Светка ответила ему длинной нецензурной тирадой и начала долбить в дверь каблуками туфель.
Сквозь град ударов, отдающихся в голове, я услышал щелканье удаляющихся штиблетных подошв. Судя по всему, Вовка сообразил, что дело плохо, и рванул за помощью. Хотя и непонятно пока, за какой именно. Но мне любая сгодится.
Я угадал. Через пару минут у двери, которая начала потрескивать и пошатываться (Светка опять начала биться в нее всем телом), послышались шаги.
– Светлана, что происходит? – это была Чиненкова. Разумно, кого еще сюда вести? Это и проблема по ее профилю, и ее же заместительница.
Вот только лучше бы она этого не делала, поскольку Романова, снова исключительно в нецензурных выражениях, объяснила ей, что именно происходит, кто сидит в туалете и что она сделает со мной, когда проникнет внутрь кабинки.
– Ты в своем уме? – явно опешив, поинтересовалась у нее Чиненкова.
– На зрачки ее посмотри, – посоветовала ей Немирова, которая, оказывается, тоже пришла вниз. – Это наркотики. Не тяжелые, не пугайся. Скорее всего, какой-то возбудитель, я про подобное слышала, когда еще на госслужбе была.
– И что делать? – впервые за все время работы в этом банке, я услышал в голосе стальной Чиненковой растерянность.
– Вязать, – невозмутимо сказала Анна. – Что еще? Ситуация нетипичная, потому и меры надо принимать нестандартные, которые звучат как бред. Вяжем и вон в хранилище ее, в комнату пересчета, пока в себя не придет. Нарушим, конечно, все что можем, но тут важнее избежать огласки. Не дай бог про случившееся станет известно всему коллективу. Что ты на меня так смотришь? Если все про это узнают, не на уровне сплетен, а увидят своими глазами, то эта история непременно просочится в сеть. А оттуда – на новостные сайты. Представь себе заголовки – «Легковозбудимый банк». Или «СКД-банк. Деньги, наркотики, секс».
– Тьфу-тьфу-тьфу, – сплюнула Чиненкова. – Южаков, руки ее держи.
– Как? – в голосе Вовки было безграничное удивление.
– Крепко, – посоветовала ему Немирова. – Намертво. Люсь, вон ее кофта валяется, ей и свяжем. Надо же, всю разодрала. Дорогая ведь, жалко. Южаков, не дергайся. Ты что, женскую грудь не видел?
– Так она меня ей по роже! – явно совсем уже офигевая, выдавил из себя Вовка.
– Ну и радуйся, – невозмутимо ответила ему Анна. – Все удовольствия тебе на работе перепали сегодня, и скандал, и стриптиз. Давай, к стене ее прижми, чтобы не дергалась. Люсь, стукнись в кассу, пусть откроют, а потом к лестнице иди, мало ли кого сюда принесет. Смолин, выходи, ты нам нужен. Да не бойся, мы ее держим.
И в дверь постучали.
Глава четырнадцатая
– Точно держите? – спросил я, спешно доставая из кармана пузырек с кристаллами.
За годы работы в банке я точно усвоил одно – можно выпутаться из практически любого «головняка», при условии, что тебе никто не сунет под нос прямые доказательства твоей вины. Если имеется на «палевном» документе твоя подпись – ты попал. Наговорил лишнего на камеру или диктофон – опять же попал. Нет ничего подобного – все, никто ничего не докажет, даже если ты на самом деле при делах, и это знают все. Свидетели? Ошибаются. Проводка сделана с моего компьютера? Да мало ли кто за него мог сесть. Пароль? А что пароль? Он не только у меня есть, но и у системщиков. Чего сразу я? Нас тут много работает.
Ну да, проблемы все равно могут быть. Например, могут тебя уволить. Но при этом правовыми, скажем так – конституционными методами навесить на тебя всех собак уже не получится. Правда, до сих пор имеют место быть и другие методы, скажем так – силовые, но это совсем уж другая история. Впрочем, как правило они применяются к фигурам покрупнее, чем, например, я.
Тут главное одно – твердо стой на своем. Не знаю, не видел, не я это был. И не вздумай дать слабину. Причем важное условие – не дать ее дважды. Первый раз еще до того, как этот «головняк» грянул, тогда, когда тебе говорят:
– Дружище, тут бояться нечего. Ну да, эта операция на грани закона, но она нужна. Не для нас нужна, для банка. Мы ведь тут делаем одно общее дело, правда? Ну и потом – мы тебя всегда прикроем.
Если ты твердо скажешь «нет» в первый раз, то второго, того что с дознаванием, может и не случиться. Важно помнить, что дело, конечно, общее, но ответственность будет только твоя. И когда тебя будут крутить «безопасники» или менты, то общественность непременно отойдет на второй план, а лично тебе будет очень кисло.
И это касается не только работы в банке. Это применимо к любым жизненным ситуациям.
Ну а если ты все-таки был настолько наивен, что поверил чьим-то словам, то не оплошай хотя бы тогда, когда проверяющие или кто-то посерьезнее пытаются тебя «раскрутить» на откровенность. Улыбайся, делай удивленные глаза и изображай из себя божью корову. Предъявить им тебе нечего, иначе бы они не вели с тобой эти душеспасительные беседы, а сразу распластали, как мясник тушу. Это не кинофильм с тонкой шпионской игрой, если у них на руках козыря – они тянуть не станут.
Если же ты совсем глупый и умудрился наследить в виде подписей или чего похуже – мои тебе соболезнования.
Вот потому оставшиеся три кристалла немедленно отправились в унитаз. Были улики – и нет их. Все, теперь никто ничего доказать не сможет. Я не думаю, что дойдет до обыска, но если вдруг такое случится, мне совершенно ни к чему потом объяснять, что это никакие не наркотики. Тем более, что никто в это и не поверит. Слово уже прозвучало, убедительно и аргументированно, оно было услышано, и обратно Немировой в горло его уже не затолкаешь.
Пузырек я быстренько обтер полой пиджака и отправил в мусорную корзину, стоящую рядом с унитазом. Опять же – теперь докажите, что он мой. Хотя в пустом виде он вообще не доказательство. Здесь у каждого в столе аптечка. Болеутоляющие всех видов, «глицин», «афобазол» – это все наши верные друзья. Куда мы без них…
А вообще – скверно получилось. Очень скверно. Дело даже не в том, что мне теперь в любом случае туго придется, это-то ладно. Прозвучит странно, но мне перед Романовой совестно. Она, понятное дело, стерва та еще, это знают все, включая ее саму. Она этим даже бравирует. Бывало, выпьет на «корпорате», и давай орать, что мы все у нее вот тут. И кулачок свой сжатый нам показывает. Мол, держу я вас крепко, и если что – раздавлю.
И давит. Бывает, что сама, если речь идет о младшем персонале, бывает, что руками Чиненковой. Штрафы, объяснительные, часовые беседы с запугиванием, после которых не имеющие офисной закалки молоденькие операционистки, случается, заявления на увольнение пишут. Матерых сотрудников такими вещами не проймешь, она это знает и к ним не лезет. А вот новеньких любит попрессовать.
Но, даже учитывая это все, мне было муторно. Она сука редкая, это да. Но я-то не совсем еще дрянь человек? По крайней мере, мне хочется в это верить. Не то, чтобы «Не поступай с людьми так, как ты не хотел бы, чтобы поступили с тобой», нет. Просто даже если она такая, то это не значит, что надо с ней поступать так, как я только что. И вообще – злоба плохой советчик, мне это еще мама говорила. И была права.
Ладно, с этим всем потом разберусь, сейчас выкручиваться нужно.
Я сделал лицо поглупее, приоткрыл дверь и опасливо высунул в щель голову.
Картина за ней была та еще.
Южаков припер к стене голую по пояс Романову и сейчас старательно отводил глаза в сторону, стараясь не таращиться на ее грудь. Кстати – очень и очень достойную на вид. Бюстгальтер, как видно сброшенный в порыве страсти, валялся возле двери столовой. И руки у Светки вправду были связаны.
Апокалипсис сегодня, иначе и не скажешь.
Заметив меня, она замычала и дернулась, но уже как-то лениво, дежурно, если можно так сказать. Сдается мне, слабеет действие зелья. Сколько прошло с того момента, как я ей его дал? Минут восемь-десять, где-то так?
– Смолин, я не знала, что ты такой мачо, – вроде бы и в шутку сказала Немирова, но вот только взгляд у нее был такой, что смеяться не хотелось. – Девушки на себе вон одежду рвут, так тебя хотят.
– И на мне тоже, – я поправил галстук, который изрядно скособочился. – Не поверишь – сам поражаюсь своей популярности.
В это время пропищал магнитный замок хранилища и послышался голос Чиненковой, которая что-то объясняла Катерине, чья смена была сегодня. Кассиры – они по неделям у нас работают. Посменно, вахтовым методом. Неделю одна, неделю другая.
Хорошо еще, что завкассой София Сергеевна в отпуске. Если бы баба Софа (так ее называют в народе) нынче трудилась, то все, какая там тайна. Она бы еще столько дополнительных подробностей навертела – только держись. Да таких правдивых, что даже я, непосредственный участник событий, сам бы в них поверил.
Катерина – другое дело. Она совершенно лишена как воображения, так и желания с кем-то общаться в принципе. Она из «цоколя» вообще наверх не вылезает, как с утра запрется в своем хранилище, так только в туалет из него и выходит. Нелюдимая она у нас. Ее так в народе и называют – «дитя подземелья».
– Надо, – донеслось до меня. – Катя, я вообще о чем-то прошу редко, ты же знаешь.
– Не положено, – равнодушно ответила кассир. – Вы же в курсе.
– Под мою ответственность, – раздался голос с лестницы. – Володя, давай, веди эту красавицу в пересчетную. Вы же туда ее хотели определить?
Это был Силуянов. Час от часу не легче.
Значит, все-таки есть тут камеры, в этой части этажа. А говорили, что столовая и туалеты не просматриваются. К кассе-то Романова не подбегала, это точно.
– Туда, – отозвалась Чиненкова. – Вадим Анатольевич, тут что-то непонятное. Аня даже про наркотики упоминала. Я вот думаю…
– Непонятное – это по моей части, – оборвал он ее. – Потому и пришел. Людмила Петровна, давайте решать проблемы последовательно, хорошо? Сначала надо вот эту красавицу изолировать, чтобы лишние слухи на корню пресечь, а потом уже разбираться будем, что тут к чему.
Романова к тому времени совсем уже обмякла, перестала страстно мычать и дергаться, глядя на меня, только глазами хлопала да судорожно сглатывала слюну.
Очень это кстати, что ее сейчас в «пересчетке» закроют. Как зелье действовать закончит, так у нее память о произошедшем исчезнет вовсе. Во-первых – она забудет странное слово «сингулярность». Силуянов вряд ли разбирается в травничестве, но зато он бывший чекист и слышал о нейролингвистическом программировании. То есть в курсе, что такое слова-активаторы. Кстати – забавно, что-то общее между этими вещами есть. Вековая пропасть, а смотри-ка ты. И не верь потом в то, что ничего нового под луной не бывает.
Во-вторых – наркотики так не действуют. Человек все равно что-то помнить обязан. А она забудет все. Надеюсь, что все.
Ну и ей самой так лучше будет. Странно, но сейчас мне ее совсем жалко почему-то стало.
Хотя тут впору себя жалеть. Предъявить мне нечего, но в этом и необходимости особой нет, сор на уровень органов правопорядка из избы так и так выносить не станут. Да что органов – эта история даже до руководства не дойдет. А если и дойдет, то в виде слухов и сплетен, не более того.
А вот меня раскатать в блин, на предмет увольнения, эта дружная компания может запросто. Кристаллы я сбросил, так что козыря у них не будет, но нет такого руководства средней руки, которое не могло бы создать для сотрудника невыносимые условия существования. Все эти страшилки, вроде «мы тебя уволим по статье» действуют только все на тех же девочек-припевочек первого года работы, опытный сотрудник только похихикает, слушая подобное. Уволить сотрудника «по статье» – задача хоть и выполнимая, но очень, очень многотрудная. В «Трудовом кодексе» не такой уж очень большой список этих самых статей, и если у человека есть хоть пара извилин, он под них не подставится. А моделировать ситуацию искусственно – себе дороже выйдет. Трудовая инспекция сейчас большую силу взяла, одно письмо – и жизни организации не будет, замордуют проверками. Раньше, во времена «дикого» капитализма, говорят, людей вышибали с работы запросто. А теперь – фигушки.
Так что с тем, кого хотят уволить, проще договориться. Или, повторюсь, создать такие условия, чтобы он сам сбежал. И речь не про атмосферу нетерпимости в коллективе, а кое о чем похуже. Фиксирование мельчайших нарушений трудовой дисциплины с написанием объяснительных записок по каждому случаю, сваливание на сотрудника всей возможной работы по его отделу, постоянные удары рублем в максимально допустимых пределах – там много инструментов. В таком аду жить долго не получится, даже если ты мазохист и любишь, чтобы тебе было плохо и больно.
Тем временем Силуянов отодвинул Вовку и перехватил у него непонимающе смотрящую по сторонам Романову.
– Пиджак свой дай, – сказал он Южакову. – Сам не догадался ее прикрыть? Хотя, о чем я…
Вовка стянул с плеч пиджак и протянул его безопаснику. Тот, придерживая одной рукой еле трепыхающуюся Романову, достал из его нагрудного кармана карточку-пропуск и протянул Южакову, невесело при этом вздохнув, мол: «Эх, молодежь».
– Забыл, – шаркнул ногой Вовка – Виноват.
– Ступай отсюда, – велел ему Силуянов. – О том, что видел – забудь. Сам знаешь, что случится, если пойдут разговоры на эту тему.
– Знаю, – покладисто ответил Южаков. – Не дурак. Так я пошел?
– Сказал же – вали, – буркнул безопасник. – Пиджак потом вон в том шкафу заберешь, перед тем, как домой идти.
Вовка понятливо кивнул и потопал к лестнице.
– Тоже пойду, – сказал я Силуянову. – Поесть не получилось, так хоть поработаю.
– И не думай даже, – без угрозы, но довольно жестко сказал он мне. – С тобой отдельный разговор будет.
Но стоило же попытаться, правда? Жалко, что не получилось.
Романову отвели в кассу пересчета, и через пару минут у дверей столовой собралась теплая компания – начальник юридического отдела, начальник службы безопасности, начальник отдела по работе с персоналом и я. Однако, силы изначально неравны. Их трое – я один.
– К кому пойдем? – деловито спросил Силуянов.
– Ко мне, – тут же сказала Чиненкова. – У Ани вечно народ толчется, у тебя тоже постоянно кто-то шастает. А у меня тихо, спокойно, никто не помешает побеседовать о произошедшем. Смолин, ты идешь с нами.
– Всегда готов, – не стал возражать я. – Хотя и не понимаю, накой я вам сдался. Ну сорвало башню у Романовой, бывает. У нас работа вредная, с любым может такое случиться. По поводу огласки можете даже не беспокоиться – ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.
Чиненкова посмотрела на Силуянова, и сделала некое движение бровями, которое можно было расценить как: «Меня устраивает этот вариант».
– Это само собой, – нехорошо улыбнулся безопасник. – Просто как-то странно это все. Так что, мил дружок, ты все-таки идешь с нами. Да, чуть не забыл.
Силуянов скрылся в той самой кабинке туалета, где я пережидал штурм осатаневшей Светланы, и вышел из нее меньше чем через минуту, держа в пальцах пузырек темного стекла. Мой пузырек.
– Лежал в корзине, – сообщил он нам. – Смолин, это ведь твое?
– Не-а, – равнодушно ответил я. – Это ж «кетонал». Мне «цитрамон» привычней. И потом – его купить легче. Что «кетонал», что «кеторол» сейчас в какие-то там списки наркоманские занесли, их не в любой аптеке продадут.
– Ладно, – согласился со мной Силуянов, достал платок, завернул в него пузырек и положил в карман пиджака. Вот змей. За горлышко держал, стенок не касался. Ясно зачем, гадать не приходится. – Ну, пошли, что ли? Людмила Петровна, ты Катю предупредила о том, чтобы она нас вызвала, когда Романова в себя придет?
– Естественно, – кивнула Чиненкова и направилась к лестнице. За ней двинулись и мы.
Народ наверху уже догадался, что внизу что-то произошло, это было заметно по тем взглядам, которыми нас провожали. Хотя – как тут не догадаться? Сначала снизу раздавались какие-то крики, которые нельзя было не услышать, потом туда проследовали не последние люди в банке. Поднялся же наверх пока только один Южаков, причем без пиджака. Понятное дело, что всем теперь жутко интересно, что там случилось, но при этом никто в открытую этого не покажет. Себе дороже может выйти.