– Покажи-ка, – внезапно просит Унгуц, который все это время сидел на другом диване так тихо, что я и забыла про него.
Азамат подносит ему гобелен.
– Вот это черепаха, – уверенно сообщает Унгуц. – А остальные морские какие-то, это уже надо туда ехать и у местных спрашивать, что у них там что значит…
– Так… бормол не везде одинаковые? – интересуюсь я.
– Конечно, – в один голос отвечают мне два книжника. Потом Азамат уступает старшему, и тот развивает мысль: – С ними точно так же, как с вышивками. Каждый мастер вкладывает в статуэтку то, что хочет пожелать или выразить. Есть общие места, конечно, но точное значение знают только боги и мастер, который ее вырезал.
– А те бормол, что у вас в Доме Старейшин? Их значения тоже точно неизвестны?
– По-разному, – протягивает Унгуц. – Это ведь все бормол, которые нам когда-либо дарили друзья и враги. Бормол ведь можно вырезать и с дурным пожеланием. То, что ты видела, только малая часть. Это потому, что ты еще молодая. Вот пройдет лет пять, заново тянуть будешь, из большего числа выбирать… Так, о чем я… Ах да. Разные люди приносят нам свои бормол. Обычно к ним прикладывают записку, в которой мастер излагает, что он хотел передать своей фигуркой. Но бывает, что люди не хотят рассказывать о своих просьбах и пожеланиях или по каким-то причинам не могут. Бывает, что эти записки и путаются, и теряются, мы же не боги, чтобы всему учет вести…
– Так что, получается, – прищуриваюсь я, – что те бормол, что я вытянула, могут значить совсем не то, что все подумали?
Унгуц смеется поскрипывающим смехом.
– Не-ет, я еще не настолько стар, чтобы ты меня подловила. Что уж там мы подумали про значение твоих бормол – это наше дело. Тебе этого знать не полагается и не нужно совсем. Молодым да горячим вообще неполезно знать о будущем.
– Хм. – Я пожимаю плечами. – Ну и ладно, как скажете. А бутон-то ваш что значил?
– А это ты и без меня знаешь. Ты целый месяц сидела тихонечко, силы копила, а сейчас вон разворачиваться начала – клуб ей не нужен, подавай уроки на дому, да дворец, да коня… А там уж и завязь скоро пойдет небось. Так-то. А что, неужто у тебя других нету, кроме моего?
– Э-э… – Я усердно отгоняю неприятные воспоминания. – А я не знаю, Азамат, помнишь, ты мне зайца подарил? А он тоже бормол?
– Да, заяц – символ весны и оттепели у нас на севере. Это ведь как раз было самое начало весны, к тому же с тобой моя жизнь потеплела.
Глава 10
Дома, на Земле, я всегда с удовольствием готовила, когда на это было время. Правда, это сопряжено там с некоторыми трудностями. В большинстве магазинов вообще не продают сырой еды. Проще всего купить готовую или хотя бы расфасованные по экологически чистым коробкам комплекты полуфабрикатов, которые надо только высыпать из пакетиков в тарелку и подогреть. На таких всегда приведены полные списки веществ и элементов, из которых они состоят, с процентами и предупреждениями диетикам типа «Орехи. Внимание, содержит орехи!». В больших продвинутых гипермаркетах встречаются также отдельно упакованные полуфабрикаты, которые требуют – вы не поверите – обжаривания на сковородке или варения в кипятке в течение примерно пяти минут. И только в самых шикарных торговых центрах, в цокольном этаже, втиснутые между элитным чаем и уютным винным погребком, прячутся крошечные лавочки с сырым мясом, овощами, крупами и тому подобными исходными продуктами, обычно прикрытые для эстетизма яркими тропическими фруктами. Там даже недорого, но, входя в такой магазин, чувствуешь себя как минимум членом элитарного клуба, а то и адептом древнего культа.
На Муданге ситуация совсем другая. Мясо чаще всего покупают живым, оно блеет, рвется на волю и норовит схавать цветочки в саду. Это, конечно, вызывает у меня некоторые содрогания лицемерного свойства, но в школе нас учат, что цель каждого вида – как можно более широкое распространение, и всякий скот добился этого именно за счет того, что человек стал его разводить в пищу и охранять от хищников. А что касается технической стороны дела – ну так у меня есть муж, способный разделать тушку на аккуратные кусочки тихо, быстро и не оставив за собой брызг крови на стене сарая.
Другая трудность в приготовлении пищи на Муданге заключается в том, что здесь мало привычных мне продуктов. Даже всякие тыквы и корнеплоды, внешне похожие на земные, довольно сильно отличаются на вкус и используются совсем в других блюдах. Плюс к тому собственно муданжская кухня обходится практически исключительно мясом и молоком с производными. Фрукты они едят только сырыми, зелень и некоторые корнеплоды добавляют в качестве приправ, а овощи считаются невкусной и непитательной едой для бедных, у которых не хватает на мясо, так что их никто и не пытается приготовить вкусно, кроме разве что особенно умудренных жизненным опытом поваров. (Я, наверное, дико выгляжу, когда хожу по рынку со своей тачкой и выспрашиваю у побитых жизнью торговцев овощами, как называется и готовится тот или иной предмет у них на прилавках.) Из зерновых культур тут один ячмень, который добавляют в качестве наполнителя в супы или смалывают в муку, а дальше изделия из теста либо варят, либо жарят. Есть дикая кукуруза, но она такая сладкущая, что из нее можно сахар добывать, хотя чаще на сахар пускают тростник, а кукурузный початок дают в качестве соски детям. Еще тут выращивают огромное количество всяких агав, из которых делают все на свете, от веревок до клея, но ничего съедобного.
Что касается собственно мяса, это в основном баранина, козлятина и дичь. К дичи я отношусь плохо, во-первых, по этическим соображениям (ей-то никакой выгоды от того, что человек ее жрет), во-вторых, по гастрономическим – она жесткая, костлявая и сильно пахнет. У муданжцев-то челюсти железные, они способны пережевывать сырое, сыровяленое и жаренное на открытом огне, а я на это малоспособна. Праздничная еда у них отбирается не потому, что вкусная, а потому, что исконная. То есть как первобытные люди глодали обгорелые кости, так и тут… ну, во всяком случае, мне так кажется. Чего стоит хотя бы их любимое праздничное угощение – целый взрослый огромный баран, зажаренный при помощи раскаленных камней, засунутых прямо под шкуру. Мне страшно подумать, как они потом это мясо от этих камней отдирают. Нет, конечно, в хорошей таверне всегда подадут что-нибудь мягонькое и сочненькое, но любой муданжец способен без труда прожевать ботинок из натуральных материалов.
Так это я все к чему. Раз земные блюда из местных компонентов готовить не удается, а местные блюда не всегда и не во всем отвечают моим запросам, то приходится экспериментировать. Вот как с теми сливами. Азамат поначалу поудивлялся моей изнеженности – местные-то тетки жуют ничуть не хуже, чем мужики, а то как бы они наели свои фигуры? Однако мои эксперименты ему пришлись по вкусу, разве что чай он по-прежнему предпочитает с молоком и бараньим жиром, а супы принципиально несолеными. В последнее же время он и сам втянулся в кулинарные эксперименты, хотя и посмеивается, что я люблю все маленькими кусочками и чтобы взглядом разломить можно было. А уж после того как он освоил кухонную технику, в нашем доме настал гастрономический рай. Муданжцы все-таки склонны относиться к научным и инженерным достижениям с излишним пиететом и никак не догадаются, что можно сделать устройства, которые облегчают самые обычные бытовые работы. Хорошо, хоть стиральные машины у тамлингов переняли, а вот уже швейные – до сих пор редкость.
Сегодня Азамат взялся реализовывать свою свежую выдумку – вырезку, шпигованную крабьими яблоками. Это такие крохотные оранжевые яблочки с пряным запахом и маслянистым соком, которые растут по океанским побережьям, где на них пасутся такие же оранжевые крабы – срезают гроздь плодов, сбегают боком-боком на землю, хватают свой урожай и боком-боком несут закапывать в заготовленную для этого нору, чтобы весь год питаться. Сама я этого пока не видела, но Азамат очень вдохновенно рассказывает, да и фотоархив муданжской природы у него внушительный. Боже, уж скорее бы потеплело, мне так хочется везде поездить, посмотреть на эту красотень!
Ужин удается на славу. Даже Унгуц, который вообще-то большой любитель пожевать чего-нибудь деревянного и пересоленного (благо зубы еще все на месте), не может нахвалиться.
– Мне, – говорит, – вам за постой платить надо, это ж отдельная комната и трехразовое питание. Я дома-то два раза ем, и то не каждый день, мне же столько не надо. А тут такие запахи с кухни все время, что сразу есть хочется – страсть!
После ужина нас ждет приятный сюрприз: приехали наши лошади. Азамат сразу обзванивает всех знакомых, чтобы похвастаться. Его серебристый Князь всем своим видом выражает готовность к свершениям, натурально скребет копытом тропинку и гнет шею. Мой диванчик, впрочем, настроен так же благодушно, как всегда. Стоит спокойно, оглядывается, чего бы пожевать. Я даю ему продолговатый кусок бурого сахара, и скотинка тут же меня узнает и приветствует негромким ржанием. Чувствую, пока я окончательно освоюсь с ним управляться, он перестанет проходить в калитку.
Смотреть лошадей съезжается две трети старой команды, да еще кое-кто с тренировок. Азамат постепенно обрастает приятелями, и это очень хорошо. А то подумать только – был у него один Алтоша!
Этот, впрочем, легок на помине. Является мрачный, губы свои лошадиные поджал, на меня косится, как будто я враг народа, но при посторонних ссору не затевает, и то хлеб.
Все обступают Азаматова коня, щупают, хвалят. Порода редкая, жеребец могучий, всё зашибись. Над моим Пудингом посмеиваются, а я делаю высокомерный вид и отвечаю, что он мне для езды, а не для понтов.
– Да на такую спину можно беседку поставить, – усмехается тот парень из команды, у которого брат – муж Эсарнай. – Подушки положить, занавески повесить и ездить как тамлингские аристократы.
Все хохочут, только Алтонгирел где-то в своих злобных мыслях витает. Ох, чует мое сердце, влетит мне сегодня за все шалости…
Несколько человек пришли со своими конями в поводу, так что затевается прогулка. Я не участвую – все-таки без нужды лезть в седло мне пока не хочется. К счастью, участвует Алтонгирел, так что мне можно не прятаться.
– Ну как узоры? – спрашивает безлошадный Эцаган.
– Да вот полдня просидели, вроде что-то поняла… Думаю, завтра уже можно собраться, поплести. Мы сегодня еще с Азаматом придумаем, что я хочу изобразить…
Эцаган радостно сверкает глазами и тут же звонит кому-то отменить встречу. Надо же, как ему нравится!
Когда все возвращаются с выгула лошадей и народ начинает расходиться, я потихоньку забиваюсь под бок раскрасневшемуся Азамату, чтобы удобнее было за широкую спину прятаться. Он все понимает и, когда последние гости рассасываются, слегка загораживает меня от духовника.
– Ты что-то сегодня не в духе? – спрашивает он осторожно.
Алтоша чешет загривок, глядя в сторону.
– У Наставника Изинботора брат заболел. Тамошний целитель не справляется, так что наш час назад вылетел на Орл. Не знаю теперь, когда вернется.
– О, так ты хочешь сказать, что у меня в ближайшее время будет много клиентов? – не выдерживаю я.
– Будет, будет, – ворчит Алтонгирел. – А ты и рада, что хорошему человеку плохо!
– Ничего подобного, просто прикидываю перспективы.
– Ну да, – продолжает он в том же тоне, – перспективы… Замужняя женщина, супруг обеспечивает всем, о чем только мечтать можно, и на тебе, работает! Вот стыдобища! Ты хоть понимаешь, как Азамат выглядит в этой ситуации?
– Да ладно тебе, Алтонгирел, – примирительно говорит Азамат. – Она ведь такая необычная, от нее и не ждут нормального поведения. Ну подумаешь, хочется человеку собственный доход иметь…
– Да не будет никто ей платить! – отмахивается Алтонгирел. – Ну ты сам подумай, кто станет давать деньги чужой жене за работу? Тем более если все знают, что муж богатый? Это тебе «ну подумаешь», а нормальный мужик бы за такое ребра ломать пошел!
– Интересненькое дело, а что же, предполагается, что я бесплатно лечить должна? Или за еду? – встреваю я.
– Да нет, просто будут платить целителю. Ты же вроде как вместо него, – пожимает плечами Алтонгирел.
– Ну а он будет мне отдавать?
Азамат поджимает губы.
– Это вряд ли. Я, конечно, с ним поговорю на эту тему, но он никогда с Муданга не вылетал и вряд ли поймет… Что-то он тебе давать будет, вроде как ребенку карманные деньги, хотя и то будет считать, что это я должен делать.
– Просто чудесно, – бормочу я расстроенно. Что-то мне резко разонравилось на этой чудесной планете… Карманные деньги, тоже мне… А как там насчет моей ставки в команде, на которую я шла? – Слушай, Азамат, все это чушь. Я ведь с тобой контракт заключила, правильно? Ты мне по нему должен платить, на это есть документ в межпланетной юрбазе. И ты на мое имя открывал счет, так ведь? Значит, теперь, если я кого-то лечу, они должны платить тебе, а ты это будешь переводить на мой счет, вот и все. И пенсионные отчисления тут, и налоги уплачены. А если кто заартачится, что за женскую работу не платят, вот тут уже ты можешь пригрозить переломанными ребрами. Как тебе такой план?
Оба мужика на несколько секунд замолкают, прикидывая, потом обмениваются взглядами.
– Хороший план, – говорит Азамат. – Удачный.
– Только тебе придется всем объяснять про контракт и суровое земное законодательство, – добавляет Алтонгирел. – Иначе Азамата сочтут жадиной и эксплуататором. А так – закон есть закон, это все понимают. И если ты собираешься таким образом зарабатывать много лет, лучше накинь срок контракта, а то если скажешь, что на год, а на следующий перезаключишь, то тебя не поймут.
– Боже, Алтоша, неужели я слышу от тебя дельный совет? – не выдерживаю я и тут же проклинаю все на свете, потому что приходится объяснять, что это я сделала с его прекрасным именем и надо ли на это обижаться. Заодно подтвердилось, что оно означает «золотой свет». Да уж, солнышко…
Наконец он уходит.
Мы с Азаматом так и стоим на улице, он все чешет за ухом своего коня.
– А твое имя значит что-то типа «великий вождь»? – спрашиваю.
– А ты откуда знаешь? Унгуца подоила?
– Нет, просто у нас на Земле это имя тоже есть.
– Да? – Он страшно удивляется. – А еще какие-нибудь местные имена у вас есть?
– По-моему, есть Дорчжи, хотя немного по-другому звучит. Тирбиш тоже есть, только немного с другим произношением. Это ведь значит «не тот», да?
– Да-да, так называют, чтобы отвести шакала, если ребенок рождается слабым или больным.
– Угу, в земных энциклопедиях имен то же самое написано, только вместо шакала другой демон. Так что не удивляйся, бывают и международные имена.
– Здорово, – улыбается он. – Значит, мы и правда когда-то пришли с Земли.
– Слушай! – Я вспоминаю, что давно хотела спросить. – А что значит слово «бормол»?
– А это просто звук, как они гремят в коробочке. У них есть еще другое, истинное название, но Старейшины стали их так называть между собой, и это приросло.
Наконец Азамат отводит лошадей в… ой, а у нас, оказывается, есть стойла! Вон там в кустах за сараем еще домик стоит, а в нем натурально три загончика для муданжских исполинских коней. В этих бешеных кустах тут небоскреб потерять можно, право слово. Маму бы сюда запустить, да где ж ее возьмешь…
Пудинг, по-моему, сразу отрубается, а вот Князь явно недоволен, что на сегодня развлекательная программа закончена.
– А что они есть будут? – интересуюсь, обозревая темный сарай.
– Сейчас Тирбишев младший брат подойдет с кормом, я с ним еще вчера договорился. Парень лошадей обожает, вот и пусть поработает с ними, и деньги в семью. А если хорошо справляться будет, я ему на будущий год жеребца подарю.
Мы забуряемся обратно в дом, где оба наши постояльца уже просятся баиньки, так что продолжение урока приходится перенести в спальню. Мы растягиваемся на стопке одеяло-матрасов, которая служит тут кроватью, и принимаемся листать пластиковые книжки с яркими, блестящими картинками. Муданжцы не жалеют краски на свою этнографическую литературу, и если в узоре что-то вышито серебром и золотом или украшено драгоценными камнями, то на фотографиях оно отпечатано сверкающей краской.