— Ты знаешь, какой дорогой нам лучше ехать? — насмешливо поинтересовался доктор.
— Видите ли, сэр, — довольно робко ответил Алан, — я ознакомился с картой и полагаю, что вы поедете по улице Ист-Индия-Док-Роуд, а затем — по мосту Ватерлоо.
— Нет, — ответил доктор. — Тут я тебя «купил», ни по каким мостам мы не поедем. Ты хорошенько запомни маршрут, поскольку, если мои планы осуществятся, тебе придется довольно часто им ездить.
Алан как зачарованный рассматривал те места, что простирались за пределами его родного района Тауэр-Хамлетс. Ему не часто доводилось ездить по городу, но отчего-то у него возникло тревожное чувство, что во многих из тех районов, через которые они проезжали, он когда-то бывал. Наконец они свернули вправо, и по улице Кингзуэй попали в район Холборн. Потом они довольно долго ехали вдоль по Кингзуэй, после чего свернули на улицу Сардиния-Стрит, которая вела на бульвар Линкольнз-Инн-Филдз. Тут Доктор Томпсон неожиданно въехал в какие-то железные ворота и ловко припарковал машину. Выключив зажигание и вытащив ключ, он сказал:
— Вот мы и приехали, парень. Вылезай!
Вместе они вошли в парадную дверь Королевского хирургического колледжа, и доктор Томпсон дружеским легким кивком поприветствовал одного из стоявших здесь людей, одетых в униформу.
— Дела в порядке, Боб? — спросил его доктор и, бодро кивнув, направился дальше, в темный вестибюль.
— Пойдем! Сейчас мы повернем налево… Ах, погоди-ка — мне нужно кое-что тебе показать.
Он остановился и схватил Алана за руку:
— Здесь представлено нечто, от чего у тебя сейчас могут заболеть зубы. Это зубоврачебные инструменты, которыми пользовались в старину. Видишь — вон там, в стеклянном шкафу? Ну, как бы тебе понравилось, если бы кто-то решил выдернуть такой штуковиной твой коренной зуб?
Он весело хлопнул Алана по спине и сказал:
— А теперь посмотрим, что у нас там.
«Там» находилась большая — весьма большая — комната, сплошь уставленная застекленными шкафами, стеллажами и, конечно же, всякими полками, где находилось множество стеклянных банок. Алан с благоговейным страхом разглядывал все то обилие закупоренных в банки младенцев, утробных плодов и всяческих человеческих органов, которые, по мнению хирургов, должны были храниться здесь для изучения и для обучения студентов.
Они прошли вдоль одной из комнат и остановились у стеллажа, выполненного из хорошо отполированного орехового дерева. Доктор Томпсон взял с этого стеллажа какой-то ящик, и Алан увидел в нем два стеклышка, уложенные друг на друга в виде сэндвича. Между стеклышками виднелось какое-то ужасно грязное «нечто». Доктор Томпсон рассмеялся и сказал:
— В этой коробке содержится мозг, который был тонко нарезан таким образом, чтобы, взяв эту коробку и заглянув в нее, ты мог увидеть любую отдельную часть мозга. Смотри-ка, — он потянулся к другому ящику, потянул за ручку, и оттуда показался еще один стеклянный «сэндвич», указав на который доктор сказал:
— Считается, что именно отсюда ты получаешь свои психические ощущения. Интересно, каковы они у тебя? — затем он добавил: — Да и, мне не мешало бы разобраться в своих!
Доктор и Алан провели все утро в Музее Хантера, а затем доктор Томпсон сказал:
— Ну что ж, по-моему, нам пора перекусить, не так ли?
Алан давно уже чувствовал урчание в желудке и потому отнесся к этой идее весьма одобрительно. Они покинули музей и, сев в машину поехали в клуб, где мистера Томпсона, видимо, хорошо знали. Вскоре они уже сидели за столом и обедали.
— Теперь мы поедем в больницу, и я свожу тебя в прозекторскую, а там, как говорится, будь что будет.
— А что, разве в прозекторскую пускают всех так запросто? — несколько изумленно спросил Алан.
Доктор Томпсон рассмеялся и сказал:
— Нет, что ты, не приведи Бог! Но меня там знают как специалиста. И потом, у меня когда-то был свой медицинский кабинет на Харли-Стрит, но я не терплю низкопоклонства и не смог терпеть всю тамошнюю грязь. Я совершенно не выношу этих старых матрон, которые уверены в том, что если они достаточно заплатят, то их немедленно вылечат. К тому же они смотрят на врача как на какую-то инфузорию, — добавил он, покончив с обедом.
Вскоре автомобиль подвез их к крыльцу больницы и остановился в том месте, где парковка была разрешена только врачам. Доктор Томпсон и Алан оставили машину и через парадный вход прошли в регистратуру. Здесь доктор обратился к одному из находившихся здесь санитаров:
— Я хочу поговорить с профессором Дромдэри-Дамбкофф.
Санитар обернулся к телефону и, подняв трубку, что-то сказал в нее.
Вновь повернувшись к доктору Томпсону, он сообщил:
— Все в порядке, сэр. Профессор попросил меня проводить вас и вашего спутника к нему. Прошу вас пройти за мной.
Вместе они прошли по больничным коридорам, которые, как показалось Алану, простирались на бесконечное множество миль. Наконец они добрались до кабинета, на двери которого была видна табличка с именем профессора. Санитар постучал и открыл дверь. Доктор Томпсон и Алан вошли. Первой вещью, которую они увидели, была лежавшая на столе половина человеческого тела. Двое людей в белых халатах деловито что-то там вырезали. На мгновение Алан почувствовал, что внутри него происходит нечто странное, однако он быстро решил, что если он собрался стать доктором, то ему придется привыкнуть к подобным зрелищам. Поэтому он сделал резкое глотательное движение, дважды или трижды усиленно моргнул и полностью овладел собой.
— Это тот мальчик, о котором я вам говорил, профессор. Думаю, из него будет толк, — сказал доктор Томпсон, представляя Алана профессору.
Профессор пристально посмотрел на Алана и сказал:
— А, это хорошо, что вы уже здесь. Ну что же, давайте посмотрим, на что вы способны, — и вдруг он так странно захихикал, как девчонка. Бедный Алан ужасно смутился.
Какое-то время они просто стояли и разговаривали, пока профессор наблюдал за работой двух студентов. А затем Алана провели в невероятно холодную и ужасно зловонную прозекторскую. Здесь Алан не на шутку испугался, что может опозориться, если рухнет в обморок или испачкает пол своей рвотой. Но тут он опять вспомнил, что это его будущая работа, и приступ тошноты сразу прошел. Профессор двигался от одного трупа к другому. Поскольку лекции закончились и никого из студентов в прозекторской не было, то профессор стал обращать внимание Алана на отдельные интересные моменты, а доктор Томпсон внимательно следил за его реакцией.
— Ах, я есть глюпий башка! — вдруг сердито вскричал профессор, нагибаясь и поднимая упавшую на пол отрезанную руку, которую кто-то забыл под прозекторским столом.
— Студенты сейчас не такой, как есть в Германия, — они очень небрежный. Как они сметь ронять рука?
Все еще продолжая ворчать, он подошел к другому трупу и, ухватив Алана за руку, сказал:
— Возьми вот этот скальпель и сделай надрез отсюда досюда. Ты должен чувствовать, что значит резать человеческий тело.
Алан тупо взял протянутый ему скальпель, а затем, с внутренним содроганием, которое, как он надеялся, было не очень заметно, надавил острием ножа на мертвую плоть и сделал надрез.
— Твердый рука! У тебя твердый рука! — восторженно вскричал профессор. — Да, ти станешь хороший студент-медик!
Потом доктор Томпсон и Алан пили чай, и доктор сказал:
— Ну а теперь, несмотря на то, что ты столько сегодня повидал, тебе придется есть. Я был почти уверен, что увижу твою зеленую физиономию на полу подле прозекторского стола или что-нибудь в этом роде. Интересно, что с тобой будет, если в следующий раз я предложу тебе съесть почку на поджаренном тосте? Как думаешь, тебя стошнит при виде почки?
Алан рассмеялся. На душе у него теперь было легко, и он ответил:
— Нет, сэр, я чувствую себя как дома.
Потом они медленно возвращались в район Уоппинг, лавируя между толпами вечерних прохожих. Доктор Томпсон всю дорогу рассказывал Алану о своих планах — о том, что он стареет и очень устает, о том, что он будет заботиться об Алане и позволит ему пользоваться своим банковским счетом, чтобы тот зависел от родителей. Он говорил:
— Я не знал своих родителей. Я был сиротой. Но если бы мои родители поступали со мною так же, как с тобой твои, то, поверь мне, — я бы от них сбежал!
В тот вечер в семействе Бондов состоялся нелегкий разговор. Бонд-отец пытался не выдавать своего любопытства, однако он с большим вниманием слушал все, о чем рассказывал Алан. И, в конце концов, он сердито сказал:
— Хорошо, парень! Если хочешь, можешь убираться. Мы нашли другого мальчишку, которого заберем к себе, если ты нас покинешь.
Таким образом, все очень быстро устроилось. Алану предстояло поступить на подготовительное отделение медицинской школы при больнице Сент-Мэгготс, а затем если он преуспеет в учебе, то станет студентом этой школы. И Алан преуспел, учась на подготовительном отделении. Он хорошо успевал, входил в тройку самых лучших слушателей этого отделения и стал любимцем своих преподавателей. И вот настала пора, когда он закончил подготовительное отделение и был принят в число студентов медицинской школы, учившихся при больнице. Алан никогда не задумывался о том, что случится с ним завтра, поскольку любил перемены, а перемен в его жизни было очень много.
Больница Сент-Мэгготс находилась в старом здании, своей формой напоминавшем букву «U». В первом крыле буквы «U» находилось терапевтическое отделение, в основании этой буквы расположилась психиатрия, а хирургическое отделение располагалось во втором крыле. Конечно, учась на подготовительном отделении, Алан часто бывал в больнице, но он испытал особенно трепетные чувства в то утро понедельника, когда впервые пришел сюда. Он подошел к парадному входу и назвал себя, после чего санитар недовольно заметил:
— А, ты один из этих?
Затем он раскрыл свой гроссбух и стал не спеша листать страницы, слюнявя палец и оставляя на бумаге желтые никотиновые пятна. Наконец он сделал в гроссбухе какую-то пометку и сказал:
— Да, да, я про тебя знаю. Поднимись по лестнице вверх, поверни направо, а потом налево. Как войдешь во вторую дверь справа, спросишь доктора Эрика Тетли. Но поостерегись — он сегодня с утра не в духе!
Пожав плечами, санитар отвернулся. От удивления Алан на мгновение остановился — он думал, что люди проявят больше уважения к человеку, который собирался служить в этой больнице три или четыре года, будучи студентом-медиком. И он тоже пожал плечами, взял в руки свои чемоданы и поднялся по лестнице вверх.
На верхней площадке лестницы, у правой стенки маленького вестибюля стоял стол, за которым сидел какой-то мужчина.
— Кто вы? — спросил он.
Алан назвался. Санитар сверился со своей книгой и что-то написал на карточке, а затем сказал:
— Можешь оставить свои чемоданы здесь. А эту записку отнеси в кабинет доктора Эрика Тетли. Только стучи один раз и негромко — а уж после входи! А что дальше будет — зависит только от тебя.
Про себя Алан подумал, что здесь почему-то очень странно ведут себя с вновь прибывшими, тем не менее он взял у этого человека карточку и направился в указанный кабинет. Он постучал в дверь, вежливо подождал секунду или две, а затем тихо вошел. Прямо перед собой он увидел стол, заваленный бумагами, хирургическими инструментами и фотографиями женщин. Черная табличка с надписью «Д-р Эрик Тетли», сделанной белыми буквами, стояла в углу стола, а сам доктор, квадратный, словно шкаф, восседал на вертящемся стуле. Его руки были широко расставлены, а большими жирными пальцами он упирался в край стола.
Алан подошел к столу, слегка смущаясь немигающего взгляда доктора Тетли, и сказал:
— Сэр, я приехал поступать в Сент-Мэгготс. Мне велено передать вам эту карточку.
Доктор даже не пошевелился, чтобы взять карточку. Поэтому Алан положил ее перед ним на стол и сделал шаг, все еще испытывая на себе все тот же выматывающий душу пристальный взгляд.
— Храх! — хрюкнул доктор. — Да, старик Томпсон был прав. Я вижу, в тебе есть задатки порядочного человека, однако тебе необходимо немного вправить мозги, не так ли?
Тут он возвысил голос и во все горло рявкнул:
— Пол! Бонд пришел. Ты не мог бы зайти?
Только теперь Алан заметил, что палец доктора лежал на кнопке системы внутренней связи. Вскоре послышался шум, а затем в комнату влетел маленький неопрятного вида доктор с торчащими во все стороны волосами. На нем был белый халат, который доходил ему до лодыжек. Рукава халата были такими длинными, что доктор их то и дело засучивал. Он скорее был похож на старьевщика, чем на доктора.
— Ах, это Бонд? Ну и что мне теперь с ним делать? Целоваться, что ли?
Доктор Эрик Тетли фыркнул и сказал:
— Для начала тебе придется с ним повозиться, чтобы сделать из него нормального человека.
Доктор Пол помычал, перелистывая бумага Алана, и сказал:
— Ох, до чего же низко пал Сент-Мэгготс, если дошел до того, что принимает в свои стены сына торговца картошкой, который вознамерился стать дипломированным хирургом, либо практикующим терапевтом, или кем-нибудь вроде этого. Зачем это вам? Мало нам студентов из высшего общества — теперь нам продавцов картошки подавай, во как!
Алан был ошеломлен. Он был просто потрясен тем, что этот замызганный, неопрятный и жалкий на вид человек смел, говорить ему столь неприятные вещи. Однако он вспомнил, что ему предстоит здесь учиться, и промолчал. Но вдруг, взглянув на доктора Пола, он увидел веселые искорки в его серых глазах. Доктор сказал:
— Но что поделаешь, мальчик… Говорят, Иисус был сыном плотника, так, кажется? Я не очень-то доверяю этим слухам, поскольку сам я приверженец Моисея, — рассмеялся он и протянул Алану руку.
Вскоре после этого Алану показали его комнату, которая находилась здесь же наверху — в центральной башне здания, прямо над парадным входом. Эту комнату ему предстояло делить еще с двумя студентами-медиками, так что их бытовые условия были стеснены донельзя. Спать им приходилось на парусиновых раскладушках.
Слуга, который показал ему комнату и позволил положить на койку чемоданы, сказал:
— А теперь, доктор, я должен сопроводить вас в больничный покой Мэристоу,[23] который находится над терапевтическим отделением. В нем тридцать пять коек. Между прочим, там есть еще две койки — в частной комнате, которая находится рядом с покоем. За старшую там сестра Суини. Черт возьми, это еще та сучка! Находясь рядом с ней, всегда помните о своих манерах!
Старшая медсестра Суини, отвечавшая за порядок в покое Мэристоу, и вправду казалась сущим драконом. Она была всегда недовольна всеми и всем. Ее кожа была так смугла, что могло показаться, будто она была представительницей какой-то смешанной расы. На самом же деле она происходила из старинного английского рода, и Алан изумился, когда она впервые заговорила с ним. Судя по ее речи, она принадлежала к самым культурным людям, которых Алану доводилось когда-либо видеть. И более близкое знакомство показало, что сестра Суини отнюдь не была драконом. Когда она видела, что студент усердно трудится, то изо всех сил старалась помочь ему. Для лентяев у нее никогда не находилось времени, а в случае, если какой-нибудь студент совершал оплошность, она тут же бежала в кабинет Сестры-распорядительницы.
Жизнь студента-медика, живущего при больнице, по большей части однообразна. Алан усердно трудился. Он любил работать и производил на всех очень благоприятное впечатление. В конце третьего года обучения его вызвал к себе доктор Эрик Тетли.
— Ты хорошо работаешь, мой мальчик, — куда лучше, чем я предполагал. В самом начале я думал, что, несмотря на все комплименты, сказанные в твой адрес стариком Томпсоном, ты все равно вернешься домой чистить картошку. Но ты во всем проявил себя с наилучшей стороны. И я хочу, чтобы в будущем году ты был моим личным ассистентом. Ты согласен?
Он поднял на Алана глаза и, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Хорошо, можешь отлучиться на полдня, чтобы сходить к старику Томпсону. Передай ему от меня, что он оказался прав. Скажи, что с меня причитается…