В моем представлении о муданжском пантеоне никакой тети-грозы не обнаруживается, так что приходится просить помощь зала.
– Укун-Танив знаю, Укун-Тингир знаю, Громовую птицу знаю… и кто из них тетя-гроза?
– Никто! – смеется Орешница. – Тетя-гроза живет в синих тучах, и от нее происходят молнии и гром. А непослушные дети от нее получают уколы в пальцы.
– Когда током бьет, – поясняет образованный Эцаган.
– Ах вот оно что… Но теперь-то ты знаешь, что я не тетя-гроза? – на всякий случай спрашиваю у Ирих.
– Знаю, – пищит она. – Потому что от вас не… не бьет туком, то есть тыком…
Ага, значит, если меня кто испугается, надо сразу хватать и надеяться, что их не стукнет «тыком», тогда поверят, что я – это я. Технология!
Развесив свои произведения по окружающей мебели, мы решительно садимся ужинать, и тут как раз возвращается Азамат, присыпанный опилками. Входит и сразу улыбается, окидывая взглядом нашу компанию.
– Знаешь, Лиза, – говорит он мне, подойдя пообниматься, – мне все больше нравится твоя идея насчет этого клуба. Каждый вечер прихожу домой, а тут полно хороших, веселых людей, стол от еды ломится, что-нибудь интересное обсуждают. Я всегда мечтал по вечерам собирать друзей у себя, но выходило нечасто, а тут прямо сбылось. И даже еще лучше – гости-то твои, так что я могу и помыться пойти, и спать лечь, если хочу, можно ролью хозяина пренебречь.
Он еще что-то хочет сказать, но тут замечает свою преобразившуюся курточку. Наступает минута молчания, которое прерывается только сдавленным хрюканьем Оривы. Азамат вертит вышивку то так, то этак, рассматривает, поглаживает осторожненько тыльной стороной пальцев.
– Лиза, ты столько для меня делаешь, что мне уже страшно, – говорит он наконец, но по лицу-то видно, что ни черта ему не страшно, вон сияет весь. – Может, посоветуешь, во что я могу облечь свою благодарность? А то, боюсь, как бы не захлебнуться.
Я только развожу руками.
– Да ты и так в долгу не остаешься. Ничего, такой большой, уж выгребешь как-нибудь, не потонешь. Давай лучше освежись и примерь курточку, интересно же, как смотреться будет.
Смотрится отлично. Азамату вообще, по-моему, идут яркие цвета, а тут совсем благородно получилось. О чем мы ему дружно и сообщаем, от чего он становится сам не менее красным, чем драконы. Орешница же умиленно вздыхает и бросает невзначай:
– Надо же, как я угадала, куда ты за нитками пойдешь… А кожевник еще не верил, что у него кто-то купит куртку по такой выкройке…
Глава 11
В следующие несколько дней у меня резко добавляется работы. Народ разнюхал, что я как-то круто лечу переломы, и попер. Теперь у меня два-три посетителя каждый день – с тех пор как я вывесила в Сети свой телефон и адрес, пациенты стали прибывать на дом по предварительному созвону. Как выяснилось, к целителям все-таки ходят без очной договоренности заранее. Поскольку я прослыла специалистом по переломам, то на меня тут же обрушились все старые и криво сросшиеся конечности; двоим вообще пришлось протезы ставить, через бывшую однокурсницу заказав их с Земли за процент. Я подумала и заключила с ней контракт на поставки, потому что ни Сашка, ни мама большую часть препаратов на Земле просто не смогут купить, даже если я рецепт напишу. У нас за этим тщательно следят, иногда нам же во вред. Номера лицензии обычно недостаточно, надо очно являться.
На Муданге, кстати говоря, есть свое сетевое пространство, причем довольно давно. А поскольку попасть туда можно с любого телефона, то народ вполне активно пользуется. Там есть новостные страницы каждого региона, карты, реклама магазинов и объявления о работе, и даже довольно смешной сайт знакомств, на который полагается выкладывать свои фотографии в голом виде со всех сторон по стойке «смирно», а при входе спрашивают не возраст, как у нас, а класс имени.
Вечером у меня исправно собирается клуб, и мы закончили по первому гобелену. Воплощение нашего с Азаматом дизайна выглядит очень красиво, так что я его гордо вешаю на стену на самом видном месте. Орешница свой мне тоже оставляет в подарок, а у нее там что-то ужасно сложное и многозначительное, я только опознала вилку, которая замужество, и того самого комара с флейтой. Надо думать, плохого не пожелает. Теперь пора переходить к каким-нибудь другим видам рукоделия. Вон и мама Азамату еще один свитер связала, потоньше, зато с узорами. Азамат теперь бегает по потолку и пытается послать ей платиновое колье потяжелее, а я его удерживаю.
Строительство моего домика практически завершено, остались отделочные работы, и Азамат все разрывается: с одной стороны, хочет поскорее похвастаться, а с другой – дуракам полработы не кажут. Я его успокаиваю тем, что торопиться мне некуда, пускай разукрашивает свое творение сколько хочет. Его тренировки возобновились, но теперь он все-таки последовал моему совету, выбрал из своих учеников лучших и назначил учителями над прочими, а сам только иногда заезжает проверить.
Дом Старейшины Унгуца отстроили, и сегодня как раз состоится торжественное переселение. Унгуц уже немножко ходит с палочкой, не по лестнице, конечно, но до туалета без посторонней помощи добирается.
Ближе к вечеру мы все вместе грузимся в машину: Азамат, Унгуц, Ирих и я. Ехать до дома Унгуца всего ничего, но дедусь так далеко еще не сможет дойти. Построили дом точнехонько на месте старого и в том же ракурсе. Старого я, впрочем, не видела, но раз Азамат так говорит, значит, так оно и есть. Угол крыши и правда нависает над крутым берегом Ахмадмирна, поросшим чем-то вроде стелющейся туи.
Перед домом уже скопилась небольшая толпа – Старейшины с учениками-духовниками, важные горожане и просто всякие заинтересованные и не очень граждане. Ирих в предвкушении аж подпрыгивает на сиденье. Унгуц не подпрыгивает, но выражение лица у него точно такое же. Азамат помогает ему выбраться из машины, а Ирих прямо выстреливает следом. Без деда, видно, боялась в толпу лезть. Теперь же толпа расступается, пропуская Старейшину к его законной собственности. Он потихоньку шкандыбает с палочкой, во все глаза рассматривая постройку.
– Отлично! – наконец выносит он вердикт и обводит всех собравшихся сияющей улыбкой.
Собравшиеся дружно вздыхают с облегчением. Надо думать, в норме Старейшины намного капризнее. А домик действительно симпатичный. Шоколадного цвета, с красной крышей, закругленным фасадом и крылечком, похожим на вход в раковину улитки. Муданжские дома часто бывают такой формы.
– Слушайте, но он ведь уже сам ходит! – доносится до меня шепоток сзади, и к нему тут же примыкают другие.
– А прошло-то чуть больше дюжины дней!
– Эта Азаматова пигалица и правда чудеса творит…
Чувствую, работы в ближайшее время еще прибавится. Но подумать о приятном мне не дают – сквозь толпу к нам проталкивается Алтоша, еще мрачнее, чем в прошлый раз. Подходит, не здоровается, уставляет на меня прожигающий взгляд. Я в ответ изображаю лицом то, чем садятся на крыльцо. Азамат переводит взгляд с него на меня и обратно, потом не выдерживает:
– Алтонгирел, ты что-то сказать хочешь?
Тот кивает и обращается к Азамату:
– Наставнику звонил наш целитель. Он не справляется. Сказал, что это неизлечимо. Конечно, на все воля богов, но ты ведь знаешь Изинтовтоя… и я знаю… Странно, чтобы его уже сейчас забирали. Я вот думаю, может, это Лизе знак туда наведаться?
– А где он живет?
– Да на Орле, они же оба оттуда.
Азамат кривится, а я не устаю дивиться способностям Алтонгирела. Другой бы пришел, ручки просительно сложил и затянул бы: дескать, хороший человек умирает, доктор, помогите! А этот – раз! Знак свыше, изволь повиноваться, а он вовсе ни о чем не просил, наоборот, сообщил важную информацию. Нет, ну круто, впору аплодировать.
– В принципе можно и слетать… – протягивает Азамат без особого энтузиазма. – Лиза, ты как?
– Хорошо бы узнать симптомы для начала. Если я могу что-то сделать, то обязательно полечу.
Алтонгирел явно светлеет лицом. Кажется, есть шанс, что он простит мне клуб. Странно, что до сих пор ни словом не обмолвился.
– Ну про болезнь тебе лучше сам Наставник расскажет, он тут где-то. Давай я тебя ему представлю для убедительности, а сам пойду паковаться.
– А-а ты тоже полетишь, что ли? – нервно уточняю я.
– Конечно, а как же! – поднимает брови духовник.
Я обращаю умоляющий взгляд на мужа. Тот только вздыхает.
– Я плохо ориентируюсь в тех краях, да и семья у Изинботора такая… в нынешнем виде меня могут и на порог не пустить. Я, конечно, полечу с тобой, но и Алтонгирел тоже, обязательно.
Вот непруха так непруха!
Вслед за Алтонгирелом я просачиваюсь сквозь толпу туда, где стоит его наставник. Изинботора я видела только однажды, на памятном Совете Старейшин. Это статный моложавый мужчина с очень красивым лицом. Ему по идее должно быть за пятьдесят местных лет, иначе у него не могло бы быть такого взрослого ученика, но на вид намного моложе. Волосы у него длинные, с сединой только на висках, они нетуго заплетены в несколько кос и украшены нитями бисера. На шее ряды бус – просто нанизанные подряд мелкие драгоценные камни и резные бусины-обереги. Красивые муданжские мужчины любят на себя понавешать камушков, а уж известные люди вообще из украшений не вылезают. Что интересно, женщины в этом отношении намного скромнее. То ли все-таки тяжеловато таскать на себе все эти булыжники, то ли принцип такой же, как у птичек: раз выбирает самка, то самец должен прихорашиваться и хвастаться.
Изинботор смотрит на меня из-под полуопущенных век, не поворачивая головы. Это, наверное, дико неудобно, да и видно должно быть очень плохо. Но, вероятно, большинство созерцаемых таким образом об этом не задумываются и резко чувствуют себя дрожащими тварями. Я обхожу Старейшину и встаю прямо перед ним, чтоб не окосел, бедный, за время разговора.
– Элизабет, – тихо произносит он мурлыкающим голосом.
– Здравствуйте, – киваю я. – Расскажите, пожалуйста, что там с вашим братом.
Он немного хмурится из-за того, что я сразу перешла к сути, не спросив предварительно о его собственном самочувствии и не обсудив переезд Унгуца, ради которого мы все тут собрались. Но нужда, видимо, пересиливает приверженность к традициям, так что он только легко вздыхает, откладывая нравоучение на потом, и отвечает:
– Ему уже больше месяца все время плохо.
– Как именно плохо? – уточняю я, потому что Изинботор явно не собирается продолжать.
– Его покинули силы. – Он пожимает плечами. – Он сильно похудел и очень бледен, почти не встает с постели.
– Так, – киваю. – Что-нибудь болит?
– Изредка боли в теле.
– Где именно в теле? – допытываюсь я. Ох уж мне эти муданжцы и их косноязычное духовенство…
Он сверкает на меня глазами.
– В теле. Не мое дело вызнавать неприятные подробности. Ты знаешь, что это за болезнь?
Я закатываю глаза и про себя проговариваю пару нехороших фраз.
– При таком расплывчатом описании это может быть пара сотен разных болезней. Мне надо знать точнее!
Он поджимает губы, а Алтонгирел сверлит меня укоризненным взглядом.
– У него кружится голова, – наконец выдает Изинботор. Потом, резко понизив голос, добавляет: – И тошнит.
Я закрываю лицо раскрытой ладонью. Это безнадежно.
– Пожалуй, я лучше позвоню нашему целителю и спрошу его. Может, он заметил какие-нибудь более характерные симптомы.
Я подхватываю Азамата, которому уже изрядно надоело ловить на себе косые, неприязненные взгляды бывших знакомых и слушать перешептывание незнакомых эстетов, мы раскланиваемся с Унгуцем и его внучкой, обещаем заходить в гости и принимать их у себя и смываемся.
От целителя, впрочем, удается добиться немного. Боли оказываются в животе, а плюс к этому еще онемение мизинцев. В общем, похоже, что-то дающее анемию, вопрос: что? Но пока я там не окажусь, ответа я не найду, так что паковать надо полный комплект всего, и быстро, а то целитель говорит, что «он плох, очень плох».
Лететь решили с утра пораньше, потому что ночью по малознакомому маршруту Азамат меня везти не хочет. В итоге вставать приходится в бешеную рань, только-только солнце поднимается, а Третья луна еще на небе.
Мы грузимся в Азаматов унгуц. Как всегда с Алтошей, первая же простая операция приводит к скандалу. Он, видите ли, хочет лететь на переднем сиденье, а я, типа, женщина толстозадая, обязана располагаться на заднем, чтоб не мешать. А у самого, между прочим, когда сидит, коленки на метр в стороны разведены, и левая так и норовит в приборную панель ткнуть в неподходящий момент. В конце концов Азамат находит решающий довод:
– Ты на Орле сто раз был, а Лиза впервые. Дай ей в окно-то посмотреть!
– Можно подумать, она способна оценить пейзаж! – фыркает Алтоша.
– Я не только оценить способна, я еще и камеру взяла, нащелкаю видов, а потом вышью что-нибудь или сотку! И можешь обзавидоваться.
На этом его все-таки удается запихать на заднее сиденье, хотя ворчать он не перестает еще долго.
Щелкаю я действительно много. Встающее солнце очень красиво отдельными бликами освещает горы, над которыми мы летим. Азамат знает перевал к югу от столицы, где совсем низко и нет всяких неприятных воздушных потоков и смерчей, которые почти всегда образуются над муданжскими горами. Вообще, место у столицы отличное: по земле можно только с одной стороны добраться, по воздуху – с двух. А все остальное – только для альпинистов. Горы здесь старые, невысокие, но никакой транспорт все равно не пройдет, разве что парнокопытный.
Выбравшись с гор, мы некоторое время летим над степью, кое-где размеченной вспаханными полями. Здесь уже вымахала молодая трава – мы ведь летим на юг, а Ахмадхотский хребет хорошо экранирует эту местность от северного ветра, так что здесь значительно теплее, чем даже в незамерзающей столице. Потом пересекаем широкую и спокойную равнинную реку. Азамат говорит, что она впадает в Дол и потому называется Тажилмирн, «питающая река». На Муданге десять крупных рек, не считая бесконечного количества мелких, и эта явно из тех десяти.
Алтонгирел дремлет на заднем сиденье, но при малейшем изменении нашего положения в пространстве подскакивает и принимается несколько сумбурно рассказывать Азамату, где какую впадину надо огибать, а где лучше снизиться.
А вот потом начинаются джунгли. Самый настоящий тропический лес, влажный и горячий, полный ярких красок и невероятных тварей. Широта, на которой находится пролив между материком и островом Орл, – это примерно и есть экватор Муданга. Здесь довольно холмисто, а мы летим на одной и той же высоте, поэтому вопли птиц и прочих голосистых тварей становятся то громче, то тише. Азамат приоткрывает по бокам купол унгуца, так что можно высунуть голову и поглазеть. Я прямо вижу, как внизу по веткам скачут пестрые птицы и мелкие обезьянки. Правда, когда к нам в салон залетает муха размером со скарабея, мой интерес к джунглям резко угасает. Муху мы выгоняем, а купол закрываем, тем более что уже очень хочется включить кондюк, а то жарко.
Наконец через пять часов полета, как раз в самую жару, мы начинаем снижаться.
– А я думала, Орл – это остров, – говорю. Мы же приземляемся на берег континента.
– Остров и есть, – отвечает Азамат. – Но через пролив летать плохо, там такие ямы… Даже в хорошую погоду есть риск плюхнуться в воду, а сегодня тут ветрено.
– Так мы дальше поплывем, что ли?
– Лучше. Мы поедем подводным монорельсом. Вон видишь, станция?
На пологом берегу метрах в двухстах от кромки воды и правда стоит какой-то коровник с крышей, кажется, из пальмовых листьев или чего-то подобного.
Алтонгирел тут же реагирует на мою вытянувшуюся физиономию:
– А тебе, конечно, подавай все прозрачное и блестящее и чтобы у входа цветущие вишни? Нам такая показная роскошь не нужна, нам надо, чтобы функцию свою выполняло…
Я ставлю на землю свой чемодан, открываю верхний паз, достаю шприц и выразительно показываю Алтоше. Он сглатывает и затыкается. Я убираю шприц в нагрудный карман и похлопываю по нему ладошкой, дескать, гляди, я вооружена. На духовника действует отлично.