедительно говорили: мы прививаем людям некие новые модели поведения, показываем им, как можно строить свою жизнь, личные отношения, карьеру. Они действительно в это верят, или их интересует, как вы сказали только рейтинг, чтобы было интересно?
Виталий Манский. Давайте сначала определимся со мной, с моим отношением. Знаете, была такая рубрика «Если бы генеральным директором был я»? Так вот, если бы передо мной положили список всех телевизионных российских программ и сказали: вычеркивай, далеко не сразу я бы добрался до программы «Дом-2». Более того. Я бы, возможно, оставил «Дом-2». Просто заселил бы его другими людьми.
Голос из зала. Какими?
Виталий Манский. В РПЦ говорят, что это все, так сказать, исчадие ада. Я, разговаривая с людьми церкви, возражаю: ну, а пасторское-то задание еще никто не отменял. Почему бы не пойти туда и не провести какую-то миссионерскую деятельность, попробовать спасти эти души. А с помощью телевизионного эфира это могло бы стать спасением еще более широкого круга душ.
Ведущий/Александр Архангельский. Я тоже хочу, чтобы в меня кинули камнем. Понимаете, с моей точки зрения «Дом-2» – это во многом расплата за высокомерие серьезной культуры. Никто не снимал с нее обязанность предлагать следующему поколению модели поведения. Почему от девушек пушкинской поры прятали романы, а они их все равно добывали? Потому что из этих романов, а не из бесед с родителями, девушки узнавали, когда можно поцеловаться с ухажером, о чем с ним разговаривать и так далее. Массовый человек стереотипен. Ему нужно предлагать стереотипы поведения, иначе он начинает сходить с ума. А у подростка жажда стереотипа осложняется столь же сильной жаждой непохожести; я такой неповторимый, но помогите же мне стать как все! А никто решением подобной социокультурной задачи не озаботился. Все заняты высокими проблемами, эстетическими экспериментами, давать модели поведения – не наше дело. Ну, не ваше, так не ваше. Получите «Дом-2». Свято место пусто не бывает.
Голос из зала. Игорь Чубайс. Вот вы говорили о священнике, который вам сказал, что не его дело изучать соседние дома. А разве не дело режиссера разбираться в этом? Это не жизнь их заставляет быть такими, а телевидение, реклама. Я был на конференции в Новосибирске, где выступал Виталий Товиевич Третьяков. И он говорил, откуда взялась программа «Дом-2». Она, конечно, связана с Администрацией и цель (он говорил прямо) простая: настанет время Ч, когда все побегут на улицы, в это время Ксюша выйдет на телевидение, обнажится, и молодежь вернется домой, чтобы на нее посмотреть. На самом деле это не игры, не шутки; ради ближайших политических целей разрушаются души, уничтожается мораль. Вот о чем надо говорить! Я не видел взрослых образованных людей, которые бы поддерживали эту программу. Вся страна воет. А нам это вбивают, вбивают и вбивают. Вот о чем надо было говорить, а не любоваться тем, как они там играются.
Виталий Манский. Я-то считаю, что моя картина сделана для того, чтобы хотя бы один, два, десять, сто человек об этом задумались, потому что меня то, о чем говорите вы, волнует в первую очередь. Скажу ответственно, что наличие на Втором канале, на второй кнопке программы «Аншлаг» – это осмысленная идеологическая установка… Не потому, что рейтинги. Более того, я как раз работал на этом канале и знаю: когда в стране происходят важные события и человек должен задумываться, на каналах выключают все программы, которые провоцируют в человеке желание задумываться и включают программы, которые снимают у человека эту потребность. Ну, скажем, во время выборов, когда они еще случались. Как только выборы заканчиваются – пожалуйста, дискутируйте.
Голос из зала. Настя. Как профессионал вы поступали в принципе точно так же, как режиссеры «Дома-2». Есть ли какая-то разница между тем, что делают режиссеры этого проекта и вашей работой?
Виталий Манский. Секс по любви и изнасилование это два одинаковых физиологических акта. Но мне кажется – я даже уверен, что: а) я задумываюсь и б) это отличие существует. Если кто-то думает иначе – это, естественно, упрек мне, который я без обсуждения должен принять.
Голос из зала. Павел. Я по образованию психолог, психотерапевт. Я фильм с большим интересом посмотрел, с большим удовольствием. Но хочу вам задать вопрос. Первая героиня, с ваших же слов, недалекая. Вторая – слегка пластмассовая. Катя вроде бы человечная. Но почему не было четвертой героини, девственницы с неким позитивным итогом? Таких не нашли? Или было неинтересно снимать? Какая причина?
Виталий Манский. Четвертая героиня в фильме есть. Это монашенка, которая проходит через весь фильм. Мы к образу монашенки возвращаемся постоянно.
Голос из зала. Но она – героиня без слов.
Виталий Манский. Что не случайно. Потому что сегодня говорит грех, а все остальное молчит.
Голос из зала. Ольга. Я бы хотела вернуться к вопросу о растлении морали. На мой взгляд, растление морали – это обратная сторона той идеологии успеха, в котором мы сегодня живем. Единственным мерилом человека является его успешность, стал ли он богатым, стал ли он знаменитым. Все хотят успеха: розовый дом, розовая машина, хорошие деньги, шмотки. Но у нас, у тех, кто здесь сидит, есть какие-то альтернативные возможности. У нас есть, грубо говоря, интеллект. Мы можем поступить в хороший вуз, можем пробиться сами, может быть, у нас есть связи. У большинства их нет. Они живут в городе Тамбове и Ярославле. Единственное, что они могут сделать – это попытаться пробиться, используя самые грязные методы. И мы как общество, опять же, не те, кто здесь сидят, а в принципе, никаких альтернативных путей предложить не можем. А то, что они видят в телевизоре, то, что на них льется из газет, это именно идеология успеха. Они обязаны быть лучше всех, они обязаны быть хорошо одеты. А у них таких возможностей нет. И мы легко так осуждаем Карину, которая Барби. Хотя никто из нас, слава богу, я думаю, девственность не продавал, никто из нас в борделе не работал. Мы не знаем, каково это, каждый день переступать через себя ради того, чтобы купить эту несчастную розовую машину. Вам не кажется, что мы в принципе сами виноваты? Я не тех, кто здесь сидит, имею в виду, но ту идеологию, которую мы проповедуем.
Виталий Манский. Скажем так. Вот я хотел снимать кино. Я знал, что для того, чтобы снимать кино, нужно пройти определенный путь. Поехать, выдержать конкурс в институте, поступить, отучиться. В случае красного диплома стать ассистентом I категории, отработать два года, стать вторым режиссером… То же самое актеры: пять лет, массовка, групповка, эпизод, дубляж, роль… И этот процесс, он тебя формирует, он тебя выявляет. А сейчас тебе говорят: чтобы стать звездой, нужно пройти короткое собеседование. Вот твой путь к успеху. Десять минут, ты прошел кастинг, через месяц ты звезда, не нужна школа-студия МХАТ, ничего не надо.
Знаете еще, какой момент? Я присутствовал не только на кастингах «Дома-2», но и, скажем, на собеседованиях при приеме на работу на хорошие должности в достойные организации… Кастинг на должность в «Газпроме», по большому счету, мало отличается от кастинга в «Дом-2». И если на газпромовском кастинге задать претенденту аналогичный вопрос или предложить какие-то аморальные условия, определенное число молодых людей, причем немалое, рассуждали бы примерно так же. Разве что не столь грубо.
Голос из зала. Дмитрий. Так вот получилось, что я года четыре не смотрю телевизор. Вообще. И меня фильм ваш шокировал.
Виталий Манский. Если горит дом, лучше его залить, чтобы спасти хоть что-то, чем экономить воду, бензин в пожарных машинах и время пожарных. Поэтому я соглашусь, что фильм в каком-то смысле обостряет проблему, но она есть и находится в развитии, и если на это активнейшим образом не обращать внимание, дом сгорит по любому.
Ведущий/Александр Архангельский. И пусть это будет «Дом-2».
Николай Усков vs Александр Архангельский: Меняются ли ценности?
Культура всегда существует на границе. Между традицией и ее разрушением. Между смирением и вызовом. Правда ли, что запах денег несовместим с атмосферой культуры? Правда ли, что бедность культуру губит? Правда ли, что отныне культурой управляет мода? Правда ли, что культура в глянце задохнется?
И – правда ли, что это все неправда?
В рамках цикла «Важнее, чем политика», публично дискутируют Николай Усков, главный редактор журнала GQ – и Александр Архангельский, писатель, телеведущий, профессор ГУ-ВШЭ.
Ирина Ясина. Люди моего поколения, – не скажу, что пожилые, но бывалые, – страшно негодуют по поводу того, что молодежь ничего не читает, ничего не знает, ничем не интересуется. Самые толерантные из нас начинают оправдывать молодых: у них другая жизнь, масса носителей информации, это у нас с вами ничего кроме книжек не было, и по телевизору можно было смотреть только Ленинский университет миллионов, что далеко не всем нравилось. Но тем не менее вечные ценности никто не отменял. Вопрос в другом: как, в какой оболочке они должны доходить до поколения родившихся после перестройки, которая совпала с революцией носителей, с появлением компьютеров, мобильных телефонов? Нужна ли новая упаковка, глянцевая упаковка, красивая, более понятная, чтобы наши выросшие дети узнали Рафаэля, поняли Мандельштама?.. Дальше продолжите список сами. Я прошу начать Николая Ускова.
Николай Усков. Я тоже из поколения, когда читали книжки. Но не склонен абсолютизировать поколенческий опыт. Вообще, как историк, который занимался историей аж тысячелетней давности, могу сказать: сетование, что молодежь нынче не та, – модус культуры. Связан он именно с абсолютизацией личного опыта. Мы живем очень короткую жизнь по историческим меркам, но очень яркую, даже если мы этого не сознаем. Мы уникальны, поэтому нам кажется, что наш опыт – единственный возможный, и любое поведение, отличное от нашего, вызывает закономерную агрессию. Это некий механизм культуры, механизм ее развития – взаимная агрессия отцов и детей. Так строится творческое взаимодействие поколений.
Опять-таки как историк могу сказать, что наша книжная культура – краткий эпизод в истории человечества. Мы все, конечно, знаем, что письменность возникла примерно 3 тысячи лет назад, тем не менее культуру тысячелетней давности назвать книжной не поворачивается язык. Процент грамотных людей был ничтожно мал. Общество жило в совершенно другой культуре, которую антропологи по аналогии с сегодняшним днем называют «аудиовизуальной»: информация передавалась через изображение (те же фрески) и через музыку. Так вот, современная культура, конечно же, во многом тоже аудиовизуальная, у нее свои формы передачи информации. Да, наверное, что-то мы утратим из привычек гуттенберговской эпохи, но, конечно же, не целиком. Среди прочего – благодаря интернету. В 90-е говорили о гибели эпистолярного жанра как такового, потому что появились мобильные телефоны. На самом деле он возродился в социальных сетях, в эсэмэс-сообщениях, мейлах. И культура никогда не идет от рассвета к закату, от начала к концу; она развивается зигзагообразно.