На этот раз, поднявшись наверх, он прибил к ветке металлический кронштейн с блочком, затем механизм, которым надёжно застопорил тот конец верёвки, на котором висел груз, пропустил второй конец через блочок с перехлёстом и спустил вниз уже не всю верёвку, а лишь столько, чтобы к ней можно было привязать капроновые шнуры. После этого ему пришлось спуститься ещё раз, чтобы прицепить к верёвке карабин со снастью, вывалить посередине сети ведро полусухой каши и разбросать комки приятно пахнущей приманки вокруг.
Наступила пора залезть на дерево в последний раз и уже не спускаться с него до победного конца. Митяй выбрал слабину, закрепил верёвку, поудобнее устроился на толстенной ветке поближе к рычагу стопора и приготовился ждать козу, её козлят, а также юных козлов. Вот они-то ему и даром не были нужны в количестве более одной, максимум двух единиц на всё стадо. Хотя свиньи вели себя по отношению к нему довольно вежливо, он прекрасно понимал, что после второго опороса ему придётся пустить их всех, во главе с хряком, как и их первое потомство, на мясо и потом буквально выпоить поросят молоком с рук, чтобы те понятия не имели, кем была их родная мамаша.
Точно так же следовало поступить и с козами. Его главной задачей было поймать девять козочек и одного козла, желательно не родственника козочкам. Ради этого он был готов проторчать на горе целый месяц вплоть до холодов. Митяй лежал на ветке, разглядывал окрестности в мощный двенадцатикратный бинокль, а с дуба, растущего почти на вершине горы, ему открывались прекрасные виды, и только диву давался, как же много в каменном веке, каких-то двадцать тысяч лет назад, обитало всякого зверья.
Менее чем за час он увидел внизу, под горой, три удачные охоты. Сначала стая из семи махайродов завалила огромного лося, и тот ничего не смог поделать. Одна самка вцепилась ему в глотку огромными клыками, ещё два махайрода сбили гиганта с ног, а остальные навалились на него всей кодлой, и бедный лосик пошёл им на завтрак. Затем он увидел, как стая рыжеватых волков бросилась в погоню за табуном лошадей, огромный волк догнал то ли кобылу, то ли жеребца и поймал его за хвост, несчастное животное притормозило и начало было брыкаться, но тут остальные волки мигом свалили бедолагу на землю и тут же начали своё кровавое пиршество.
Самой впечатляющей оказалась третья охота. Огромный пещерный лев и три львицы осторожно подползли к шерстистому носорогу, и Митяй увидел воочию, что такое львиная сила. Гривастый красавец выпрыгнул из травы, взлетев метров на пять вверх, пролетел по воздуху все пятнадцать, приземлился точно на загривок гиганта, имевшего в длину под четыре метра и весившего тонны три с гаком, и просто тюкнул его передними лапами, после чего спокойно отбежал в сторону. Носорог сделал несколько неуверенных шагов, у него подкосились ноги, и он рухнул на уже почти высохшую траву и больше ни разу не колыхнулся. По всей видимости, лев сломал ему позвонки в основании черепа. Через три минуты молодой, но уже могучий лев и три его кошечки принялись терзать тушу шерстистого носорога. Митяй зауважал гигантского зверя ещё больше и очень пожалел, что тот не дожил до двадцать первого века. Люди, такие вроде бы слабые и беззащитные, постарались на славу. Хотя он не понимал, каким это образом человек сумел нанести природе такой колоссальный урон, ведь пещерного льва назвали так только потому, что его кости часто находят в пещерах, где обитали люди, и ясное дело, что львы умерли в них не от старости, по-соседски заглянув к двуногим на огонёк.
По сравнению с этими тремя охотами охота Митяя конечно же меркла, но именно от неё зависело, смогут ли выжить все те животные, которых так успешно уничтожил человек. Нет, вероятно, какие-то виды вымерли и сами, но всё же очень многих истребил именно человек. Причём почему-то самых крупных и, наверное, вкусных. Когда Митяй распробовал махайродину, та ему понравилась – хоть и кошатина, а всё-таки весьма недурна на вкус, вот только очень уж агрессивное и хищное мясо, да к тому же совершенно бесбашенное.
Он рассматривал бы окрестности и дальше, но тут к дубу с радостным блеянием прибежала большая коза с четырьмя козлятами, и все пятеро мигом набросились на подсоленную кашу. Если бы козлята пришли без своей мамаши, Митяй, может быть, и дал бы им спокойно позавтракать, а так он моментально отпустил стопор, и мешок с камнями устремился вниз, а сетка, соответственно, вверх. И тут коза проявила просто феноменальную выучку и прыгучесть. Она высоко подпрыгнула и, развернувшись в воздухе чуть ли не на триста шестьдесят градусов, вылетела из сетки. Довольный Митяй мгновенно застопорил груз, спустился вниз по верёвке и бросился к сетке. Все четыре жалобно блеющих козлёнка не пострадали, но один из них оказался козлом и уже обзавёлся маленькими рожками.
Коза, возмущённая тем, что ей не дали поесть, немедленно набросилась на Митяя с гневным меканьем, он поймал её за рога, грубо оттолкнул в сторону и дал хорошего подсрачника, но коза попалась на редкость скандальная и продолжала бросаться на него. Правда, как только он отскочил от сетки, висевшей на высоте человеческого роста, та подбежала к ней, встала на задние ноги, вся так и вытянулась вверх и жалобно заблеяла. Митяй снова отогнал козу, быстро опустил сетку вниз, выудил из неё истошно блеющего козьего сына, не давая его сестрам сбежать под сурдинку, и отвесил пендаля и ему. Тот мигом умчался вниз по склону, и коза побежала за ним. Хорошо, если успокаивать обиженное злым человеком дитятко, но возможно, что они побежали жаловаться на Митяя папаше-козлу, а эти типы на Козьей горе выросли зело здоровенные, и козы наградили их такими рогами, что плакали любые дубовые ворота. Проверять, так ли это, он не стал и вместо этого отвязал кронштейн сетки с козочками от верёвки, забросил свою лягающуюся и тонко блеющую добычу за спину и стал быстро подниматься вверх по крутому склону.
Вскоре все три пленницы сидели в клетке и с аппетитом трескали кашу со жмыхом и клубнями топинамбура, добавленными отдельно, хотя официально считались травоядными животными.
Когда Митяй через час вернулся к козлоловному дубу, то даже выматерился от досады. Там собралось с десяток коз с козлятами и даже два здоровенных козла, которые выискивали в листве комочки подсоленной каши. При виде его они моментально бросились врассыпную. Митяй, гадая, что их так сильно привлекло – запах подсолнечного масла, ведь каша наполовину состояла из жмыха, или же запах соли, – быстро расстелил ловчую сеть, забрался наверх, поднял мешок с камнями повыше, застопорил верёвку, спустился со вторым полиэтиленовым пакетом, полным каши, привязал к верёвке сеть, выложил приманку и снова забрался по железным ступенькам на дуб. На этот раз козы примчались тотчас, как только он скрылся из вида, и с каким-то остервенелым блеянием накинулись на уже куда более солёную кашу. Козлята не отставали от своих мамаш, и Митяй, завидев ещё и двух старых козлов, с возмущённым криком: «А вы-то куда лезете, козлы драные!» – нажал на рычаг стопора. Мешок с камнями полетел вниз, сеть взметнулась вверх, и на этот раз он поймал три с половиной козы, вслед за полупойманой козой шустро выбралась плохо пойманная, сетью также прихватило за передние ноги большого козла, но в итоге тот получил по рогам мешком с камнями, свалился вниз и принялся громко возмущаться. Зато в сеть угодило две козы – одна старая, другая молодая – и девять козлят. Да, всё так, вот только козёл, ну действительно просто козёл какой-то, несмотря ни на что, всё равно набросился на кашу, словно прибыл в эти места из голодного края.
Митяй быстро спустился вниз уже по стволу дуба и в сердцах шмальнул чуть ли не у него над ухом из «ремингтона». Словно предчувствуя такой расклад, он специально вложил в магазин последним холостой патрон. Коз как ветром сдуло, жаль только, что не тех, которые угодили в ловушку, впрочем, он вытащил их из неё довольно быстро, и они мигом удрали, позабыв о своих козлятах. Из девяти козлят двое оказались козликами, и Митяй отпустил одного, а остальным связал ноги. Троих козлят он ещё мог занести наверх, а вот с восемью точно не справился бы.
Вскоре он принялся спускать с горы телегу с козлятами, это заняло у него почти двое суток, так что домой он поехал не сразу, зато с хорошим уловом и в прекрасном настроении, не забыв забрать с дуба все свои охотничьи железки, чтобы вернуться к нему в самое ближайшее время и произвести второй, а может быть, и третий отлов козочек.
Для того чтобы вторая ловля оказалась успешной, он даже не пожалел не только всей оставшейся у него каши, но и килограмма лизунца. Всё же это были какие-то неправильные горные козлы, хотя и смахивали на тех туров, на которых он не раз охотился. Они были всё же немного поменьше, а шерсть у них была длиннее, пышнее и даже у взрослых животных гораздо мягче, но самое главное, они блеяли, словно обычные домашние козы, а не свистели, как это положено всем приличным турам, но зато рога у самцов оказались ничуть не меньше, чему тех быстроногих и отважных обитателей гор, охота на которых является делом трудным, чертовски увлекательным, но очень опасным. Туры умудряются бегать по таким крутым склонам, что человеку туда без альпинистского снаряжения лучше не соваться. Показалось Митяю очень странным и то, что эти горные козлы, в отличие от туров, совершенно его не боялись. Хотя, с другой стороны, охотник каменного века вряд ли смог бы добыть хотя бы одного из этих животных. Как и туры будущего, козы были ловкими и быстрыми.
Как только Митяй спустился с горы, обратная дорога сразу же сделалась лёгкой и быстрой, и в полдень четвёртого дня он уже смотрел, как козлята осваиваются в загоне и с удовольствием трескают сено, которого он для них заготовил столько, что им его не съесть и за пять лет. Митяй уже успел заметить, что вымя у взрослых коз было довольно большим. Не таким, конечно, как у коз домашних, но доить их точно можно, не держать же их ради одного только мяса и шкур. Поэтому он мечтал, чтобы эти козы как можно скорее принесли ему козлят, выпоили их своим молоком хотя бы пару месяцев, после чего он с ними тут же и распрощается. Очень уж сильными они были, и ему совершенно не хотелось, чтобы какая-та особо злобная коза боднула его в зад.
Он ехал домой с чувством, что жизнь его налаживается, а бункеры с заложенными в них кормами несколько её облегчили, хотя навоз ему всё равно придётся убирать вручную, но он стал умнее и теперь обильно посыпал свинарник опилками и мелкорубленым сеном и всерьёз задумался о строительстве биореактора и побольше, побольше, чтобы вони стало поменьше.
Настала пора подумать и о том, как сделать свой дом действительно комфортабельным, а то Митяю уже надоело мыться в тазу и ходить в туалет на бывший скотный двор. Поэтому после возвращения из охотничьей экспедиции он сразу же принялся изготавливать керамические трубы для канализации. В подвале дома, план которого являлся точной копией верхних этажей, только кирпичные, несущие стены были помощнее, он заблаговременно оставил отверстия в них для того, чтобы подвесить к балкам канализационные трубы и вывести главную трубу наружу, спустить её по канаве к Тухе и временно сбрасывать все нечистоты в неё. После всего, что он уже успел сделать, эта работа не показалась ему слишком трудной, особенно рытьё канавы плугом, прицепленным к Шишиге.
Слепил он себе также такие нужные вещи, как несколько керамических ванн и унитазов. Может быть, и неказистых, но зато удобных, а ванны у него получились ещё и большими, в печь для обжига едва помещалось две штуки. Единственным их недостатком было то, что они получились неглазурованными. Наделал он также и облицовочной плитки для ванной комнаты и кухни, чтобы было легче прибираться в доме. Полы-то были некрашеные, не намоешься.
В общем, до конца года он только тем и занимался, что приводил первый этаж своего дома в жилое состояние, а то ему уже осточертело жить на стройплощадке. Хотелось уюта, комфорта, а также красоты. Поэтому он в числе прочего принялся также мастерить ещё и мебель, с раннего утра и до позднего вечера пребывая в трудах праведных. Зато дом преображался прямо на глазах, и Митяй каждый день приносил в него и ставил на своё место какое-то новое изделие. Так у него появились шкафы и письменный стол, большая удобная кровать, пара стульев и несколько табуретов, ему надоело сидеть на чурбаках. В самый канун Нового года он даже установил на кухне пусть и простую на вид, но всё же довольно удобную кухонную мебель. Она была изготовлена из желтоватого карагача, хорошо отшлифована и натёрта парафином, чтобы подчеркнуть красивую текстуру дерева. Может быть, когда-нибудь он изготовит более качественную и красивую мебель, но пока что его вполне устраивала и эта. Как-то раз он просидел в гончарной мастерской целых три дня и накрутил на гончарном круге множество самой разнообразной кухонной посуды, чтобы за стол можно было усадить долгожданных гостей, вот только где их найти. Пока что его дом, видимый издалека, не привлёк внимание местных жителей.
Впрочем, Митяй уже стал подумывать о том, что теперь, когда он жил в таком громадном доме один, если не считать Крафта, пора бы и самому проявить инициативу. Поэтому он решил хорошенько подготовиться к встрече с людьми каменного века и даже принялся разрабатывать специальный ассортимент подарков, которые могли бы им понравиться настолько, чтобы они сразу же прониклись к нему чувством благодарности и поняли – с таким парнем, как он, нужно иметь дело постоянно, а не время от времени. В общем, подарков одновременно и красивых, и полезных, но, что самое главное, таких, каких они до встречи с ним никогда не видели.
Увы, хотя такая практика существовала всегда, Митяй вовсе не собирался выменивать у наивных и доверчивых древних людей золото и драгоценные камни на стеклянные бусы. Правда, он начал потихоньку варить смальту, чтобы начать делать глазурованную посуду, да к тому же ему хотелось, чтобы и ванна была привычно гладкой, а не шершавой на ощупь. Короче, как количество дел, так и количество намерений и проектов у него нисколько не уменьшилось, а даже, наоборот, только увеличилось, но ведь вместе с тем росли и его возможности по их реализации.
С такими итогами он и подошел к Новому году, который ему предстояло снова встретить с одним-единственным другом – Крафтом.
Глава 6
Меха, бусы и блондинка из каменного века
Третий Новый год в каменном веке Митяй встречал в тихой, спокойной и немного грустной обстановке. Он прожил в одиночестве, если не считать общество Крафта, вот уже больше двух с половиной лет, и каждый день его новой жизни был отмечен тяжелым, иногда просто непосильным, но зато не бессмысленным трудом. После своей первой ходки на Козью гору он съездил туда ещё дважды, и теперь у него имелось целое стадо из двадцати трёх козочек и двух козликов, которые вовсю бодались друг с другом.
Помимо того что Митяй благоустраивал свой дом, он попутно разобрался с процессом изготовления льняной пряжи и, хотя та годилась только на плетение верёвок, свил из неё канат такой длины и толщины, что смог наладить паромную переправу через Митяйку с плотом из брёвен пихты. Но съездил на Ширванский галечник на Шишиге всего три раза, для того чтобы забрать оттуда драгметаллы. На этом галечнике, добравшись до него на лодкоцикле, он провёл почти неделю, ворочая крупную гальку и складывая находки в отдельные кучи, каждый день чуть ли не захлебываясь от восторга, пока тот не занесло снегом. Да, речные горные галечники каменного века – это не то, что галечники века двадцать первого, по которым за тысячелетия хорошо прошлись люди, и потому он нашёл на Ширванском галечнике не только несколько больших самородков меди, но и самородное теллурическое железо, касситерит и даже несколько самородков серебра общим весом в килограмм семьсот двадцать граммов, отчего пожалел о том времени, которое убил на строительство домны.
Она стояла памятником его трудолюбию и упорству, а также своеобразным укором, ведь для её повторного розжига Митяю придётся заменить всю футеровку. Поэтому, чтобы не повторять своей не такой уж и большой ошибки, благодаря которой он тем не менее имел под рукой прорву ковкого железа, неплохой стали и чугуна, а также почти сотню готовых отливок, изготовленных по парафиновым моделям, он построил малую, как он говорил Крафту, лабораторную плавильную печь. В ней он расплавил самородное железо, которого нашел всего тридцать два килограмма, и медь, её у него набралось много больше, почти триста килограммов, выплавил семьдесят три килограмма олова и получил в итоге оловянистую бронзу. Вслед за этим тут же наделал труб, спаяв швы бронзой, и, наконец, оборудовал себе в доме душ, ванну и раздельный ватерклозет, в котором имелись отдельно унитаз с нормальным водопроводом вдобавок к керамической канализации, какая запросто переживёт даже чугунные трубы. Вот только писсуар у него имел слив не в канализацию, а в специальную ёмкость для сбора мочи за домом, установленную в утеплённой на зиму яме. Моча была нужна для выделки шкур. Для этого он даже не брезговал свиной и козьей мочой. Всё равно после промывки в Марии выделанные шкуры уже не пахли этой специфической жидкостью жёлтого цвета и из них можно было смело шить меховую одежду.