В то же время начинают звучать голоса новых (вольных и невольных) изгнанников: Коли Негина, Веры Смирновой, Давида Медова, Софии Реджи, Даниила Дольского, Марека Белорусова, Любы Веселой, Леонида Моложатова, Петра Лещенко…
Молодые артисты исполняют уже не только старые песни.
Вот документ, датированный декабрем 1947 года. Некоторые имена и фамилии указаны неверно, есть песни, ошибочно приписанные другим исполнителям, встречаются неточности в фирмах и названиях, но главное — сам факт существования этой бумаги и ее содержание. Как и двадцать пять лет назад, Главрепертком, вместе с таможней и НКВД продолжал зорко отслеживать все новинки эмигрантской эстрады.
ГЛАВЛИТ СССР. «Не подлежит разглашению»
Список грампластинок, запрещенных к ввозу в СССР:
1. Д. Медов. «Колумбия»
1) «Письмо к матери»; «Привет с родины»
2) «Прощай, мой сын»; «Казбек» и все другие вещи в его исполнении.
2. Коля Негин. «Кисмет», «Колумбия»
1) «Лунная серенада»; «Корсетка»
2) «Оружьем на солнце сверкая» и все другие его вещи.
3. Адя Кузнецов. «Колумбия»
1) «Вы здесь, и я влюблен» и все другие вещи в его исполнении.
4. Моля и Михаил Донцовы. «Колумбия»
1) «Одесская панама»; «Ванька-ключник»
5. Даниил Дольский. «Колумбия»
1) «Прощай, красотка»; «Вот солдаты идут».
2) Циперович. «Военная сценка» (юмористический рассказ); «Торговец живым товаром» (юмористический рассказ)
6. Юрий Морфесси, у рояля князь Сергей Голицын. «Колумбия»
1) «Черные глаза»; «Калитка».
2) «Кошмары»; «Тени минувшего».
3) «Алаверды»
7. Люба Веселая и хор. «Колумбия»
1) «Казбек»; «Прощай ты, новая деревня».
2) «Ямщик, гони ты к Яру»; «О, эти черные глаза».
3) «Кирпичики»; «Прощай, мой сын».
8. Вера Смирнова. «Колумбия»
1) «Кругом осиротела»; Поппури из фабричных песен.
2) «Прощай, Москва»; «Ухарь-купец».
9. Владимир Дилов. «Колумбия»
1) «Бродяга».
10. Русский хор. «Колумбия»
1) «Маменька»; «Солдатушки»
11. Стрелецкий хор и хор Заркевича. «Виктор»
12. Хор донских казаков Сергея Жарова и все другие русские хоровые ансамбли
13. Владимир Неимоев. «Декка»
1) «Ты не грусти»; «Ах, вы, мадам!»
14. М. Водянов «Колумбия»
1) «Кобыла». «Бычок». Юмористические рассказы
15. Цыганка Анна Шишкина. «Колумбия»
1) «Понапрасну, мальчик, ходишь».
16. Станислав Сарматов. «Виктор»
1) «в нашем саду»; «Каково мое положение».
17. Павел Троицкий. «Колумбия»
1) «Вертиниада»; «Вам 19 лет» — пародии
18. Петр Лещенко. «Колумбия»
1) «Ты едешь пьяная»; «Кавказ».
2) «Яша заграницей»; «Кофе утром, поцелуй».
3) «Ночью» (фокстрот с пением); «Зараза».
4) «Где вы, моя дорогая».
Начальник отдела контроля иностранной литературы М. Добросельская, г. Москва, 15 декабря 1947 г.
Репертуар тут, в общем-то, все тот же, что попадал под запрет и раньше: цыганщина, военные «марши», уличные песенки, сатирические рассказы, ресторанные шлягеры…
Но встречается и нечто иное: песни, воспевающие жизнь заграницей, и даже песни с откровенным антисоветским душком!
Любимица князя Феликса Юсупова певица Вера Смирнова не была столь категорична, но и она явно не отличалась благонадежностью в глазах советских цензоров.
Если в 1929 году одесские «Бублички» уже находились в списках официально запрещенных, то что же говорить об эмигрантских «лакомствах»? С точки зрения советского цензора они просто сочились ядом контрреволюции.
Как подчеркивает лингвист Александр Зеленин в диссертационном исследовании «Язык русской эмигрантской прессы (1919–1939)» [8],
Впервые композиция была записана на пластинку в 1942 году (но звучала в живом исполнении, судя по тексту, гораздо раньше). Матти Юрва исполнил ее с оркестром русского эмигранта Жоржа Годзинского. Ученик самого Александра Зилоти, выпускник Хельсинкской консерватории, одаренный музыкант Годзинский стал последним аккомпаниатором великого Шаляпина. Ему посчастливилось сопровождать певца в гастрольной поездке по Японии и Китаю в 1935–1936 гг. После войны Годзинский выступил аранжировщиком альбомов известного исполнителя русского репертуара Виктора Клименко. И о нем мы еще вспомним.
Северный сосед не дремал. Вслед за ударной композицией «Нет, Молотофф!» финские авторы Ральф Эрвин Вогл и Фритц Лохнер сочиняют еще одну — «На Урал!» Как ни удивительно это прозвучит, но тамошние националисты всерьез мечтали откусить от России такой ломоть. Непонятно, правда, что пять миллионов финнов делали бы с огромной территорией, но притязания свои в песне они озвучили. Перевод вольный, зато с сохранением рифмы, найден на просторах Интернета[9]:
Но русские ничего не прощают. Не знаю уж, где и когда (быть может, не обошлось без помощи меломанов из НКВД), но Покрасс и Д’Акгиль услышали этот музыкальный призыв противника и не замедлили дать ответный «залп»:
Неизвестно, последовал ли «ответ», но стоит признать, что наши финские оппоненты оказались неожиданно плодовиты на сочинение подобных музыкальных прокламаций. Были в репертуаре их артистических бригад и «Карельская Катюша», и главный хит нацистов «Лили Марлен» (естественно, в переводе) и много чего еще.
Впрочем, нам пора свериться с компасом и повернуть из «страны тысячи озер» строго на запад. Главный «музыкальный ринг» находится именно там.
Глава 3. «Чубчик» у немецкого микрофона
«Эх, ты раздолье,
И счастье мое злое…
И нет мне покоя с гармошкой моей,
Каждый, кто хочет,
Вслух меня порочит,
Без передышки играй всем сильней!»
П. Лещенко, «Андрюша»
«Войной навек проведена черта…»
Оказавшиеся на «дальних берегах изгнанья», многочисленные рядовые и офицерские чины Белой гвардии были сформированы военачальниками в Русский общевойсковой союз — РОВС. Эта организация представляла собой реальную силу, которая внушала Сталину и его окружению серьезные опасения. Мужем певицы Надежды Плевицкой был один из лидеров организации генерал Николай Скоблин. При непосредственном участии завербованной ОГПУ звездной четы были один за другим ликвидированы руководители РОВС — генерал Кутепов (в 1930-м) и генерал Миллер (в 1937-м).
Но довести разгром «белой армии в изгнании» помешали объективные обстоятельства — начало Второй мировой войны.
Русская эмиграция никогда не отличалась единством мнений, но при всех противоречиях люди разных взглядов могли общаться, искать компромиссы и договариваться в спорных вопросах. Вторжение Гитлера в СССР раскололо общество вдребезги.
Зимой 1941 года поэтесса-эмигрантка Ирина Кнорринг напишет в оккупированном Париже:
Одни (согласно советской пропаганде, их было большинство), невзирая на идеологические разногласия с большевиками, проявили себя патриотами, словом или делом помогая борьбе с врагом. Другие заняли нейтральную позицию, считая «красных» и «коричневых» одинаковым злом и предпочитая наблюдать за схваткой монстров со стороны. Третьи решили, что вторжение — шанс скинуть коммунистическое ярмо, и пошли на сотрудничество с немцами.