ДАМЬЕН КЕОУН
Признательность автора
В работе над этой книгой мне помогали студенты, коллеги, друзья. Студенты моего курса по буддизму в Голдсмитском колледже во время семестра 1995-96 гг. охотно выступали в роли «подопытных животных», на которых я «испытывал» черновые варианты глав. Могу лишь надеяться, что эксперимент прошел достаточно гладко. Огромную помощь мне оказали мои коллеги Лэнс Казенс, Питер Харвей и Чарльз Пребиш, которые дали мне массу ценных советов и уберегли от ошибок и упущений За те, что остались, ответственность лежит на мне.
Наконец, я очень признателен Джорджу Миллеру за его рекомендации и поддержку на протяжении всей моей работы, от начала до конца. Я благодарен также Ребекке Хант за безукоризненную и эффективную организацию технического обеспечения. Любой автор не мог бы и желать более профессиональной редакционной помощи.
О цитируемых произведениях и терминологии
В книге читателю встретятся ссылки — например, Д. ii.95. Они указывают на самые ранние буддийские книги, написанные на языке пали, т. н. палийский канон. Первая буква обозначает один из разделов (
Карта 3. Распространение махаяны в Азии
Глава 1 Буддизм и слоны
Однажды Будда рассказал историю о слепых и слоне (Удана 69 и сл.). Как-то царь города Саваттхи приказал собрать незрячих подданных и разделить их на группы. Каждую группу подводили к слону и давали ощупать какую-нибудь часть его туловища — голову, хобот, ногу, хвост и т. д. После этого царь просил описать животное. Те, кто «знакомился» с головой, говорили, что слон похож на сосуд для воды; трогавшие уши сравнивали его с корзиной для веяния зерна; те, кто ощупывал ногу, сказали, что слон похож на столб, а касавшиеся бивня утверждали, что он напоминает плечо вешалки. Разгорелся спор, каждый доказывал, что прав именно он, а остальные ошибаются.
Изучение буддизма за последние 100 лет во многом напоминает эту историю со слепыми и слоном. Уделив первостепенное значение какой-то малой части туловища слона, исследователи предполагают, что именно их выводы полностью справедливы. Часто элементы, которым они уделили больше внимания, чем-то напоминают бивни слона — вещь удивительную, но не способную дать полное представление об этом животном. В результате появилось много ошибочных и весьма широких обобщений, например, о его «негативности», «отрицании существующего мира», «пессимизме» и тд Хотя сегодня эта тенденция сошла на нет, она прослеживается в более ранних работах, авторы которых преувеличивают некоторые особенности буддийской традиции, либо, исходя из вполне справедливых выводов о ней в рамках одной культуры или исторического периода, переносят их на все остальные.
Первый урок, который можно извлечь из истории со слепыми, состоит в том, что буддизм — огромная и сложная тема, поэтому следует воздерживаться от обобщений, построенных на изучении какой-либо одной его части. Так, надо осторожно относиться к высказываниям, которые начинаются со слов «буддисты считают…» или «буддизм учит..» Они требуют уточнения: какие буддисты имеются в виду, какому направлению буддизма они следуют, к какой школе или направлению они принадлежат и т. д, иначе эти высказывания не многого стоят. Некоторые ученые идут дальше, утверждая, что транскультурное явление, известное на Западе как «буддизм» (слово вошло там в обиход в 30-х гг. XIX в), представляет собой не единое целое, а совокупность направлений. Если так, то, может быть, следует говорить о «буддизмах», а не о «буддизме». Однако тенденция такого «разложения» буддизма, вероятно, представляет собой реакцию на стремление к «приведению его к единой сущности», иными словами, постулату о том, что — это монолитное явление, одинаковое повсюду. Золотая середина — взгляд на буддизм как на нечто, напоминающее рассказанную выше историю о слоне: в нем удивительным образом собраны различные элементы, но в то же время есть и основной стержень, с которым все они связаны.
Второй урок, не столь очевидный, но не менее важный, состоит в том, что существует множество разновидностей слепоты. Эксперименты со зрительным восприятием показывают, насколько сильное влияние на то, что мы видим, оказывает наш мозг. В значительной мере человек видит то, что ожидает, или хочет увидеть, отбрасывая все, что не укладывается в его представление о реальности В разных культурах, воспитывая детей, их учат различному видению и восприятию. Поэтому чужая культура часто кажется удивительной и странной, хотя ее носители действуют абсолютно естественно. При встрече с иной культурой легко перенести на нее собственные представления и ценности, а потом чудесным образом «обнаружить» их в первоисточнике. Так, буддизм становится тем, что мы надеялись (или боялись) в нем найти Даже специалисты не застрахованы от подобного «привнесения» в исходные данные своих предположений. При этом многие западные ученые предлагают такую интерпретацию буддизма, которая обязана скорее их собственным представлениям и воспитанию, чем самому буддизму.
Помимо того, что личное восприятие подвержено разного рода субъективным влияниям, существует еще и риск построения культурных стереотипов, возникающий при любом столкновении с «чужим». Современные авторы, например Эдвард Сэд, обратили внимание на тенденцию в западном искусстве и литературе создавать некий образ «Востока», который представляет собой скорее отражение собственных подспудных идей, чем достоверное описание существующей реальности. Необязательно принимать выдвинутую Сэдом теорию заговора, согласно которой Запад создал интеллектуальный стереотип Востока, подготавливая почву к его политической колонизации, но ведь действительно, обращаясь к изучению других культур, мы неизбежно находимся под влиянием установок и предпосылок нашей собственной культуры, которые едва осознаем. Следовательно, при изучении буддизма необходимо остерегаться «культурной слепоты» и заблуждений, порождаемых идеей о том, что западные категории и концепции присущи и другим культурам и цивилизациям.
С проблемами, о которых речь шла выше, мы сталкиваемся сразу же, как только пытаемся определить, что такое буддизм — религия? философия? образ жизни? моральный кодекс? Его нелегко причислить к какой-то одной категории, для этого необходимо переосмысление некоторых из них. Что мы понимаем, например, под «религией»? Большинство ответит, что религия — это что-то связанное с Богом. Бог, в свою очередь, понимается как Всевышний, создавший мир и живущих в нем существ. Далее, Бог пристально наблюдает (или, во всяком случае, наблюдал до сих пор) за ходом истории человечества, чудесным образом вмешиваясь в нее в критические моменты, заключая «договоры», различными путями объявляя свою волю.
Если такая вера в Бога составляет суть религии, тогда буддизм не может быть религией. В буддизме подобное верование отсутствует, он даже отрицает существование Бога-Создателя. На Западе такое отношение к вере называют «атеизмом». Однако с этим определением тоже есть проблемы. Одна из них состоит в том, что буддизм признает существование сверхъестественных существ — богов и духов. Вторая — в том, что у буддизма мало общего с другими атеистическими идеологиями, такими, как марксизм. Тогда, вероятно, категории «теизма» и «атеизма» здесь не совсем уместны. Высказывалось мнение, что для определения буддизма нужна новая категория — «нетеистическая» религия. А что если наше исконное понимание религии просто слишком узко? Может быть, идея Бога-Создателя, будучи главным признаком одной религии или группы религий, не является характерной чертой всех религий? Хотя это понятие, безусловно, занимает главное место в «аврамических» религиях — в иудаизме, христианстве и исламе, но ведь есть и другие вероучения, например конфуцианство и даосизм — в них много аналогий с западными религиями, но этот компонент отсутствует.
Сравнительное изучение религий по-настоящему началось в послевоенный период, но до сих пор ученые, пытающиеся дать буддизму точное определение, испытывают значительные трудности. Один из наиболее удачных подходов к проблеме избрал Н. Смарт, который предложил анализ феномена религии, используя «семь измерений», практико-ритуальное, эмпирико-эмоциональное, повествовательно-мифическое, доктринально-философское, этико-правовое, социально-институциональное и материальное Привлекательность такого метода заключается в том, что он не сводит религию к какому-то одному учению или верованию и не постулирует, что верующие полностью объединены вокруг чего-то одного. Материалы о разных культурах и исторических периодах свидетельствуют, что в целом это не так. Тем не менее, видимо, существует определенный набор признаков, в совокупности определяющих суть явления, которое мы называем «религией».
Что представляет собой буддизм с точки зрения этих «семи измерений»? Если мы рассмотрим его через призму каждого из них, то будем выгодно отличаться от слепых из нашей истории, поскольку узнаем не об одной, а о семи частях туловища слона.
Практико-ритуальное измерение в буддизме не так ярко выражено, как в верованиях строго обрядового типа, таких, как иудаизм или православие. Тем не менее в буддизме существуют обряды и церемонии, как публичные, так и индивидуальные, многие из которых соблюдаются в монастырях. Особые ритуалы совершаются при посвящении в монашество (например, бритье волос на голове), или повторение монашеского устава
Эмпирико-эмоциональное измерение буддизма, т. е. восприятие его через пережитый опыт, чрезвычайно важно. Личный опыт просветления Будды лежит в основе всей буддийской традиции. Он снова и снова напоминал о собственном опыте для обоснования своего учения и полагал, что учение, не подкрепленное личным опытом, немногого стоит. Просветление Будды имело также и эмоциональный аспект — глубокое сострадание, которое подвигло его на распространение своего учения — Дхармы. Из сочувствия к страдающему человечеству он потратил большую часть своей жизни на объяснение своего учения, которое, как он осознавал, было «трудным для восприятия и понимания, доступным мудрецам», на благо тем немногим, «у кого немного замутнен разум и кто, его не воспринимая, зря растрачивает себя» (M.i.168).
Эмпирическое измерение имеет большое значение, поскольку для буддизма религиозная жизнь — это фактически курс обучения самотрансформации. Духовные упражнения, такие, как медитация, вызывают изменения в сознании, способные ускорить духовное развитие. Медитацию можно сравнить с христианской молитвой, хотя они преследуют разные цели: буддисты не просят Бога об исполнении своих желаний, а стремятся к мудрости и состраданию.
Этот акцент на внутреннем эмпирическом аспекте религиозной практики сближает буддизм с мистическими традициями древней Индии, например, с йогой. В ней различные упражнения — позы и дыхание — используются для достижения контроля над телесными и ментальными состояниями человека и раскрытия им своих потенциальных возможностей. В следующей главе мы расскажем о том, как Будда сам использовал некоторые из этих методов. Они практикуются не только в Индии, но и в других странах мира. Сегодня наблюдается возрождение интереса к мистическому аспекту христианства, отчасти вызванного современным увлечением индийской духовной традицией.
Как и в других религиях, в буддизме есть свои особые мифы и легенды. «Мифы» в данном случае не означают вымысел, скорее это истории, обладающие огромной силой воздействия благодаря их способности действовать одновременно на нескольких уровнях. В них есть повествовательный сюжет, но при этом, как и в притче, присутствует метафорический смысл, который может быть понят и истолкован по-разному. Например, Фрейд считал, что в мифе об Эдипе, убившем своего отца и женившемся на матери, заключены важные общечеловеческие истины о сексуальности и подсознании. Иногда бывает трудно понять, следует воспринимать миф буквально или нет. Люди, верящие в истинность Библии, будут читать Книгу Бытия как достоверный рассказ о сотворении мира. Другие предпочтут научную версию, не отрицая того, что Книга Бытия раскрывает глубинную связь между Богом и Вселенной. В раннем буддизме есть свой «миф о сотворении», изложенный в «Агганна-сутте», а также множество популярных сказаний, например