Когда тройка вышла на седловину, всю южную часть неба уже затянуло тучами.
— Полчаса максимум, — оценил Хорхе.
Витас, выигравший за счет рывка минут пять, уже вовсю резал ножом кирпичи, бешеным кротом вгрызаясь в склон. Остальные присоединились к нему, переложив охрану на собак.
Ниша быстро росла, и вскоре резальщиков осталось только двое: литовец и француз углубляли прямоугольную нишу в склоне, а русский и испанец переключились на строительство защитной стенки. Через двадцать минут убежище было готово. Оставалось лишь прорезать вход.
Только теперь Хорхе отвлекся для связи с лагерем.
— База — Второму!
В ответ тишина.
— База — Второму!
Ни ответа, ни привета. Даже статики почти нет. Неужели, пургень экранирует? Такое бывает, хотя и редко. Но ведь непогода еще не пришла!
— База — Второму!
— Второй, что у тебя? — пробился все же сигнал сквозь плотную завесу снега и ветра.
— Пургень. Зарылись на первой седловине ВАА.
— Принял. Ахмадов атакует Пасруд большими силами. Ваша задача — после пургеня прикрыть Казнок. Возможна попытка прорыва. Как поняли?
— Принял и понял на пять. Прикрыть Казнок.
— Правильно. СК.
— СК.
Пока длился сеанс связи, подчиненные уже затащили в пещеру вещи и залезли сами. Хорхе убрал рацию и нырнул следом. Только теперь забрались псы.
— Что-то вы быстро вход отрыли, — сказал командир, снимая шапку и с хрустом разминая шею.
— А это не мы, — рассмеялся Митька, — Барсик!
Пес, услышав своё имя, поднял голову, убедился, что ничего страшного не случилось, и уронил ее обратно на лапы.
— Барс? — удивился Хорхе.
— Ага. Только щели в стене затерли, подошел и давай рыть. Да так быстро! Пока сообразили, что к чему — уже обратно вылезает. Идеально прорыл. Под длинной плитой, точно по центру. Даже править ничего не пришлось!
— Ох, не зря мсье Аверин говорит, что собаки умнее людей, — сказал Франсуа, — вытеснят они нас как биологический вид. И будут править Землей.
— И слава богу, — откликнулся Витас. — Уж они-то ядерную войну точно не устроят.
Окрестности Новосибирска, Заимка
Влада Урусова
День тяжелый выдался. Как обычно, впрочем. Дети, они такие… Накорми, убери, постирай, сказку расскажи, по заднице тресни… И так целый день. Под вечер и сил нет. До постели только добраться да на подушку упасть…
Проснулась рывком. Как будто что-то в бок толкнуло. Только что? В детской тихо. Поднялась, пошла проверить, на всякий случай. Дашунька разметалась в кровати, но спит спокойно, улыбается… Поправила одеяло…
Близнецы дрыхнут, обнявшись. Как не пыталась переложить каждого в свою постель, не выходит. Порознь орать начинают, хоть убейся. А вместе — просто примерные дети. Ничего, отучатся, когда подрастут. Маленькие ведь, года еще нет…
Димка-Дымок дрыхнет, как живет, по стойке «смирно»…
Нет, не дети разбудили. Что же? Сон? Точно. Нехороший такой сон. Странный. Камни, снег, склоны. Как на Алтае. Только не похоже совсем. И тяжесть наваливалась, нехорошая тяжесть…
«Андрюша, как ты там?»
Тишина, нет ответа. Совсем с ума сходишь, мать…
Опять легла. Только глаза и закрыть успела… Темнота развернулась навстречу белой завесе с оглушительным хлопком. Вокруг засвистело. Громко и до боли мерзко. Захотелось зажать уши. Сильно-сильно. Чтобы не впивался беспощадный звук. Еще и по глазам стегнуло ледяной крошкой, выбив непрошенные слезы. Обруч холода плотно обхватил грудь, перехватило дыхание, сбилось с ритма сердце…
Кругом снежные склоны. Скальные вершины над ними. Нет, это не Алтай, всё крупнее, масштабнее. Камни, торчащие черными клыками из-под снега. Некоторые больше КПП на Заимке будут, другие поменьше. Нависающая стена незнакомой вершины. Внизу человек. Маленькая фигурка пытается укрыться от ветра и снегопада, прячется между камней. Андрей! Лица не видно, но она-то знает, чувствует… Человек спотыкается, падает… Пытается подняться, опять падает…
Надо бежать, помочь ему… Что-то держит за ноги, не пускает… Ну уж нет, хрен вы меня остановите, я спасатель или где? И плевать!!! С треском ломается серый туман, обступивший мужа, больно режут осколки. Но руки касаются плеча в скользкой куртке, трясут. Бесполезно. Андрей не реагирует, без сознания…
— Вставай, — кричит ему в ухо, трясет, бьет узкой ладонью по лицу, — Вставай! Нельзя спать, нельзя! Замерзнешь! Андрюшенька, не оставляй меня, ты не можешь умереть, ну пожалуйста, вставай, Андрюша, родной мой…
Бесполезно.
— Вставай! — от отчаяния в своем же голосе становится еще страшнее, — ты не можешь нас оставить, не можешь! Ты же нужен нам! Андрюшенька, милый, прошу тебя! Вставай, сволочь проклятая! Нет у тебя права такого, умирать! Тебя дети ждут! Четверо! Из которых ты двоих не видел даже! Вставай, скотина! Ну пожалуйста, любимый мой, прошу тебя…
Отчаянье наваливается необоримой тяжестью. Хочется выть, плакать, кататься по снегу рядом с неподвижным телом, рвать волосы.
Но, собирая остаток сил, как можно громче в кружащий вокруг колючий снег:
— Помогите!!! Ну кто-нибудь! Помогите…
И как ответ из бушующей круговерти ветра и снега высовывается огромная собачья морда, вознесенная настолько высоко, что приходится задирать голову. Следом за мордой из бурана вырисовывается широкая грудь, покрытая густой черной шерстью, мощные лапы.
Пес шумно втягивает мокрым носом воздух, смотрит вниз, прямо на нее, и неожиданно спрашивает глубоким басом:
— Чего кричишь?
— Помогите… — еле слышно просит она, — помогите… нельзя спать, нельзя…
— Ну и не спи, — добродушно замечает пес, чуть наклоняет голову, улыбается краешком пасти и толкает мордой. Вроде бы слегка, но так, что все вокруг начинает тускнеть. — Дальше моя работа…
Проснулась от собственного крика. Лицо в слезах, сердце бухает тяжело и часто. Всё тело бьет частая сильная дрожь. Осознание себя и действительности приходит постепенно. Даже медленно. Очень медленно. Но приходит. А вслед за ним отпускает. Совсем немножко, но уже можно соображать, понимать, что делаешь, думать…
— Господи, сон… Всего лишь сон… Только сон…
В коридоре послышались быстрые шаги. В комнату сунулся Димка. В одних штанах, но с пистолетом. Тем самым, на свадьбе подаренным. А я-то, думаю, куда могла засунуть…
— Ма? — тихий вопрос.
Так, вдох-выдох, успокоилась вроде бы.
— Все нормально. Сон плохой.
— Понятно все с тобой. — В полумраке отлично видны упрямо сжатые губы. Прищуренные глаза. Не верит. И правильно делает. Но лучше молчать.
— Честно-честно! Фигня какая-то приснилась.
— Ну ладно. Сделаю вид, что поверил. Добрых снов, ма.
— Добрых!
Скрипнула притворенная дверь. Ушел. Вот теперь можно в подушку и уткнуться, и слезы отпустить, и полукрику-полустону волю дать. Ощутить боль в израненных почему-то руках…
«Андрюша, от тебя ведь привет был! Точно знаю… Что ты делаешь, сволочь полосатая?! Не вздумай умирать! У тебя детей четверо! Не вздумай! Пожалуйста, сволочь моя любимая!!!»
Неслышная тень отклеилась от двери. Осторожно перекатываясь с носка на пятку, вдоль стены, чтобы вовсе исключить шанс случайного скрипа, Дмитрий Урусов пошел к себе. Досыпать остатки ночи.
Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд
С раннего утра Ахмет Шабдолов носился, как угорелый. Эти дети ишаков, лишь по ошибке Аллаха рожденные с двумя ногами, всё делали через задний проход! Простейшие дела превращались в проблемы невиданных размеров, возникавшие буквально на ровном месте. И если бы это было специально, из-за боязни Проклятого Ущелья! Как бы не так! Большинство накладок возникало исключительно благодаря глупости исполнителей!
К полудню Ахмет, в кровь разбивший кулаки о лица особо нерадивых сотников, вытащил камчу, а через четыре часа послал за новой. Но всё-таки в пять вечера армия выступила! Девять часов сборов! Девять часов! Для подразделений, якобы находившихся в состоянии полной боевой готовности! Как надо было заниматься армией, чтобы джигиты так распустились?! Вот и спрашивай теперь, почему Бодхани не может справиться ни с Пенджикентом, ни даже с Матчой! Удивительно, что его бараны до сих пор не проспали вторжение урусов через Анзоб!
Ничего, когда баши Зеравшана сменит имя, всё изменится! Уж он наведет порядок! Если бы не смерть старшего брата Бодхани, незабвенного тезки, всё было бы иначе. Но ничего не изменишь. Кроме одного: Зеравшаном должен править Ахмет-баши. И только так! Пусть погиб Ахмет Ахмадов, но Ахмет Шабдолов-то жив! Пора брать власть.
Решено. Пусть Бодхани напоследок насладится видом головы убийцы брата, а после отправляется на встречу с родственниками. И последнего сына с собой прихватит, Шабдолову не нужны соперники!
Колонна неспешно втягивалась в ущелье Пасруда. Ахмет знал, что проехать удастся недалеко. Но, на всякий случай, прихватил с собой несколько орудий. Понадобится, будет из чего разнести в пыль наглецов. А дальше… Есть четыре вьючных орудия и минометы. Калибр у них небольшой. Но в горах и не нужны гаубицы, одним снарядом сносящие все на сто метров вокруг.
А главное — у Шабдолова много джигитов. Очень много. Хватит, чтобы завалить всё ущелье трупами этих баранов. Цели такой, конечно, нет, но даже если так случится — не жалко. Лишь бы под ковром нападающих остались все защитники. Вот своих отборных бойцов стоит поберечь. Верные и лично обязанные пойдут сзади. Заодно, если эти дети ишаков побегут — пулеметные очереди быстро погасят панику. Бежать можно только вперед!
Как жаль, что выехать удалось так поздно! Скорее всего, придется ночевать в конце дороги. Но откладывать выход на утро не имело смысла. Нет уверенности, что эти потомки ишаков и шакалов завтра не повторят сегодняшние подвиги. Наверняка повторят, а виноватым окажется он, командир! Нет уж. Вперед, а там, подальше от Бодхани, он сумеет поправить положение. И вернуть достойный порядок в эту отару.
Впереди что-то громко бухнуло, и колонна встала. Ахмет сначала даже не увязал эти два события. Но остановка затягивалась.
— Что случилось? Далиль, ну-ка глянь, что там опять не так?
Верный нукер выскочил из машины, и тут бухнуло сзади. Шедшая последней «шишига» в буквальном смысле взлетела в воздух. А следом взорвалась вся дорога. Неведомые противники мало того, что не пожалели взрывчатки, так еще часть зарядов сделали огнеметными. Одни машины загорелись, другие разбросало взрывом. Люди, как горох, сыпались наружу, залегая у обочин, прячась за камнями. Никто по ним не стрелял, но трусу, чтобы испугаться, много не надо.
— Высматривайте подрывников! — заорал Ахмет, понимая, что уже поздно, — людей на склоны с обеих сторон!
Понукаемые плетками и криками командиров всех рангов, джигиты начали подниматься, и в этот момент раздались новые взрывы, и каменные брызги рукотворного гнева гор безжалостно вырубили огромные бреши в рядах поднимающихся джигитов. Оставшиеся снова залегли, наудачу поливая склоны, безумолчной стрельбой пытаясь заглушить страх.
— Прекратить огонь! — заорал Шабдолов. — Теперь они наверняка ушли.
Ахмет вынужден был признать — первая схватка проиграна вчистую: скорее всего, противник не потерял ни одного человека. Только через час удалось навести некое подобие порядка и сосчитать потери. Выяснилось, что погибших не так много. Вот раненых… Особенно плачевно с техникой. Оставшихся машин еле хватало, чтобы отправить в тыл покалеченных. Ахмету хотелось добить раненых, но пришлось загнать столь соблазнительную мысль подальше. Не из-за человеколюбия, исключительно ради того, чтобы оставшиеся солдаты не взбунтовались. Артиллерию пришлось отправить назад, всё равно половина орудий была повреждена.
За этими заботами подступила темнота. И к тому же резко испортилась погода. Окончательно разозлившийся Шабдолов дал приказ устраивать ночлег. Гнев гневом, но идти ночью под дождем по вражеской территории… Это уже слишком!
Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера
Санька
Что Коно? Песик, что ты всполошился? Учуял что? Куда ты рвешься? Я еще с дуба не рухнула — выходить в пургень из теплого коша на улицу! Что ты не уймешься! Нет, рвется за дверь, и даже подал голос. Ого! Но не зря же ты бесишься, не было еще такого. Придется идти. Обуваться, натягивать штаны и куртень, влезать в бахилы, распаковывать вход… Дрын с собой, мало ли! Арбалет брать бессмысленно, не его погодка. Тут и автомат не поможет, любую пулю ветром снесет на фиг.
Ну и куда идем, чучело моё мохнатое? Показывай, раз потащил. Погоди, погоди, не так быстро, я за тобой не успеваю! Вот, уже лучше. И что ты забыл под Фагитором? Ой, мама! Ни хрена себе! Человек! Здоровый мужик! Лежит себе, в руке угол тента зажал. Тента? Да, точно. Снегом присыпало, но именно тент, а не просто тряпка. Палаточная ткань! Сам мужик тоже занесен не слабо. Но пока живой, дыхание еле-еле, но слышно. А здесь что? Это рюкзак называется? Совершенно ублюдочная конструкция! Ага! Автомат в чехле. Шак? Вот подарочек! Откуда мне такое счастье, и что с ним делать? Что делать, что делать… Кончать надо. Ножик у меня всегда под рукой, только горло расчищу, не портить же одежду. Можно, конечно, и не мараться, пургень сам доделает свою работу, но не зря же я на улицу вылезала! Оп-па! А он не в камуфле обычной! Куртень на ощупь — точно как моя. Может, и не шак? Давай-ка на личико посмотрим. Нет, не наш. Но мембрана… И тент!.. И лицо на русов похожее. Не тадж, точно. Ладно, оттащу в кош, а там разберусь. Зарезать всегда успею!
И откуда такое чудо взялось? Шел ведь сверху! Иначе не прошел бы мимо коша! Чужак, идущий сверху, с ВАА или Восточного Казнока! Полный абзац! Ладно, пока в себя не придет, ничего не узнаю.
Легко сказать, оттащу! До коша двести метров, только за угол морены завернуть, но мужик раза в два меня тяжелее! Коно, не надо хватать дядю за шиворот. Я понимаю, что тебя так учили, но есть идея получше. Положим на тент и потащим волоком на нем. Понял? Ну вот, сказано — сделано, перевернуть тело мне вполне по силам. Теперь его мешок на спину, а автомат — на шею. Я сказала: «рюкзак ублюдочный»? Я ошиблась. Это недоразумение с лямками — полное дерьмо! Ладно, двести метров всего. Где угол тента? Коно, держи! Сейчас найду второй, и потащим! Да где он?! Ага! Готова! Коно, ну что же ты? Не за шиворот, за тряпку! Молодец, потащили! До чего же туша тяжеленная! Может, ну его на фиг, надрываться тут? Приду после пургеня, осмотрю тело… Еще упереться… вот так… Нет, ну занесло же ублюдка, не мог поближе к кошу упасть!.. Если через пять метров он не полегчает — брошу к шайтану! Моя работа овец пасти, а не мужиков пришлых таскать!
Откуда он взялся на мою голову? За двенадцать лет через Казнок ни один ахмадовец не сунулся. В Имате ловили, в Пасруде… Ну, через Пасруд и дехкане иногда от баши бегут. Хотя они и редкость огромная! Но через Казнок! Не лень же столько переть! И высота там за четыре тысячи. Здесь три с половиной! Там после Большого Писца никто не ходил, кроме наших патрулей, совершенно точно! На перевалах до сих пор папины записки лежат! Кстати, эта сволочь не полегчала, а совсем наоборот! Черт с ним, дотяну, уже совсем немного осталось. Да и разобраться надо. С чего он сюда поперся? Просто так человек к нам не пошел бы. И барахло теперь уже не брошу, не ходить же два раза! Давай, Коно, давай, немного совсем, пёсик! Вход уже. Разбираем, затягиваем, закрываем. Уф! Какое счастье — стащить со спины это безобразие!..
20 августа 2024 года
Таджикистан, Фанские Горы, между кишлаками Пасруд и Маргузор
Потап еще раз посмотрел на озеро. Серая и холодная даже на вид, вода поднималась на глазах, вспениваясь грязным кружевом на острых клыках камней.
— Что делать будем? — спросил заместитель по непонятным делам у командира «группы МВД».
— Не знаю. Лоханулся я. Кто же знал, что пургень придет именно сегодня… — сокрушенно почесал затылок главный подрывник Лагеря.