- Нет, служивый, потискаться мы и внизу можем. А сюда по серьезному делу.
Он удивленно вытаращил глаза. Действительно, какое дело может быть у барчука из высокородных пассажиров до серой матросской скотинки?
- И дело, соответственно, такое, - я заговорщицки понизил голос. - До меня дошли подтвержденные сведения о том, что антиобледенительная система омывания стекол ходовой рубки "Олимпика" заправлена тремястами литрами чистого спирта.
На лице матроса немедленно возникло уважение перед подобными техническими знаниями и деловитостью.
- Сам понимаешь, служивый, две недели сухого закона - это издевательство. Так что был бы премного обязан, если бы и мне перепала малая толика. Скажем, четвертушка. Окей?
Серебряный шиллинг, который слабо блеснул в колечке моих пальцев, оказал воистину гипнотическое действие.
- Две минуты, вашблагородие! - матрос повернулся кругом и припустил так, что только пятки засверкали. Проводив его взглядом, Алиса пробурчала:
- Каждый раз, когда передо мной открывается новая ступенька твоего морального падения, я считаю ее последней... и ошибаюсь.
- Крепись. Даже я не знаю, где нижняя площадка, - покровительственно похлопав ее по плечу, заявил я.
Пять минут спустя мы снова сидели за тем же самым столиком в ресторане. Поставив в ряд три чашечки на блюдцах, я разделил между ними прозрачную жидкость из бутылки зеленого стекла. Судя по отсутствию запаха, спирт не был испорчен глицерином, что, безусловно, было на пользу делу. Сначала "грязный" раствор. Подхватив часовой механизм испытанным, незаменимым пинцетом, также вынутым из рукоятки плоскогубцев, я опустил его в спирт и крутанул чашечку так, что она завертелась на блюдце, словно юла. Спирт, в котором струились кофейные разводы, запенился. Когда жидкость потемнела, я вынул механизм, продул, и перешел ко второй чашечке. Здесь кофейный оттенок был уже едва-едва заметен, а в третьей чашечке спирт остался совершенно чистым. Поднеся механизм к включенной электрической лампе, висевшей над столиком, я оставил его прогреваться и сушиться, после чего аккуратно промыл и корпус. Осталось вставить механизм обратно, собрать баланс и циферблат и вставить пружину.
Несколько оборотов заводного колесика, и секундная стрелка исправно двинулась по своему круговому пути под восхищенное аханье зрительниц. Выставив время по своим собственным часам, я с поклоном вручил часики Маркетте, на глазах которой блеснули слезы - теперь уже радостные. Приняв свою драгоценность обеими руками, она прижала ее к щеке, и дрогнувшим голосом проговорила:
- Я так... так вам признательна... господин Немирович! Вы не представляете, какой камень сняли у меня с груди...
Какие проблемы? С такой прекрасной, рельефной груди я готов снять любой камень, да и вообще, все что угодно! Помнится, речь даже зашла о поцелуе. Эх, поймать бы черноволосую красавицу на слове... но джентльмену не пристало, конечно...
- Чем же... чем же я смогу вас отблагодарить?.. - она смущенно опустила счастливые глаза.
- Как чем? Вы ведь уже договорились!.. - вдруг раздалось над ухом.
- Э?!
- Надо только найти уединенное местечко.
Я почувствовал, что меня неожиданно подхватили под руки. Цирцея и Алиса, лучась подозрительно радостными улыбочками, вынули меня из-за столика и стремительно повлекли в душистые заросли рододендронов. Черт, я же видел, как они шушукались о чем-то втроем. Что они задумали? Погодите... неужели?..
Вытаращив глаза, я завороженно смотрел, как Элиза деловито подталкивает в спину зардевшуюся Маркетту вслед за нами.
Нет. Постойте. Я как-то не совсем готов. Шутки шутками, и она мне нравится, конечно... но я вовсе не думал серьезно о том, чтобы сейчас ухаживать за Маркеттой... или за кем-то другим. Да и вообще, я бы предпочел действовать по собственной инициативе, а не так...
Цирцея наклонилась ближе, щекоча ухо жарким дыханием:
- Господин Немирович, нет... Золтан - вы ведь разрешите вас так называть?
- Д-да сколько угодно...
- Она невероятно благодарна, но смущается. Как благородный человек, вы наверняка будете не против, если мы завяжем глаза? Пожалуйста!.. Ради чести прекрасной дамы!
- Ну-у... если ради чести...
Черт, как-то это непривычно. И жалко, если честно. Маркетта так чудесно покраснела... а-а-а, куда деваться. С другой стороны, в поцелуе с завязанными глазами есть что-то еще более интригующее, чтобы не сказать декадентское... не то, чтобы я был сторонником извращений, но... хм...
Упала темнота. Шелковый шарфик, источающий аромат ландыша, мягко, ласкающе лег на лицо. Подружки выпустили мои локти, оставив стоять, слегка потеряв ориентацию, с неловко расставленными в стороны руками. Что же с ними делать? Заложить за спину? Будет выглядеть по-дурацки, скованно и формально. Попробовать протянуть вперед... но не напугаю ли я девушку демонстрацией хватательного инстинкта? Нет, лучше не стоит. Кто я, чтобы ее обнимать? Что я вообще сделал такого? Удивительно, все же. Откуда подобный энтузиазм? Не могу сказать, чтобы я строил ей глазки или даже завуалированно намекал, да и Маркетта никогда не выделяла меня среди других. Странное какое-то ощущение... возбуждение, удивление... и тяжесть застарелой вины, конечно же. Мда, от нее никуда не деться... хотя миновало уже три года...
Панически бегущие мысли прервал быстрый шепот, непонятная возня и шуршание. Не понимая, что происходит, я инстинктивно пошевелил головой, пытаясь определить направление, но в этот самый миг в мои губы неловко ткнулось что-то мягкое и теплое. Вздрогнув от неожиданности, я, тем не менее, постарался держать марку - не отпрыгнул назад и не заорал, а, наоборот, постарался ответить на поцелуй. Строго, решительно и непреклонно, по-мужски. Нет, конечно, я не хотел пугать Маркетту, но и мямлей выглядеть было бы неприлично. Правда, рукам я так воли и не дал, что стоило значительных усилий. Боюсь, для зрителей мои хищно шевелящиеся пальцы представляли собой довольно пикантную картинку.
Впрочем, невидимая визави вряд ли имела время, чтобы отвлекаться. Мягкие губы дрогнули, словно пытаясь спастись - этого я, конечно же, ни в коем случае не мог позволить, и слегка подался вперед. Легкий вздох, шуршание платья... и она ответила на поцелуй, с заметным трудом преодолев стыдливость, и уже не пытаясь отстраниться. Мало того, я неожиданно, но совершенно отчетливо осознал, что эти теплые и нежные губы со слабым шоколадным вкусом совершенно не желают расставаться с моими. Это была не шутка, не игра, не стыдливое и неловкое выполнение опрометчиво данного обещания, но неподдельное, чистое и искреннее чувство.
Не может быть. Откуда?.. Маркетта дружески улыбалась мне и не раз участвовала в шутливых пикировках, но ни разу не дала почувствовать... заметить хоть след этого пыла. Неужели такое возможно? Разве она могла так ловко скрывать свои чувства?
Постойте, это уже становится попросту неприлично. Легкие смешки и шушуканье зрительниц, наслаждающихся романтической картиной, потрясенно стихли - видимо, они и сами не ожидали такого результата. Боже мой, но и я не хочу... нет, просто не могу оторваться от нее... Это тепло, это нежное дыхание, этот знакомый аромат... Аромат?.. Постойте, благоухание яблок, напоминающее о знойном летнем дне со звенящей в нестерпимо ярком летнем небе тишиной, нарушаемой лишь слабым жужжанием пчел и шелестом листьев старого сада... я прекрасно его знал. Лучше всех запахов на свете. Я вырос вместе с ним.
Вот в чем, оказывается, дело. Да, в общем-то, это было совершенно логично. Чтобы окончательно убедиться, я, не прерывая поцелуя, осторожно согнул правую руку и мягко, нежно двинул вперед ладонь, сложенную чашечкой. Именно там, где я ожидал, с точностью до миллиметра, ее остановила упругая преграда, коротко прошуршавшая шелком. Надо сказать, чтобы полностью наполнить ладонь, ее не хватило.
- Ах!..
Испуганно вздохнув, девушка, которую я целовал, отшатнулась прочь. Криво усмехнувшись, я стащил с глаз повязку. Да, все было именно так, как и предполагалось.
Прямо перед моим лицом оказались потемневшие, полные смятения зеленые глаза Алисы. Ее крепко держали за руки Цирцея и Элиза, чтобы не сбежала. Тоже слегка покраснев, они отводили взгляды. Из-за их спин, прижав ладонь ко рту, расширенными глазами смотрела Маркетта. Повисло неловкое молчание.
- С-справедливость восторжествовала!.. - заявила, наконец, Цирцея, выпуская Алису. - Простите, Золтан, но мы решили, что место у рампы по праву принадлежит главной виновнице происшествия.
- Подруги, называется!.. - со слезами в голосе воскликнула Алиса, вырываясь из их рук. Потом пронзила меня яростным взглядом. - А ты... ты...
Звонкая пощечина заставила меня отшатнуться. Треск раскатился окрест, заставив головы за соседними столиками синхронно повернуться в нашу сторону. Алиса, закрыв лицо руками, бросилась бежать, не разбирая дороги.
Попавшаяся ей на пути невысокая девушка в круглых очках, с темно-каштановыми волосами, заплетенными в растрепанную косу - эталонная отличница с виду - испуганно шарахнулась в сторону, споткнулась, неуклюже попыталась опереться рукой на наш столик, чтобы удержаться на ногах... и вылила весь остывший кофе из многострадального кофейника на китоновское форменное платье. На этот раз без остатка.
- Ой!.. - студентка приземлилась на пол, довольно сильно ударившись. Ресницы за круглыми стеклышками очков мгновенно набухли слезами.
Потирая горящую щеку левой рукой, я шагнул вперед и машинально-вежливо подал руку несчастной, подняв ее на ноги. Но глаза мои невольно возвращались к зарослям рододендронов, за которыми скрылась Алиса.
Ошеломление все не проходило.
Нет, конечно, умом я понимал, что верной подруге детства уже исполнилось девятнадцать лет. Но, говоря искренне, был совершенно неспособен воспринимать ее как-то иначе, чем тощую конопатую пацанку с растрепанным нимбом огненно-рыжих волос в сандалиях на босу ногу и коротких штанишках - точно таких же, что я сам носил пяти лет от роду. Образ заливисто хохочущей Алиски - вниз головой повисшей на яблоневой ветке рядом со мной, шлепающей босиком по ручью или увлеченно швыряющей в меня репейниками - снова встал перед глазами.
Строго говоря, она не всегда была такой. Когда Кларисса Саффолк, супруга приобретшего соседское поместье известного юриста, впервые нанесла матери визит вежливости, моим глазам предстала девочка в смешном розовом платьице. Сделав вымученный книксен, она дичилась еще ровно пять минут. Но стоило нашим родительницам милостиво отпустить детишек погулять в саду, как ее хитрая щербатая улыбка немедленно дала понять, что время одиноких игр с самим собой закончилось. Самозабвенные салочки в розовых кустах завершились с одной стороны плачевно - тетя Кларисса пришла в ужас, увидав, что дочь сумела сотворить со своим нарядом всего за полчаса - а с другой стороны, вполне счастливо. Не склонная к лишним строгостям, она уже назавтра отпустила Алису поиграть, милостиво согласившись с ее доводами о том, какую одежду следует считать подходящей. Конечно же, простую и функциональную, в точности как у маленького Золтана. Следующие восемь лет у меня не было проблем, когда требовалась соратница по приключениям. Конечно, иногда Алиске приходила в голову блажь приодеться и расфуфыриться по-девчачьи, но мои насмешки быстро возвращали ее в обычный вид - и на меня обрушивалась заслуженная месть.
Время не остановить - в какой-то момент рыжая окончательно перешла на платья. Для меня это стало в некотором роде неожиданностью, особенно, когда я вернулся из первой четырехмесячной экспедиции из тех, в которые меня начал брать отец. Новая Алиса изменилась - надо признать, похорошела. Но я прекрасно знал, что внутри нее скрывается все тот же самый озорной и ехидный чертенок, с которым надо держать ухо востро. Какая романтика, прости господи?! Со временем меня тоже начали интересовать девочки, я задерживал взгляд на одноклассницах в гимназии и даже тайком вздыхал, но мне и в голову не могло прийти равнять с ними Алиску. Страшно даже представить, каким бескомпромиссным отпором и последующими издевательствами могла бы закончиться попытка подступиться к ней с "телячьими нежностями". Уж она бы сполна отыгралась на мне за те операции в нашей бесконечной войне, которые обернулись в мою пользу, и которыми я по праву гордился.
Но, постойте... что тогда мог означать этот злосчастный поцелуй? Ладно, я ничего не видел, и был уверен, что имею дело с Маркеттой - о, да, слишком наивная надежда, признаю. Но почему же тогда Алиса, со своей стороны, не устроила шум, даже если представить, что она физически не могла вырваться из рук коварных подружек? Ее звонкий голосок мертвого подымет, мне ли не знать. Не могли же они вставить ей кляп? В то же время, представить, что Алиса вдруг воспылала ко мне горячей любовью настолько, чтобы прилюдно целоваться, было совершенно немыслимо. Это настолько не вписывалось в ее характер... нет, я уже ничего не понимал. Разве только то, что рыжая подружка детства вдруг повернулась совершенно незнакомой стороной. Мда, это еще нужно будет обдумать.
Переполох не утих даже через несколько минут.
- Ах, п-п-простите.... п-простите... простите... - повторяла дрожащим от смущения голоском жертва Алисы и собственной неловкости, пока ее вытирали салфетками. Как бы я ни был сбит с толку, все же машинально отметил, что бедняжка весьма мила - по своему, конечно. Невысокая, полногрудая, с белой, не знающей солнца кожей и большими очками, за которыми моргали огромные, полные слез глаза орехового цвета. Довольно толстая, хотя и растрепанная косичка свисала на грудь, выбившиеся каштановые прядки падали на высокий чистый лоб, розовые губы сложились в детски-обиженную гримаску. Поразительно, как некоторым девушкам удается выглядеть настолько беззащитными. Может быть, специально? ...Впрочем, постойте. Какого черта я таращусь на совершеннейшую незнакомку из чужого колледжа, к которой не имею ни малейшего отношения? Встрепенувшись, словно со сна, и еще раз потерев горящую щеку, я осмотрелся.
Алиса пропала. Ее подруги, неловко глядя в стороны, пытались извиниться, и, чтобы не действовать им на нервы, я уже собрался откланяться, когда раздавшееся за спиной цоканье каблуков заставило меня оглянуться.
Лицом к лицу со мной стояла незнакомая девушка в наколке и короткой, выше колен, черной униформе с белыми оборками. Официантка? Нет, у них совсем другие форменные наряды. И не стюардесса из тех, что обслуживают жилые палубы. Скорее, чья-то личная горничная. Но что она делает в ресторане? Впрочем, кто бы она ни оказалась, я бы непременно запомнил ее, если бы хоть раз встретил на борту дирижабля - даже случайно. Девушка была из тех, кто невольно останавливает на себе взгляд, сколь угодно ленивый и пресыщенный.
Горничная была высока ростом, дюйма на четыре выше меня... нет, постойте, она на высоких каблуках, значит, на самом деле, всего на дюйм. Стройная, длинноногая, прямые и странно светлые, почти белые волосы стянуты в высоко поднятый густой пучок на затылке. Решительный и твердый, хотя приятно очерченный подбородок, широкий лоб и чуть приподнятые скулы. Холодные серые глаза смотрели на меня в упор из-под прямых бровей более темного, чем волосы, оттенка, и в них не чувствовалось ни следа подобострастности, свойственной горничным или официанткам.
- Соблаговолите пройти со мной, - проговорила она звучным голосом, в котором безошибочно чувствовалась сталь.
Это была не просьба - я понял моментально. Каким бы странным ни выглядело приглашение, почему-то не возникло ни малейшего сомнения в том, что отказ немыслим. Что произойдет, если я все же пренебрегу приказом... то есть приглашением? Почему-то при одной мысли об этом по спине пробежал холодок.
Да и с какой стати отказываться? В конце концов, что тут такого? Подумаешь, какая-то незнакомая горничная, наверняка по просьбе своего хозяина приглашает меня... куда? Может быть, спросить?