Определенно у нас с Полин были совершенно разные вкусы.
Он был одет в черное, и мне невольно еще раз вспомнились некроманты с ярмарочных лубков. В кабинете было тепло, но куртка его была застегнута наглухо, а на руках я заметила перчатки — тоже черные, кажется кожаные, и без пальцев, как у эльфийских мечников. Удобно для воина — так в ладони не проскальзывает рукоять, — но боевому магу редко приходится действовать мечом.
— Герцог Ривендейл, — мягко сказал магистр, отрывая меня от размышлений, — повторите, пожалуйста, мою последнюю фразу.
Я обернулась, вспомнив рекомендацию Полин. Герцог Ривендейл… кажется, Генри, а может быть, и не так. Красивый темноволосый вампир, сидевший на третьей парте, даже не брал в руки пера. Хельги смотрел на него с откровенной неприязнью, тот вообще его не замечал, и я невольно удивилась таким братским чувствам. Раньше мне доводилось слышать, что вампиры — достаточно дружная раса.
Темноволосый с некоторым вызовом посмотрел на Рихтера.
— Боевая магия и равновесие стихий, — заявил он.
— Это наша тема, и она записана на доске. Я просил вас повторить мою последнюю фразу.
Вампир промолчал, глядя на магистра с тем же вызовом.
— Я не настаиваю на записи лекций, если у вас такая хорошая память, что вы способны запомнить их с голоса. Однако с памятью, как я вижу, имеются проблемы?
— Я не считаю, что запоминать это настолько необходимо.
Рихтер равнодушно пожал плечами:
— В таком случае извольте покинуть кабинет.
— С чего это вдруг?
Намечался скандал. Студенты оживились, и я в том числе. Кое-кто заинтересованно смотрел на вампира, кое-кто — на магистра; на лицах у некоторых читалось явное неудовольствие невозможностью сделать ставки.
Эгмонт выглядел абсолютно спокойным.
— Я правильно вас понял? — с новыми вкрадчивыми нотками уточнил он. — Вы считаете, что отлично знаете боевую магию и без моих… хм… не столь необходимых лекций?
— Я считаю, что это всего лишь пустая болтовня. Я приехал сюда учиться боевому искусству, а не впустую тратить время…
— Замечательно, — так же вкрадчиво сказал магистр. Он повел по воздуху ладонью, и парты вместе с сидящими за ними адептами плавно отодвинулись к стенам. В центре комнаты возникло пустое пространство. — В таком случае выходите и докажите, что вам и в самом деле ни к чему мои уроки.
Вампир слегка замялся. Похоже, он не думал, что дойдет до поединка.
— Ну же, — по-прежнему спокойно произнес Рихтер. — Я не герцог, но, смею заверить, не привык терпеть оскорбления. Или, быть может, вы предпочтете извиниться?
Если такая идея у вампира и была, то сейчас она окончательно исчезла. Вспыхнув, он вышел из-за парты к доске.
Картинка была — прямо бери и вставляй в рамку. Героическая гравюра «Битва Зла с Добром». Вампир, даром что он был не блондин, изрядно напоминал представителя последнего. В каждой его черте сквозило врожденное благородство; вот уж кому не нужно было таскать с собой свернутое в рулончик родословное древо, чтобы всем и каждому сразу сделалось ясно, сколько поколений благородных предков стоит за его спиной. По моим прикидкам, их — то бишь поколений — должно было быть никак не менее двадцати. Об этом свидетельствовали и чеканный — хоть сейчас на монету — профиль, и донельзя мужественная линия гладко выбритого подбородка, и пылающий взгляд, и темные густые кудри, мягкой волной падающие вампиру на плечи. А уж общее-то впечатление… Благородные предки есть благородные предки; их не пропьешь, даже если использовать для этих целей полтора литра крови старого алкаша. Право слово, меня так и подмывало бросить в воздух чепчик, ну или — за неимением такового — хотя бы показать герою одобрительную двухпальцевую рогульку.
Про Эгмонта же и говорить не стоит: рядом с великолепным Ривендейлом он выглядел как пес общеизвестной дворянской породы на фоне мраморного дога. Единственное желание, которое он возбуждал, — это дать в хрюкальце, и чем быстрее, тем лучше.
Магистр небрежно присел на краешек своего стола, глядя на вампира с нехорошим задумчивым интересом.
— Начинайте, — пригласил он.
Ривендейл колебался. Похоже, что его благородной натуре претило нападать на безоружного. Вампир не слишком-то уверенно нащупал рукоять шпаги.
— Не заставляйте меня нападать первым!
Голос Эгмонта хлестнул не хуже кнута; вампир вздрогнул и одним отточенным движением выхватил шпагу из ножен. Он мягко, по-кошачьи, шагнул вперед, замахиваясь свободной левой ладонью, из кончиков пальцев которой вылетел большой, в два кулака, фиолетовый пульсар. Второго шага вампир сделать не успел. Пульсар схлопнулся вовнутрь себя; шпага вывернулась из руки Ривендейла и с громким звоном упала на пол.
Рихтер сидел по-прежнему неподвижно.
— Все? — спросил он. — Или продолжим?
Герцог покраснел и подобрал шпагу. На этот раз он действовал быстрее: я не успела заметить, когда он взвился в воздух, молниеносно расправив черные кожистые крылья. Взмах, проблеск металла — надо полагать, выпад шпаги…
Глухой удар.
Вампира отбросило в сторону. Не успев смягчить удара, он со всего маху врезался в стену и, с секунду удержавшись в вертикальном положении, сполз вниз.
Он мгновенно вскочил на ноги. Серебряный обруч слетел с его волос; сами волосы изрядно растрепались, да и радикально-красный цвет лица не добавлял вампиру аристократизма. Но даже сейчас он выглядел, как, должно быть, выглядят Светлые Боги, уже практически побежденные Темными Силами.
— Так нечестно! — голосом, исполненным благородного негодования, воскликнул он. Честное слово, мои руки сами потянулись за несуществующим чепчиком. — Вы… вы сильнее! У вас есть накопительный амулет!
— Здесь не рыцарский турнир, — прищурился Эгмонт. — Но дабы ваша честь не подвергалась сомнению…
Он стянул с правого запястья тонкий металлический браслет с крупным камнем в середине.
— Больше амулетов у меня нет. Вы довольны?
Вместо ответа вампир ринулся вперед.
Дальше все случилось очень быстро. Рихтер шагнул навстречу Ривендейлу; а в следующий момент вампира словно ветром подняло в воздух. Мелькнули черные крылья, а потом все сделалось, наоборот, очень-очень медленным, и я могла в подробностях рассмотреть, как вампир падает спиной вниз на подставленное колено Эгмонта.
Мрыс эт веллер, мгновенно поняла я, маг же его убьет! Попросту сломает ему позвоночник…
И время вернулось в обычный ритм.
Ривендейл грохнулся об пол так, что я на секунду испугалась, что он проломит каменные плиты и рухнет вниз, в гости к некромантам. Еще с полминуты он лежал неподвижно, а потом дернулся и застонал.
Эгмонт наклонился и, не особенно напрягаясь, вздернул вампира на ноги. Тот стоял, но нетвердо; от былого благородства остался разве что орлиный нос, да и тот почему-то смотрелся уже не столь чеканно.
Магистр едва ли не за шкирку подтащил вампира к двери и распахнул ее одним пинком.
— Медпункт дальше по коридору, — сухо сказал он, устанавливая Ривендейла с той стороны. — Двойка за урок. Домашнее задание: подготовить доклад о способах нападения на мага с холодным оружием. На следующем уроке прочтете его в классе и, может быть, получите шпагу обратно. Все ясно?
Вампир судорожно кивнул. Магистр захлопнул дверь.
Класс молчал. Было слышно, как жужжит сумасшедшая осенняя муха, бьющаяся в стекло.
Эгмонт поднял шпагу, выроненную Ривендейлом, и задумчиво покрутил ее в руках.
— Неплохо, — пробормотал он. — Клеймо Ястреба… Фамильное оружие, по всему видать… Даже отлично. — Он положил шпагу на стол, рядом со стопкой пергаментов, и посмотрел на нас. Посмотреть на него в ответ никто не решился. Кроме меня: я уже и так иссверлила его взглядом, так что бояться мне было нечего. — Итак, мы остановились на магической экологии. Экологией в магической науке называется… Записываем, господа адепты, не тормозим…
Возражать, равно как и отлынивать, почему-то никто не посмел. Через две секунды мы уже синхронно скрипели перьями.
Естественно, я жаждала объяснений. Поняв всю ситуацию в целом, я тем не менее не сумела уловить частностей — а они-то, разумеется, и есть самое интересное! Кто вообще такой этот Эгмонт Рихтер? Кто такой Генри Ривендейл? Что, мрыс дерр гаст, за запрет на взлом лабораторий и что за намеки на попытки осуществить таковой?
На мою удачу, под руками имелся Хельги — если судить по вчерашнему знакомству, вампир явно не страдал повышенной молчаливостью и запросто мог ответить на все мои вопросы. Вдобавок он учился здесь дольше, чем я, значит, наверняка успел выяснить кучу интересных подробностей.
Не все же ему, в конце концов, в библиотеку лазить по веревке?..
Едва прозвенел звонок, как я хищным рывком оказалась возле вампира. Тот, как ни странно, обрадовался: меня немедленно представили целой куче адептов, из которых трое были эльфами, пятеро — вампирами, а еще трое — гномами. Благородного Ривендейла еще не было: верно, не вернулся из медпункта.
Я не слишком-то хорошо схожусь с людьми. Но это если говорить о настоящих, глубинных связях; если же речь идет о легком, ни к чему не обязывающем знакомстве — здесь все зависит от настроения. Иногда из меня и слова не вытянешь… но сегодня, спасибо богам, случилось иначе.
Уже через три минуты общения я почувствовала себя своей — настолько, насколько это было возможно на данном временном отрезке. Среди эльфов шовинистов не водится, гномы же оценивают знакомцев по их возможностям и талантам, в последнюю очередь обращая внимание на половую и расовую принадлежность. Вампиры… насчет вампиров я не была уверена, — может быть, кому-то и пришла в голову мысль: «Нечего тут девицам делать!» — но озвучивать ее никто не стал. На меня играла еще и рекомендация Рихтера — каким-то невероятным образом (скорее всего, впрочем, Хельги проболтался) все уже знали, что на факультет меня зачислил сам магистр.
— А что, раньше у вас девушек не было? — вспомнила я лубки. Там, помнится, частенько случалось, что главная героиня, рыжая ведьма-студентка, оказывается единственной девицей чуть ли не за всю историю факультета.
Темноволосый эльф — Келефин аунд Дарру? — качнул головой:
— Да нет, отчего же… Бывает. Вон хотя бы — видишь, у окна стриженая блондинка в коротком плаще? Это Матильда ле Бреттэн, аспирантка. Она у второго курса боевую магию ведет.
— У второго? — Я осмотрела указанную Матильду, не нашла в ней ничего интересного и вернулась взглядом к эльфу: — А почему не у первого? Я так понимаю, чем младше студенты, тем меньшая квалификация требуется от магистра…
Эльф пожал плечами:
— Не знаю. Может быть. Только Рихтер всегда работает с первым курсом. С первым — и еще с пятым и шестым. Всегда.
— Я слышал, — вмешался в разговор вампир, которого звали Логан, — это оттого, что основа — самое главное. Вроде как заготовку для меча должен делать мастер…
— Ну да, — хмыкнул Хельги, — это в его стиле. Скромность чувствуется за полторы версты.
— Ну а чего ему скромничать? — Логан ухмыльнулся, на миг продемонстрировав впечатляющие клыки. — Он как-никак боевой магистр — это что-то да значит, верно?
— А что это значит? — уточнила я, обрадовавшись, что разговор свернул в нужное русло.
На меня уставились двенадцать пар изумленных глаз.
— Ты что, Яльга? — выразил общее мнение эльф Куругорм. Был он, кстати сказать, младшим братом эльфа Келефина — это было ясно и по именам, похоже, этих двоих назвали в честь знаменитых братьев, героев седой эльфийской древности. Древность была настолько седая, что никто и не помнил, чем таким эти братья ухитрились отличиться. Однако если их имена и поныне не забыты, значит, они были однозначно герои, иначе чего бы их стали помнить?.. — В самом деле не в курсе, кто такой наш Рихтер?
Я честно помотала головой, и на меня тут же обрушился поток сведений.
Выяснилось, во-первых, что боевой маг Рихтер просто изумительный, едва ли не лучший в мире. Даром что не слишком-то старый, хотя для человека тридцать с хвостиком — это, конечно, уже практически дряхлость. Полтора года тому ему даже предлагали занять место в Совете КОВЕНа — после того как почтенный Т'ари аунд Велленсдар оказался совсем не почтенной свиньей. Магистр отказался, сославшись на необходимость профессионального роста. Аргументация была приблизительно такая: вот стану я членом Совета и к чему тогда стремиться? Так и жить незачем станет…
Во-вторых, моя интуиция в очередной раз меня не подвела — характером Эгмонт оказался ну натуральный зверь, к тому же зверь ехидный и коварный, и пощады от него ждать никому не приходится. К своим, вопреки традиции, он был особенно строг, так что боевому факультету сочувствовала вся Академия. С другой стороны, только Рихтер нам и был по-настоящему опасен — все прочие магистры с нами старались не связываться, дабы не осложнять отношений со столь нехорошим коллегой.
На этом подкрепленные наблюдением сведения заканчивались и начинались самые что ни на есть мифы. И главной легендой, разумеется, была Та Самая Лаборатория Рихтера — именно так, все с большой буквы.
Никто не знал, что именно там находится. Но предположения ходили самые разные — от мегаамулета, способного все Лыкоморье снести зараз, до сумасшедшей жены, запертой в шкаф. Кто-то утверждал, что именно там, в специальных скляночках, мучаются духи особенно нерадивых адептов, взятых Рихтером на перевоспитание. Кто-то говорил, будто никакая там не лаборатория, а самая натуральная берлога, в пол которой воткнуто двенадцать ножей: каждое полнолуние магистр перекидывается волком, оттого в промежутках и ходит такой злой. Самые романтичные студенты — думаю, впрочем, что скорее уж это были студентки — верили, что там хранится некоторая вещь, принадлежавшая прежней Рихтеровой возлюбленной. Портрет там, браслетик, оборочка какая, на худой конец! — в общем, нечто, над чем магистр регулярно роняет скупую мужскую слезу. Правильно, по всем канонам и лубкам, у него просто обязана быть несчастная любовь — а то чего он ходит весь такой циничный и в черном?
Выслушав последний вариант, я поняла причину сладких вздохов Полин.
— Слушайте, а мы на лекцию-то не опоздаем? — вдруг вспомнила я, когда смеяться было уже больно. — Что у нас сейчас?
— Некромантия, — заявил, сверившись с листком, Куругорм. — Это где?
— Кгхм, — солидно заявил гном Снорри. Все взгляды немедленно устремились на него. — Насколько я знаю жизнь, вот на это лучше не опаздывать.
Гном хорошо знал жизнь. Очень хорошо.
Некромантию преподавала вчерашняя позвякивающая ведьма. Похоже, что она меня запомнила, — по крайней мере, дважды я ловила на себе ее заинтересованный взгляд. Однако взгляды взглядами, а к концу лекции я поняла, что здешние магистры друг друга стоят. Нет, некромантка со звучным именем Шэнди Дэнн (имя это рождало во мне какие-то смутные, но упрямые ассоциации, которых я так и не сумела расшифровать) не вызывала вампиров на дуэли и не выбрасывала их в коридор. Была она тиха, вежлива и лишь самую чуточку ехидна, но, если я хоть что-то понимаю в жизни, подраться с Эгмонтом вышло бы безопаснее. Хотя бы потому, что Рихтер прикончит сразу, а эта мало того что упокоит, так потом еще поднимет и всласть поиздевается.
После того как общительный Хельги рассказал мне на перемене несколько баек, первоначальное впечатление только усилилось. Как поведал мне осведомленный вампир, некромантка была тот еще символ школы, ибо никто не знал, с какого конкретно года она здесь преподает. Кто-то причислял ее к отцам… тьфу ты, матерям-основательницам, кто-то утверждал, что магичка, как кикимора, завелась вследствие того, что обиженный жизнью и невеликим гонораром строитель вмонтировал в почти готовую стенку ма-ахонькую такую куколку, выглядящую ну в точности как магистр Дэнн. Сторонники этой версии также утверждали, что тому, кто эту куколку выковыряет из стены, некромантка будет служить по гроб жизни, а все оценки за экзамены выставит автоматом.
Лично мне как-то больше глянулась версия номер раз — ибо возраст Шэнди Дэнн оставался для меня абсолютной тайной. Мрыс бы ее знал, сколько ей лет, — выглядит от силы на тридцать пять — сорок, но глаза… такой взгляд я видела только у эльфов, тех еще долгожителей.