— Да вроде у нас все в порядке, — оптимистично ответила я, между делом вытаскивая Фуджи из клетки. — Никаких опухо... Черт!
Шишка была небольшая, с горошинку, на боку. Но за неделю подросла до фасолинки.
— Не переживай, может, это всего лишь абсцесс, — утешала меня Лиза. — Приноси ее ко мне, я обожаю тыкать в крыс иголкой!
Я надеялась, что если это абсцесс, то он сам прорвется. А если опухоль, то пусть еще немножко подрастет и мы убедимся, что это она.
Прошел месяц. Шишка больше не увеличивалась, и я решила, что стоит-таки крысу ткнуть и поглядеть, что будет.
Дальше была картина маслом. Мы сидели на кровати и под вопли Лизиной кошки в охоте («Вы слыхали, как поют коты-ы-ы?!») ковыряли крысу иголкой от шприца. Точнее, Лиза ковыряла, а я скакала вокруг с трагичными воплями: «А вдруг это опухоль?! А вдруг мы ее раздавим?!» Ледяное спокойствие сохраняла только Фуджи: она сидела у Лизы на коленях и традиционно готовилась к смерти.
— Не-е-е-ет, — пыхтела Суровая Минская Заводчица, давя злосчастную крысу с решимостью прыщавого подростка перед первым свиданием. — Это абсцесс! И сейчас мы его добудем!
Истина, как всегда, оказалась где-то рядом: крыса внезапно треснула, и из нее вылезла (откладываем бутерброды, отставляем чай!) некая субстанция размером с арахис, коричневого цвета и компактного вида, то бишь созревший и почему-то не прорвавшийся, а мумифицировавшийся абсцесс.
В крысе осталась дыра аналогичного размера.
— «Ежик резиновый шел и посвистывал дырочкой в правом боку!» — не сговариваясь, вспомнили мы детскую песенку из мультика.
— Ты хоть ее помажь чем-нибудь, — с содроганием попросила я.
Лиза задумчиво посмотрела на дыру, и теперь мне на ум пришла цитата из Гайдара, как в войну йодом лечили от всего, столовыми ложками выливая его на зияющие раны.
Тем не менее крыса была намазана перекисью (и впервые проявила признаки возмущения, хрипло пискнув), перекрещена и возвращена в клетку.
Раны на крысах заживают быстро, и через три дня я даже не нашла, где была дырка.
Ждем новой подлости.
Крысы совершенно точно знают, что вечером в девять часов в этом доме дают йогурт. Они начинают ждать его примерно с семи и ждут до упора. Если йогурта в холодильнике нет, то смотреть в их порицающие морды совершенно невыносимо, приходится идти и искать какую-нибудь замену — орешек, семечки или креветку. Замену крысы съедают со страдальческим выражением: «Эй, мы не поняли — а где же йогурт-то?!» — и никуда не расходятся. Наоборот: приникают к решетке, высовывают сквозь нее носы и с надеждой ими шевелят — а вдруг?!
Смотреть на них невыносимо, приходится вставать и, ругая избалованных тварей, плестись в круглосуточный магазин.
Откушав, Фуджи уходит в любимый угол и начинает так смачно грызть решетку, будто она сделана из карамели. Зубы у крыс растут всю жизнь в расчете на косточки, зерна, а то и бетон, который приходится глодать диким пасюкам, чтобы добраться до более питательной еды. А их тут йогуртом и креветками травят, куда ж это годится! Укоротив резцы, Фуджи переходит к коренным зубам, закусывая ими горизонтальный прут, как лошадь мундштук. Морда у Фуджи длинная и широкая, и в этот момент крыса напоминает маленького мохнатого крокодила, а по звуку — гномика с перфоратором (коренные зубы в сточке вообще-то не нуждаются, но Фуджи явно нравится сам процесс: «Ах, какое вкусное железо! Ух, как красиво оно дребезжит!»).
Остальные крысявки используют более прогрессивные стоматологические методики. Можно, конечно, просто поточить верхние зубы о нижние, но это удел крысы, запертой в пустой стеклянной банке. Куда интереснее отжевать угол гамака, прорезать запасной выход в картонной коробке-домике или ободрать обои. Особую любовь крысы питают к мягкой пластмассе и тонким проводам.
«...!!!» — орет хозяйка, увидев на столе горку серо-бу-ро-малинового крошева на месте любимых наушников. Острозубые твари, ничуть не раскаявшись, кидаются врассыпную, а хозяйка печально выуживает из горки единственную уцелевшую деталь: железный штекер. Который очень хочется этим самым крысам кое-куда засунуть — но если бы это помогло!
На самом деле все далеко не так грустно, и от крыс вполне можно откупиться, повесив им кусок мела, положив пару прутиков и оформив клетку коробками из толстого картона.
Но наушники на столе лучше не оставлять. И стенку за клеткой обшить панелями, потому что некоторые крысы обдирают обои исключительно из чувства прекрасного.
Я снова позвонила Ане и трагически возрыдала:
— Ань, дицинона в нашей аптеке нет, и, по-моему, пока я съезжу в другую, она уже все... У нее уже лапки холодные...
— Ну что тут поделать, — философски отозвалась заводчица. — Возьми ее тогда в руки, погладь, проводи на радугу...
Честно говоря, «радуга» крысоводов, куда якобы уходят умершие крысы, вызывает у меня некую оторопь. В моей материалистичной картине мира она как-то не укладывается, равно как и выражение «проводить на радугу» — сразу представляется, как я раскручиваю крысу за хвост и туда зашвыриваю. И вообще, что приличной крысе делать на радуге? Там даже погрызть нечего... Буддистская цепь перерождения нам с крысами как-то ближе.
На руки тем не менее я крысу взяла и принялась провожать. Фуджи дожила последние минуты. Потом самые последние. Потом, видно прочитав мои мысли про хвост и заброс, принялась выкручиваться с явным намерением от греха подальше вернуться в клетку и проводиться без моего участия.
Непедагогично вручив ребенку пакет чипсов с указанием «пока не съешь, с дивана не слазь», я помчалась в дальнюю аптеку. Там дицинона тоже не было. Дождь усилился, зонтик я забыла. Недопровожденная крыса стояла перед глазами, как и объятая одновременно пожаром, наводнением и газом квартира.
Я поскакала в третью аптеку. Самую дальнюю. Там дицинон был, как и огромная, человек десять, очередь из бабулек — ровесниц Фуджи (в пересчете на биологический вид, разумеется). Они уставились на меня так злобно, будто собирались проводить на радугу меня саму, причем в особо жестокой форме. Мои нервы не выдержали, и я очень натуралистично облилась слезами (по большей части на свою горькую судьбу), воскликнув:
— Пустите меня без очереди! У меня дома ребенок маленький и кошка от кровотечения умирает!
«Кошка» выскочила у меня совершенно спонтанно и интуитивно: сомневаюсь, что сообщение о толстой облезлой крысе заставило бы бабок так же расчувствоваться.
— Конечно-конечно, деточка! — зашуршали они, расползаясь в стороны. — Иди!
Я примчалась домой, сжимая в руке ампулу с дициноном, как правительственную депешу. Фуджи в позе умирающего лебедя лежала в лотке, но, увидев меня со шприцем и перекошенной физиономией, поспешно ушкандыбала в домик. Пришлось выколупывать ее оттуда, как упыря из склепа.
Дицинон помог (или просто приступ, что бы это ни было, сам прекра-
тился к моему возвращению?), и вечером мы отправились к ветеринару. Та повертела крысу во все стороны (на Фуджи визит к врачу всегда производит дивный терапевтический эффект: она резко взбодряется с видом тещи «ты что, зятек, какие похороны в три часа, я просто пошутила, чтоб вы побегали!»), велела продолжать дицинон и мастометрин, оперировать с вышеописанными проблемами отсоветовала и отпустила нас домой.
За следующие три дня Фуджи немного оклемалась — лапы волочить перестала, стала понемногу кушать, хоть и продолжала кровить, — но тут ее накрыл второй приступ, так же внезапно. Крыса у меня на глазах осела на полку, проползла по ней до края и упала в лоток. Подрыгалась там, шурша наполнителем, исторгла здоровенный, в полмизинца, черный сгусток крови и замерла. Лапки у нее были ледяные, хвост тоже.
Дело было глубокой ночью, везти было некуда, делать было нечего — все консультации я уже собрала. Оставалось только проводить Фуджи на радугу.
Полчаса я неотрывно глядела на уходящую крысу, дышащую все реже и реже, а потом она... встала, отряхнулась и как ни в чем не бывало пошла к кормушке. Типа я вам тут исполнила на бис, а теперь подкреплюсь и баиньки.
— Чтоб ты здоровенькая была! — с чувством сказала я. — Даже ТУДА тебя, кошмар хвостатый, не берут!
Больше Фуджи не кровила и очень быстро вернула себе прежний аппетит, вес и здоровье.
Прошло полгода, а Суровые Минские Заводчики до сих пор надо мной издеваются. Когда я начинаю жаловаться им, что, дескать, как-то Паська посапывает или там Веста попискивает, они ехидно интересуются: «А лапки у нее еще не холодеют, нет?!»
А я, когда вижу спящую в лотке Фуджи (любит она это дело, если наполнитель свежий), всякий раз нервно вздрагиваю и бегу тыкать ее пальцем.
P.S. При маточном кровотечении у крыс показано срочное удаление матки. Рассчитывать на самоисцеление, как в случае с Фуджи, не стоит: у нас просто не было выбора и ей очень повезло.
Найти ветеринара, специализирующегося по грызунам, непросто. Дело это хлопотное и неприбыльное: мол, раз животное мелкое, дешевое и, по сути, недолговечное, проще купить новое. Координаты Крысболита расползаются по крысоводам, как тайное друидское знание, и вскоре он с ужасом спохватывается, что его приемная забита скорбящими на все лады крысами, вытеснившими прочих животных, — потому что просто ветеринаров в городе много, а ратологов — он один.
Все бы ничего, но этот безответственный человек норовит уйти в отпуск или взять выходной как раз в тот день, когда ваша хвостатая кровиночка задрала вверх лапки и слабо ими подрыгивает, намекая, что даже минутное промедление может сделать вас сиротой. А если вы таки умудрились застать Крысболита врасплох, то он, садистски ухмыляясь, прописывает крысе курс уколов по три раза в день и раз ночью, так что в клинику на другом конце города (по закону подлости она ВСЕГДА на другом конце; видно, перед ее открытием ветеринары нарочно ползают с линейкой по карте, выискивая равноудаленное от всех крысоводов место) не наездишься.
В итоге крысовод очень скоро овладевает навыками первой крысиной помощи: колоть подкожно и внутримышечно, подрезать зубы и когти маникюрными щипчиками, снимать швы, прокалывать фурункулы и обрабатывать раны. Вот только полостные oперации на табуретке в кухне мы еще не освоили, но, чую, это уже не за горами.
Легче всего лечить чужую крысу. Во-первых, ее не так жалко, во-вторых, ее в это время держит хозяин, и все ее негодование достается ему. Хотя основная проблема в том, что крыса — животное мелкое и вертлявое и вкатить кубик препарата в брюхо вместо лапы или вообще себе в руку очень не хочется. Поэтому без дружеской помощи порой не обойтись.
Таблеточки в этом плане куда приятнее и для хозяев, и для крыс: их обычно толкут и коварно подмешивают или заворачивают во что-то вкусное. Заварное печенье было хитом сезона и когда я лечила Фуджи от отита, и когда витаминизировала Весту. Также на роль приманки отлично годятся мясное пюре, каша, вареная картошка — в общем, все, что ваша крыса готова есть даже на смертном одре.
До года крысы цепляют болезни редко и оправляются от них быстро. Но после полутора лет крысиный иммунитет резко падает, и начинаются проблемы. Фактически они делятся на две группы: легочные заболевания и опухоли.
Опухоли у крыс по большей части доброкачественные и без особых проблем удаляются как под общим, так и под местным наркозом — хотя, увы, бывают и исключения. В любом случае, если на крысе появилась лишняя выпуклость, ее нужно показать ветеринару. А он уж пусть решает: подрастить это безобразие до операбельного размера или от греха подальше вылущить в этот же день.
Если опухоль может подождать приговора недельку-другую, то, когда крыса начинает чихать, булькать изнутри и рыдать кровавыми слезами (это не метафора — у больной крысы из носа и слезных желез выделяется красная жидкость — порфирин; бояться его не стоит, но и радоваться тут нечему), необходимо срочно приступать к вышеупомянутым укольчикам и таблеточкам.
— Как хорошо, что я не пошла в медицинский! — приговаривает СМЗ Лиза, расковыривая очередной абсцесс на очередной крысе. — Если бы я увидела такое на человеке, я бы упала в обморок!
Не болейте, крысы! Но на всякий случай готовьтесь лечиться.
P.S. У крысовода под рукой всегда должна быть аптечка «скорой крысиной помощи», включающая инсулиновые шприцы, ватные палочки, пипетку, перекись водорода (йод), преднизолон, фуросемид, сульфокамфокаин, дицинон (этамзилат), активированный уголь (смекту), эуфиллин, но-шпу, хлоргекси-дин/мирамистин и, разумеется, телефон ветеринара!