И с каждым сказанным Антонио словом у Эрика разгорались глаза. Вот оно, решение проблемы! Это же отличный шанс, которым нужно пользоваться. А потому, когда тот закончил свою грустную историю, барон предложил ему поправить своё состояние путём разграбления небольшого замка и убийства выжившего из ума мужика. Тот, само собой, подумал, что над ним смеются. Шутка ли, штурмовать замок! Однако после того как ему дали весь расклад по ситуации в твердыне фон Ленцбург, рассказали, как лучше к нему подойти, и прочими полезными советами порадовали, он заинтересовался данным вопросом. Короче, уже вечером команда каперов могучей кавалерийской походкой двинулась в гости к любимому дяде Карлу, а наш барон отправился к племяннику де Шамона, где собиралась небольшая встреча — что-то вроде светской посиделки. По его расчётам через три дня его любимый, обожаемый дядя героически погибнет, отражая нападение разбойников на родовой замок.
Спустя пять дней пришли известия от Антонио. Их принёс деревенский староста ближайшей к замку деревни, который сообщил, что в ночь на 22 августа твердыня фон Ленцбурга подверглась нападению. На её защиту встал барон и четыре уже немолодых и отнюдь не здоровых дружинника. Слуги же, узнав о нападении, сразу разбежались, не желая сражаться. Поэтому окружившие замок разбойники пропустили их без проблем, дабы на них не отвлекаться. Несмотря на героическое сопротивление защитников, выступивших как один против грабителей, им не удалось не только отбить нападение, но и даже никого убить, так как их просто постреляли из арбалетов на пороге донжона. Также староста сообщил, что грабители, собрав часть движимого имущества в замке, собрали подводы и отбыли в неизвестном направлении. К общей радости крестьян, разбойники по деревням не ходили и ничего не жгли. С этим человеком Эрик и направился к Пьеру. Тот внимательно выслушал донесение с совершенно серьёзным лицом, а как только староста умолк, засмеялся, обнял нашего барона и сказал о том, что поздравляет его со вступлением в права владения родовым замком.
Прошла неделя, в течение которой Эрик с Рудольфом занимался увлекательным процессом улаживания формальных дел с усопшими. Дела были, правда, в основном у нашего героя, который желал показать широкой публике немного пафосной любви к горячо любимым родичам. Поэтому он не только лично участвовал в похоронах дяди, но и разыскал сильно повреждённые останки Берты, которую бросили гнить под крепостную стену, и торжественно её похоронил. А после провёл большой субботник в фамильном склепе, который был сильно захламлён. Впрочем, де Шамон пообещал держать почётный пост у его входа, чтобы бродяги больше не использовали его как ночлежку. Все дела улажены, все договора подписаны, пора двигаться дальше. Однако нашего героя что-то останавливало, он зачем-то хотел побыть ещё в Венеции, как будто что-то искал.
Прошла ещё неделя, наступила осень. Тянуть дальше не было смысла, так как зимой идти по морю — не лучшее решение. А потому Эрик плюнул на свои ощущения и отправился к тамплиерам договариваться о переходе с их следующим кораблём в Грецию. В прошлой жизни он никогда там не был, а потому ему очень хотелось посетить эти земли. Но, увы, не всё идёт по планам. За два дня до отплытия к нему пришёл полуживой Антонио и, фактически у него на руках, потерял сознание. Он был сильно избит и местами ранен чем-то колюще-режущим. Вот оно и явилось — его предчувствие. На следующий день после своего явления воинствующий морячок пришёл в себя, но был очень слаб. Бросать его тут и уезжать было совершенно невозможно, так как выявились новые обстоятельства произошедшего дела, а игнорировать подобные вещи очень опасно. Поэтому барон незамедлительно сообщил Пьеру о невозможности отплытия.
Ситуация для пиратов оказалась весьма печальной, причём этой самой печалью стал отряд, сопровождающий Тибо III, графа Шампань. На второй день после ночного штурма и разграбления замка обоз Антонио столкнулся на дороге, по которой они отходили в сторону Генуи, с отрядом рыцарей. Что-то успел сообразить только Антонио. Он попробовал собрать ребят для обороны, но было уже поздно, пришлось спасаться бегством. Его конь был ранен и через несколько миль пал. Да и сам предводитель был не в лучшей форме. Почему рыцари напали на обоз, который со стороны выглядел как торговый караван, было неясно.
Поломали Эрик с Антонио голову некоторое время, подумали. Всё казалось совершенно неопределенно и мутно. Наступил вечер, и наш герой отправился в гости к де Шамону на очередные вечерние посиделки. К тому прибыли гости, и он собирал ближайший круг общения.
Этими гостями оказались Тибо и его компания. Во время трапезы тот гордо рассказывал о том, как порубил огромную банду разбойников в полторы сотни человек, что шла с обозом награбленных вещей. Услышав возросшую в три раза численность людей Антонио, наш герой удивился — округлил глаза и присвистнул. Но граф истолковал причину удивления по-своему, а потому в подробностях описал, какой жаркий бой был с этой толпой разбойников. А когда дошло до того, откуда наш благородный Тибо узнал, что перед ним бандиты, то выяснилась совершенно забавная вещь. Оказывается, что он сначала на них напал, всех, кто пробовал сопротивляться, — перебил, а сдавшихся в плен допросил с пытками и повесил после признаний. И вот уже на основании результата этого импровизированного дознания сделал вывод о том, что он разбил разбойников.
Удивительная удача — его жажда наживы совершенно нечаянно получила моральное оправдание. В общем, беседовали они долго, оживлённо обсуждая подробности данного происшествия. Про нападение на родовой замок и его разграбление барон, само собой, не упомянул. В общем-то из всех присутствующих тем вечером в большом зале подворья только два человека понимали, о каком именно отряде идёт речь и чьё именно имущество захватил де Шампань. Но Пьер, отлично понимая сложившееся положение, получал удовольствие от пикантности ситуации, а потому весь вечер с чуть заметной улыбкой наблюдал за Эриком, лишь изредка вставляя фразы. Сам же молодой барон решил немного поиграть, но для тамплиера было совершенно непонятно, что это за игра и для чего. Смысл игры заключался в том, что фон Ленцбург стимулировал бахвальство Тибо. Особенно Пьера веселили моменты, где барон выражал искреннее восхищение храбростью и сноровкой, ведь граф самолично зарубил целый десяток. В целом было бы странно ожидать от молодого дворянина иной реакции, если бы не одна деталь. Командор венецианского подворья и Жан де Рэ вели довольно активную переписку, а потому де Шамон в довольно интересных подробностях был наслышан о перспективном молодом человеке и его личных качествах.
Когда все стали расходиться, де Шамон подошёл к Эрику и, положив руку на плечо, тихо спросил:
— Почему ты не стал заявлять права на имущество?
— Потому что у меня нет ресурсов, чтобы его отбить. Или вы думаете, что наш любимый граф отдаст его по доброй воле?
— Допустим… Слушай, а зачем вся эта игра?
— Игра?
— Я о тебе много наслышан и думаю, что десяток порубленных простолюдинов не впечатлят такого человека, как ты. — Он хитро улыбнулся и подмигнул.
— О! Пьер! Вы ошибаетесь. Я совершенно неопытен в этом деле.
— Мне страшно подумать, что будет, если вы наберетесь опыта. Да не переживайте, мы с вами на одной стороне хотя бы потому, что не только орден, но и лично я благодарен вам за изящное устранение этой сволочи де Мортеля.
— Хм?..
— Герцог постарался просветить меня. Он был до глубины души потрясён тем, как вы чётко и аккуратно все обставили. Ему ведь тоже было совершенно ни к чему иметь под боком человека, который ведёт такую неприятную для него игру. Вы, наверное, ещё не в курсе, но его агенты тоже вышли на тайные переговоры Бодуэна с Филиппом II. Правда, действовали они менее решительно и нагло, нежели вы, а потому упускали эту бестию Гаспара каждый раз, когда удавалось на него выйти. Кстати, а куда он потом провалился? Ведь его трупа так и не нашли.
— Один добрый человек решил устроить на местной свинарне мясной пир. Его подопечные были очень рады. Гаспар, по всей видимости, был настолько вкусен, что его довольно быстро смолотили с радостным визгом и хрюканьем. — Пьер удивленно поднял брови и хмыкнул. — Кстати, а к чему эти расследования были нужны герцогу?
— Так ты подтверждаешь свою причастность к гибели де Мортеля?
— Любезный Пьер, мы все причастны к гибели этих людей, кто-то действием, кто-то бездействием. — Лицо Эрика выражало наивность, а глаза честность.
— Не переживайте, уважаемый барон. Подобная информация известна лишь ограниченному числу людей, и они не считают вас врагом. Но всё же хоть намекните, зачем вам понадобилась эта игра со стариной Тибо. Ведь он искренне считает, что вы впечатлены его успехами.
— И согласитесь — это просто замечательно. — Он ехидно подмигнул.
— Но будьте осторожны, его смерти вам могут не простить.
— Волей Господа мы все смертны, но не обязательно от чьей-то руки. Не переживайте, у меня даже мыслей не было его убивать, тем более — он лидер Крестового похода.
— Тогда что вы задумали?
— Я? Ровным счётом ничего, меня просто забавляла его реакция.
— Эрик, я говорю вполне серьёзно: будьте осторожны и взвешивайте свои решения. За вами наблюдают.
— Наблюдают? Кому могла понадобиться моя скромная персона?
— Барон, не притворяйтесь, довольно солидные люди уже заметили вас, и они сходятся во мнении, что вы не так просты, как могло бы показаться на первый взгляд. Простите, но более я вам ничего сказать не могу по этому вопросу. Так что подумайте о моих словах, прежде чем начнёте действовать. А в том, что вы будете действовать, я полностью уверен.
— Хорошо. Доброй ночи, любезный Пьер.
— Доброй ночи.
Проснувшись следующим утром, Эрик занялся тем, что стал разворачивать агентурную сеть, пользуясь услугами братьев, командированных в подчинение Антонио, и уже отработанной схемой с детьми, которыми занялась Морриган. Параллельно он нагрузил Рудольфа сбором информации через его знакомых, многие из которых были связаны с дворянскими родами и знали частенько весьма пикантные подробности. Закончив с организационными вопросами, он разлёгся на топчане и принялся анализировать сложившуюся ситуацию, заодно вспоминая всю известную ему информацию.
Самым неприятным известием было то, что он заинтересовал кого-то из влиятельных людей, которые к нему присматриваются с совершенно неясной целью и перспективой для него. Такие вещи абсолютно не входили в его планы, ибо он ещё минимум пару лет не хотел сильно афишировать факт своего существования. Менее неприятным, но очень любопытным оказалось то, что о его проделке с Бодуэном было известно. В этом случае получается любопытный расклад: либо у него в команде есть шпион, либо за ним постоянно следят, либо результат оказался плодом вычисления. Первый вариант исключен, так как Морриган не только предана ему, но и любит его настолько, что может жизнь отдать не задумываясь. Такие люди служат очень верно. А дрегович слишком прямой человек, никаких сливов информации он делать сознательно не будет, а по пьяни не сболтнёт, ибо не пьёт. То есть вообще не пьёт. Второй вариант с постоянным наружным наблюдением тоже маловероятен. Кому интересен молодой дворянин, убегающий от дядюшки, прирезавшего всю его семью во время борьбы за лен? После Вены — возможно, до неё — очень маловероятно. Да и не видел он наружного наблюдения, хотя ходит осторожно ещё с той поры, что их пасли во время инцидента с рыцарями. Остаётся только третий вариант. А это наводит на грустные мысли о наличии некоего аналитического центра и неявного уровня политической игры. С какой стати на него обратили внимание в этом центре? Он же обычный мелкий дворянин. Правда, если подумать, проявляет весьма много странностей в поведении. Ведь наверняка священник из той деревни, где жила Морриган, донёс выше по инстанции об инциденте. А тут он ещё захотел стать рыцарем в сверкающих доспехах и сделал себе совершенно неуместный для этого времени комплект доспехов. Болван! Он бы ещё начал всякие вещи вроде пороха и азида свинца изобретать да использовать на потребу своим амбициям. Или его совершенно непонятное решение идти в ученики к кузнецу? Он — благородный дворянин и учится у какого-то простолюдина. Ну, на это ещё могут закрыть глаза, дескать, шлея под хвост попала, вот и решил сам грязную работу сделать. Однако если за ним наблюдали во время учёбы, то были бы явно удивлены тому, что он не столько учился ковать, сколько учился ковать неудобным для него инструментом. Очень удивительная вещь, особенно в свете его возраста и странного заказа на кузнечный инструмент, значительная часть которого делалась по его личным чертежам и у того же Готфрида в кузнеце отсутствовала. И деньги. Прорва денег, которые неожиданно у него возникли. Каким образом дворянин без лена нечаянно получает много денег? Вариантов немного, и практически все они связаны с грабежами и разбоем. Просто прелестно! Если с грабежами да разбоем никаких проблем, так как это совершенно нормальное поведение для дворян современности и настораживает только лёгкость, аккуратность и возраст, то с остальным проблема.
Эрик уже беседовал о прошлой жизни со старым дружинником, и Рудольф пересказал ему всё, чем молодой барон занимался до покушения на его семью. Самое паршивое то, что ни латыни, ни каким другим языкам он не учился. Из латыни он знал только Signum Cruris и то запинаясь. А тут — свободно и без затруднений изъясняется, причём иногда совершенно непривычно — витиевато и изящно. В стиле древних дохристианских надписей, что иногда можно встретить в Риме. Иных вещей он вообще не знал и не изучал. Грамоте его не учили, читать он не умел. Воинское дело изучал без особенного рвения. Основное же время проводил сначала в конюшне, очень уж он верховую езду любил, а потом бегая за молодыми служанками. Да, он познал женское тело в тринадцать лет. И весь последующий год отмечался, как по расписанию, практически у всех молодых девиц. Развит он был физически хорошо, что и сейчас заметно. Прожив дюжину лет, он выглядел так, будто ему все шестнадцать-восемнадцать, уж больно крепкое тело у него с детства было. И это качество оставалось за ним. Сейчас ему редко кто давал на вид меньше двадцати, а ведь ему шёл только семнадцатый год. В общем, сильный, весёлый, озорной, но совершенно непроходимо дремучий и тупой. Рудольф предположил, что это было божественное вмешательство, ибо изменения были просто потрясающи. Получается, что он по всем внутренним признакам был совершенно другим человеком, отличающимся от своего предшественника как небо от земли. Ну и напортачил же он! Эрика всего передёрнуло от терпкого запаха «склеенных ласт», его «ласт», которые ему померещились.
Следующие дни он сохранял выбранный режим посещения дворянских встреч и сохранял абсолютное спокойствие, по крайней мере внешне. Тем временем агентурная сеть начинала поглощать денарии и давать свои результаты. К концу недели общими усилиями информацию для него собирало около трёх сотен человек, большая часть, правда, были детьми. Задачи, которые ставились перед шпионами, были несколько неопределённые и довольно сложные — нужно было взять под контроль всех ключевых игроков на политической арене Венеции и держать их под круглосуточным наблюдением. Дополнительно держалась рука на пульсе в преступном мире и отмечались все более-менее подозрительные приезжие. Как только агентура начала действовать, информация пошла весьма солидным потоком, которого, честно говоря, не ожидал. Пришлось спешно заводить что-то вроде дневника. На первое время он купил себе два чистых свитка пергамента, ну, не совсем чистых, а очищенных. Но это был не выход. Возиться с этим материалом было очень неудобно. Нужно было срочно искать выход. Делать бумагу было опасно, так как это добавит подозрений. Немного помучившись, он остановился на тонкой ткани из белёного льна, которую нарезал аккуратными прямоугольниками и во время письма вставлял в простые самодельные пяльцы из дерева. Размеры листов были примерно двадцать на тридцать сантиметров. Вырезал всё самостоятельно, по мерке, так что листы получались практически идентичные. Края у этих импровизированных листков аккуратно подшивались, дабы не допускать их роспуска. Это увлекательное дело он поручил дреговичу, чтобы не отвлекать остальных, загруженных агентурной работой подчинённых. Организацию разрозненных листов ткани он решил довольно просто — нумеруя их и подшивая по двадцать листов в одну тетрадку.