Зоя в подобных мероприятиях не участвовала – ночью лучше спать в своей кровати, а не расхаживать в пышном платье восемнадцатого века из угла в угол среди развеселых посетителей ресторана. Не, пусть этим занимается кто-нибудь другой, тем более что добровольцев предостаточно – оплата хорошая, да и в двенадцать можно расслабиться и либо смотаться домой, либо при желании остаться и отдыхать, уплетая в неограниченном количестве салаты и закуску со шведского стола (массовикам-затейникам – бесплатно).
А мальчишники и прочие сабантуи являлись обычной партнерской рекламой. Зойкина фирма своим клиентам ненавязчиво предлагала ресторан «Добрый Ганс», а ресторан, в свою очередь, в папку меню вкладывал глянцевый проспект с дополнительными услугами: если вы хотите удивить своих гостей… если вы хотите порадовать жениха… и так далее.
Женихов радовали редко, но все же случалось. И тут Зоя действительно становилась незаменимой. Во-первых, за счет своей миниатюрности она легко помещалась в коробку (изначально ошиблись с размерами подставки для тортов), во-вторых, была симпатичной и в то же время не являлась стандартной пышнотелой блондинкой, в-третьих, она плохо, но очень искренне пела, что добавляло номеру особую комичность, и в-четвертых, Зойка – это Зойка, и всеобщее удовлетворение гарантировано.
Сама же она относилась к такой работе с легкой небрежностью: надевала короткое платье с блестками, красилась поярче и лезла в коробку, которую официанты крепили к подставке с тортом. Вуаля! И обалдевший жених наблюдает, как из торта выскакивает Дюймовочка и дурным голосом тянет что-нибудь русско-народное или, наоборот, модное – из последних альбомов раскрученных звезд эстрады. Десять минут куража – и десять тысяч рублей в кармане!
Но сейчас речь идет о совершенно непонятной Снегурочке… Кирилл Абрамович нервно сопит в трубку… и что-то там еще было про костюмчик, подходящий для загара…
– Голой нужно из торта выскочить? – просипела Зойка. Спина резко взмокла, а ладони вспотели. – Охренели, что ли?..
– Похоже, Карпушина, ты действительно серьезно больна! – возмутился Кирилл Абрамович, который прекрасно помнил истину: лучшая защита – это нападение. – Голой! Да я же тебе в отцы гожусь, разве бы я мог такое предложить…
«Еще как мог бы, – гневно подумала Зойка и добавила: – Таракан проклятый».
– А о каком загаре тогда идет речь?
– М-м… Новый год на носу, естественно, народ желает видеть Снегурочку…
– Немножко неодетую, по всей видимости, – зло просипела Зойка, стягивая с шеи шарф.
– В купальнике, – выдохнул администратор и вновь кашлянул.
Замечательно! Великолепно!
– А позвольте поинтересоваться, Кирилл Абрамович, – пискляво, но довольно громко начала выплескивать свой гнев Зойка, – а как они по столь жалкому наряду поймут, что я Снегурочка?
– Так ты купальник мишурой обошьешь и корону на голову наденешь, – охотно объяснил он.
– А Деда Мороза им не надо?! А то надели бы на вас стринги – это такие крохотные тоненькие трусики, и…
– Карпушина, не говори ерунду…
– …не волнуйтесь, я их тоже обошью мишурой!
– Карпушина, я пожилой человек…
– А я больна и отказываюсь быть голой Снегуркой! И на прошлой неделе мы с вами об этом не договаривались, вы специально умолчали о пятнице, зная, что я буду против! – Голос Зойки сорвался, и она закашляла и захлюпала носом.
– Двадцать тысяч рублей, и неделя отдыха, – пообещал Кирилл Абрамович. – Заменить тебя некем, а ресторан «Добрый Ганс» наш давний партнер. Не порти репутацию фирмы, Зоя. Пей антибиотики, витамины и выздоравливай.
Она положила трубку и опять обмотала шею шарфом. Купальник, мишура, корона и сопли – вещи несовместимые, до пятницы она вряд ли поправится, так что все равно выпрыгивать из коробки не ей.
* * *
Апельсины, мандарины, грейпфруты или лимоны? Насколько они взаимозаменяемы и что полезнее?
– Наверное, лимоны, – буркнула Таня и сунула в пакет три штуки. Немного подумав, положила в другой пакет четыре апельсина и с чувством выполненного долга отправилась взвешивать цитрусовые.
В мясном отделе она взяла лоточек с двумя охлажденными куриными окорочками, в молочном – кефир и питьевой йогурт (если верить написанному на этикетке, то полезных бактерий в нем до самого горлышка), в кондитерском – пирожные «Картошка» и заварные кольца с творогом (любимое лакомство тяжелобольной Зойки). Прихватив еще бутылку минералки и маленькую упаковку зеленого чая, Таня подошла к кассе и полезла за кошельком. Денег негусто, но на «экстренную реанимацию» подруги хватит и еще немного останется. Надо бы попросить аванс у Баркова… нет, не надо… уж как-нибудь…
Несмотря на то что Таня держалась стойко, нынешнее положение дел ее убивало. Финансовая стабильность уплыла напрочь, а на смену ей пришли трудовые будни, давка в общественном транспорте, удушающая экономия и вселенская обида. По понедельникам она всегда посещала салон красоты – приятная привычка, ритуал, потребность. А вчера сама сделала педикюр и выщипала брови. Плакала и выщипывала – не от боли, а от жалости к себе.
Одно дело сказать – я буду сильной, а другое – встать рано и отправиться в логово врага. Не так-то это легко: делать равнодушный вид, когда хочется швырнуть всю «макулатуру» со стола на пол, пнуть ее ногой и закричать: «У меня был свой бизнес, и идите вы все в баню!» Унизительный кофе на подносе, унизительная фразочка «добрый день, фирма „МАСТ-КЛАСС“, унизительные ухмылочки Баркова, и первая зарплата тоже будет унизительной. Кстати, а когда она будет? Слезы задрожали в уголках карих глаз и…
– Зеленый чай тоже ваш? – спросила хмурая женщина-кассир, и Таня отвлеклась от своих горестных мыслей. Слезы мгновенно испарились, а мысли переключились на простуженную подругу.
– Да, мой.
Дверь открыла Зойка, но с первого взгляда узнать ее было трудно. Поверх махрового халата надета шерстяная кофта, капюшон на голове, горло обмотано вишневым мохеровым шарфом, на ногах спортивные штаны и серые безразмерные шерстяные носки.
– Знобит, – пояснила она и, вынув из кармана халата носовой платок (возможно, кухонное полотенце), шумно высморкалась. – Близко ко мне не подходи, я чудовищно заразна.
Обрадовавшись, что Зойка, по крайней мере, стала нормально разговаривать, Таня протянула гостинцы.
– Режь лимон и жуй, – приказным тоном сказала она, скидывая верхнюю одежду.
Зойка опустила пакет на пол и тоже стала ритмично раздеваться.
– Ты чего?
– Теперь жарко, – пояснила она, стягивая носки.
– Где ты простудилась?
– Я же говорю, на кладбище. Архчхи!
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– И как тебя туда занесло?!
– Лешик с мамой знакомил… – развела руками Зойка и, дабы подчеркнуть маразм ситуации, закатила глаза.
Через десять минут Таня тоже закатывала глаза, крутила пальцем у виска и ругалась: «Как ты могла поехать с этим ненормальным неизвестно куда и почему не повернула обратно от ворот кладбища?» – на что Зойка пожимала плечами, сморкалась и выдавала то сиплое, то гнусавое оправдание: «У меня был шок, да и как я могла его бросить с конфетами „Белочка“ среди могил». Какую роль в этом безобразии играли конфеты, она и сама не знала, но они так крепко засели в голове, что стоило закрыть глаза, как из темноты выныривали одинаковые темно-зеленые фантики. Оставалась только одна надежда на то, что вместе с повышенной температурой уйдет и этот бред.
Хорошенько отругав Зойку, Таня взялась ее лечить. Лимон был тщательно вымыт, почищен, порезан и уложен красиво веером на коричневом блюдце. Чуть-чуть сахарку сверху, и будьте любезны, Зоя Егоровна, откушать витаминчиков.
– Ну а у тебя как? – спросила больная, тщательно разжевывая цитрусовую кислятину. – Жуткая гадость, – не удержалась она от комментария и скривилась.
– Моя жизнь теперь тоже – жуткая гадость. Я в одном шаге от депрессии. – Таня села на мягкий кухонный «уголок» и с тоской посмотрела на лимонные дольки.
– Рассказывай же! Мучает тебя Барков, да?
– Я там долго не выдержу… до чего же это унизительно…
Подробно обрисовав вчерашние и сегодняшние мучения, похваставшись собственными пакостями, Таня загрустила. Только рядом с подругой она могла расслабиться и хорошенько пожалеть себя.
– Представляешь, я ношу ему бумажки на подпись, готовлю кофе… а он сидит с таким видом, будто так и надо, будто он меня по объявлению через газету нашел! Являются какие-то люди, кладут документы на стол, приходит почта, а значит, мне тоже надо куда-то идти и разносить письма и прессу… Пока я особо не напрягаюсь, – Таня махнула рукой и фыркнула, – половину работы я делать не умею, другую половину – не хочу… А Барков раздражает так, что хоть на стену лезь! Я ему завтра слабительное в кофе подсыплю.
– Не надо, – замотала головой Зойка, – прошу тебя: не надо.
– К сожалению, я не могу себе этого позволить, – огорченно вздохнула Таня, – он сразу поймет, кто так мило «пошалил». А жаль, он бы километров десять за день набегал до туалета и обратно.
– Жестокая ты, – одобрительно протянула Зойка и улыбнулась.
– Где… где можно быстро заработать денег? Пусть не целую кучу, но хотя бы тысяч тридцать… Днем я теперь занята, и это все осложняет. А есть какая-нибудь хорошо оплачиваемая надомная работа?
– Вряд ли… но мы можем поискать.
Зойка, больше не желая употреблять столь полезный лимон, взяла пирожное «Картошка» и, задумавшись, откусила маленький кусочек.
Ох-ох-ох… Черные полосы совсем обнаглели – так и ложатся рельсами на судьбу. Не везет им, обеим не везет. Танька потеряла ресторан и теперь мучается с Барковым, а она, Зойка, не смогла в должной мере продемонстрировать свои таланты Фадееву (а будет ли еще когда-нибудь такая возможность?), вчерашний вечер посвятила прогулке по кладбищу, продрогла до костей, заболела и рассталась по телефону с Лешиком (хотя это скорее положительный момент). А еще в воздухе повис пятничный мальчишник… Или надо каким-то образом втягивать в себя сопли, так, чтобы им обратной дороги не было, или готовиться к скандалу.
Вообще-то она поостыла, и проблема, связанная с одеждой Снегурочки, уже не воспринимается так остро (это же не голой, а как на пляже), и двадцать тысяч жалко, но температура (тридцать девять и три) и прочие атрибуты простуды не дают особых надежд на скорое выздоровление. К тому же на губе вскочила маленькая лихорадка, а какая из нее Снегурочка с такой «красотой»? Но двадцать тысяч рублей – это деньги. Деньги… деньги…
Зоя посмотрела на Таню и вернула пирожное в коробку.
– Ты только не отказывайся сразу, – начала она, пересаживаясь к подруге поближе. – Подумай, а потом прими окончательное решение… всего-то десять минут… Мне и самой это не очень нравится, и сначала я была категорически против…
– О чем это ты? – Таня с удивлением посмотрела на Зойку. – Кстати, когда ты последний раз мерила температуру, у тебя щеки красные?
– Не волнуйся, я ее почти сбила… Ты только сейчас на меня не сердись, ладно?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Есть возможность заработать двадцать тысяч рублей. Это, конечно, не сто пятьдесят три тысячи, но, согласись, тоже весомый кусок.
– Соглашаюсь, – кивнула Таня.
Да, теперь это для нее весьма приличные деньги.
– Э…э… Ты помнишь, что обещала на меня не сердиться?
– Помню.
– Тогда не перебивай. – Зойка шумно высморкалась в свое носовое полотенце, откашлялась и продолжила: – В пятницу я должна выступить на мальчишнике: обычное короткое представление без особых премудростей. Нужно выскочить из торта и спеть песенку. Но я заболела и, скорее всего, проваляюсь в постели еще долго. Ты могла бы пойти в ресторан вместо меня… ну и… Об этом мы никому не расскажем! А двадцать тысяч достанутся тебе.
На кухне повисла минутная тишина, а затем Таня спросила:
– То есть ты хочешь, чтобы из торта выпрыгнула я?
– Гу да, – почему-то сразу начала гундосить Зойка. Как сообщить о купальнике, она пока не знала.
– Нет, ты все-таки должна сейчас померить температуру, – серьезно сказала Таня, а потом тихонько засмеялась. – Только этого мне не хватало! Перемазаться взбитыми сливками и изображать из себя Мерилин Монро!
– Не надо ничем мазаться, – обиженно ответила Зойка, – и Монро твоя тут совершенно ни при чем! Хочешь поить Баркова кофе, ну так пожалуйста – никто мешать не станет, но ты проворонишь отличную возможность прилично заработать. И вообще… Я же из торта выпрыгиваю… и пою… Иногда.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Обид не осталось, да и сквозь мрачные краски дня наконец-то пробилась радуга.
– Спасибо тебе за помощь, но я пока не готова к таким кульбитам, – немного успокоившись, сказала Таня. – Боюсь, моя самооценка не выдержит подобного потрясения.
– Ну и ладно, – махнула рукой Зойка. – Давай запечем окорочка, нажарим картошки и покушаем. Правда, аппетита у меня нет, но в процессе приготовления он обязательно появится.
– Мне на работу пора, – покачала головой Таня, поднимаясь из-за стола. – Барков только на три часа отпустил… милый и добрый начальник. Лучше я к тебе вечером заскочу.
В офис Таня вернулась вовремя. Настроение заметно улучшилось, а беспокойство о здоровье подруги улеглось. Перебирая скопившиеся за два дня конверты, газеты и журналы, вспоминая предложение Зойки, она то улыбалась, то усмехалась, то задумчиво наклоняла голову набок.
Природа наделила ее богатым воображением, но, несмотря на это, представить себя сидящей в коробке она не могла.
Глава 12
Омлетом по нервам
Вадим Григорьевич Вякин страдал. Ночью он просыпался четыре раза, ворочался, бухтел, накрывался с головой одеялом, садился на диван, считал до ста и никак не мог решить очень важный вопрос: рассказывать Павлу Сергеевичу о тайных страстях его секретарши или нет?
Казалось бы, какое дело начальнику отдела кадров до чужих охов и вздохов, но Вякин никогда не упускал возможности выслужиться, и к информации (любой) относился бережно. Холил ее, лелеял и хранил от посторонних ушей в распухшем мозге, как хранят в сейфе золотой слиток.
«Придет день, придет день», – частенько говаривал он, перебирая в голове короткие конспекты.
И вот теперь он терзался сомнениями. Затяжными и мучительными.
С одной стороны, признания Семеновой Татьяны могут оказаться некстати. Павлу Сергеевичу это не понравится, и он рассердится прежде всего на гонца, то есть на него – Вадима Григорьевича Вякина. С другой стороны, интрижка бывает очень кстати, особенно до свадьбы…
«Н-да… наверное, до свадьбы самое то», – подумал Вякин, прилизывая назад жиденькие волосы.
Он положил расческу на стеклянную полочку, протер краем полотенца очки, с удовольствием изучил собственное отражение в зеркале и вышел из ванной. Зайдя на кухню, он приготовил в блендере яблочно-банановый коктейль (в журнале «Здоровье» писали, что он улучшает процесс пищеварения, а у Вякина с этим была некоторая… недосказанность), выпил его маленькими глоточками и опять погрузился в раздумья.
Сам Вадим Григорьевич никогда не числился в женихах, и влюбленность тоже не заглядывала в его сморщенное сердце, но целых два раза он был востребован противоположным полом, чем втайне гордился. Первый раз «страстный роман» случился в доме отдыха двадцать лет назад. Повариха из столовой закормила его котлетами до того, что он разомлел и «покатился по наклонной». Расстегнул штаны и, пробубнив: «Я в этом не очень-то разбираюсь, вы, Капитолина Андреевна, уж сами как-нибудь», тут же поинтересовался о завтрашнем меню. Повариха была женщиной простой и нетребовательной, благодаря чему Вякин на следующее утро, получив не только две тарелки каши, но и бутерброд с колбасой и дефицитный глазированный сырок, с гордостью смог сказать: «Я сделал это!»
Второй «страстный роман» был более ярким и тянулся целых три дня. Она – одноклассница дальней родственницы – в Москве проездом. Высокая, рыжая девица Раиса с чемоданами, тюками и откровенным желанием в широко распахнутых глазах. И Вякину захотелось. Первый раз – по-настоящему, по-мужски (да вот, приключилось такое). Он купил гвоздик, поставил их в вазу, отварил магазинные пельмени, щедрым жестом шмякнул на край тарелки майонеза и пригласил на кухню копошащуюся в покупках Раису. Откушав пельменей, она вытерла салфеткой рот, встала, громыхнув стулом, и зажала будущего начальника отдела кадров между холодильником и бежевой, недавно купленной тумбой… А потом она уехала, оставив после себя немыслимый счет за междугородние переговоры, корешок от которого Вадим Григорьевич до сих пор трепетно хранил в низкой хрустальной вазе на одной из полок книжного шкафа.