Сверкающий чистотой «мерседес»-седан, в котором Гэйб и его друзья весело мчались по дороге, внезапно потерял управление и врезался в дерево у обочины, потом, отскочив, налетел на второе, потом на третье… Водитель, семнадцатилетний главарь банды, грубый и жестокий, вылетел сквозь ветровое стекло при первом же ударе. Он умер мгновенно, ударившись о ствол дерева с такой силой, что его шея тут же сломалась. Юнец, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, сломал позвоночник при ударе о второе дерево, а при столкновении с третьим одна его нога вывернулась задом наперед. Гэйб и еще один член банды, сидевшие сзади, при первом толчке повалились на пол, их несколько раз швырнуло из стороны в сторону, однако они отделались ушибами и остались живы.
Возможно, от дальнейших подвигов на пути преступлений Гэйба отвратило то решение, которое приняли власти, решая, как поступить с этим подростком. За угон автомобиля с тяжелым исходом, с учетом мелких правонарушений, совершенных ранее, Гэйба на один год отправили в Иллинойс, в школу для трудных подростков, в то время как его сообщник, парнишка помоложе Гэйба, прежде ни в чем дурном не замеченный, получил испытательный срок. Пассажир с переднего сиденья, сломавший спину и потерявший ногу, был уже достаточно наказан этим.
Из-за прошлых столкновений Гэйба с законом следующие три месяца он провел на самых грязных работах. Но за это время кое-что изменилось. Воспитатели заметили в Гэйбе способности к работе с механизмами и к расчетам и стали убеждать парнишку использовать свой дар. А поскольку Гэйбу совсем не нравилось заниматься тем, чем он занимался на тот момент, он твердо решил завязать с прошлым и учиться на инженера, инженера-механика. Освободившись, вернулся в Квинси, к тетушке Руфь, снова стал учиться в школе и в вечернем колледже, чтобы узнать как можно больше об инженерном деле. В выходные дни работал младшим механиком в одном из гаражей и в автомобильном салоне, где в основном ему приходилось мыть машины и подавать инструменты настоящим механикам. Он внимательно следил за действиями спецов, очень быстро обучаясь ремеслу. Небольшие деньги, заработанные своим трудом, он отдавал тете Руфи в уплату за кров и питание.
Когда Гэйбу исполнилось семнадцать и он достиг серьезных успехов и в школе, и в вечернем колледже, то покинул Квинси и отправился в Нью-Йорк. Оказалось, что тетя Руфь тайком от племянника все это время копила деньги. Она откладывала даже то немногое, что Гэйб зарабатывал по выходным, — как раз на случай отъезда парнишки. Она прекрасно понимала неизбежность разлуки. Гэйб начал учиться всерьез, но почти год провел в нужде и лишениях, живя в однокомнатной квартирке на чердаке в Южном Бронксе и хватаясь за любую работу, какую только мог найти. Он мыл посуду в баре в Гарлеме, подавал горячие блюда в дешевой закусочной, разносил пиццу, был рабочим в мини-маркете, расставляя товары на полках и вообще делая все, что придется. В основном он трудился по ночам, чтобы днем осваивать премудрости инженерной науки (и за время учебы успел посетить несколько инженерных компаний в поисках места). Постепенно упорство было вознаграждено: его взяли стажером в огромную международную корпорацию — АПСУ, и он ни разу не пожалел о том, что предложил этой компании свои услуги. Когда Гэйбу исполнился двадцать один год, ему предложили работу в Англии, и с тех пор он обжился в этой стране.
А потом они встретились с Эвой. В том модном баре в Ноттинг-Хилле. Они поженились очень скоро, ведь Эва забеременела, но ни один из них не думал, что их союз свершился слишком быстро: она любила его так же сильно, как он любил ее… нет, пожалуй, сейчас они любили друг друга далее сильнее, чем в первые дни брака. Эва очень многое узнала о Гэйбе и была уверена, что он испытывает к ней такие же чувства, как она к нему. Но сейчас Эва была такой… такой отстраненной, слишком много думала об их исчезнувшем сыне. «Если бы только Кэм мог… может, он еще вернется домой?» — постоянно спрашивала она себя. В ней все еще жила слабая, почти иллюзорная надежда на возвращение. Ведь шанс пока что оставался…
Порыв яростного ветра отбросил струи дождя в окна спальни, заставив Эву вздрогнуть. Она вытянула шею, чтобы взглянуть на окна, их рамы сотрясались под ударами бури. Ночь снаружи безумствовала, ее ярость вовсе не способствовала мирной дреме. Эва снова уставилась в потолок, чувствуя себя одинокой. Она попыталась не думать ни о чем, но, как всегда, горе снова и снова захватывало ее.
«О боже, пусть это будет не так, — мысленно молила она. — Исчезновение не обязательно значит смерть. Кто-то мог украсть ребенка, какой-то незнакомец, который, может быть, любит Кэма так же, как мы любили его. Пожалуйста, пожалуйста, верните мне мое дитя!» В дневное время Эве с некоторых пор стало легче подавлять страдание, но в ночной тьме, когда все спали и она ощущала полное одиночество, справиться с собой было невозможно. Ей казалась предательством даже мысль о том, что Кэм мертв.
Ветер внезапно стих, дождь ослабел. Теперь капли ровно стучали в стекла Должно быть, низкие плотные тучи ненадолго расступились, потому что в спальню проник лунный луч.
Вдруг Эва услышала звук, не похожий на тихий барабанный бой дождевых капель, — легкое постукивание, и доносилось оно из-за двери спальни, с галереи.
Эва прислушалась, пытаясь определить источник звука. Теперь постукивание сменилось приглушенными ударами. Эва приподнялась на локте, поглядывая на открытую дверь, не зная, стоит ли ей будить Гэйба, чье похрапывание звучало все так же равномерно.
После событий прошлой ночи они оставили свет на галерее включенным, чтобы девочки, случись им проснуться, не растерялись в темноте. Но освещение было неярким, лампочка слишком слабой, и вряд в ее свете удалось бы что-либо разглядеть, скорее наоборот, она лишь рождала еще более глубокие тени — тени, непроницаемые для взгляда.
В спальне снова стало невыносимо темно, когда луна скрылась за очередной тучей, но все же слабого света, проникавшего с галереи, оказалось довольно, чтобы Эва увидела маленькую фигурку, внезапно появившуюся в дверях.
Эва резко втянула воздух.
— Мамуля, — сказала Лорен, стоя на пороге спальни, — там что-то стучит.
Эва перевела дыхание, ее напряженные плечи расслабились.
— Мне кажется, это снова из того шкафа, — продолжила Лорен.
— Я тоже слышу, милая.
Они обе прислушались, желая убедиться, что звук не пропал.
Лорен шагнула в спальню.
— Мамуля?
Страх, прозвучавший в голосе дочери, заставил Эву снова напрячься. Она толкнула локтем Гэйба.
— Гэйб, проснись! — громко прошептала она. — Гэйб!
Лорен уже стояла в ногах кровати, держась рукой за угловой столбик.
— Папочка!
Лорен позвала его очень настойчиво, но все же приглушенным голосом, как будто боялась, что нечто услышит ее снаружи.
Перевернувшись на спину, Гэйб открыл глаза и оторвал голову от подушки.
— Что случилось? — сонно пробормотал он.
— Послушай, — негромко потребовала Эва.
Гэйб прислушался.
— Какого черта, что происходит? — спросил он через несколько мгновений.
— Лорен говорит, это в шкафу.
— В котором? — буркнул он, ведь шкафов в этом большом доме насчитывалось немало.
— В том, что на галерее, папочка.
Гэйб отшвырнул одеяло и спустил ноги на холодный деревянный пол. К счастью, он надел на ночь серую футболку и темные боксерские трусы, так что ему не пришлось смущаться перед дочерью. Присел на край кровати и снова прислушался. Да, стук был тих, но все-таки казалось, будто кто-то колотит по дереву.
Эва тоже встала, подол ее смятой ночной рубашки прикрыл колени. Эва подошла к дочери, обняла ее за плечи.
Лорен прижалась к матери.
— Что это такое, мамочка? — спросила она испуганно.
— Сейчас разберемся, — постаралась успокоить ее Эва. — А Келли спит?
— Да, я проверяла.
Гэйб уже стоял у двери спальни и настороженно всматривался в галерею, как будто ожидая какого-то сюрприза Стук слышался справа, где-то за дверью спальни дочерей. Гэйб изучал взглядом полумрак.
Придерживаясь одной рукой за дверной косяк, он шагнул на галерею. Холл внизу казался огромной темной ямой, слабый свет, идущий сверху, почти не достигал плит пола. Даже окно на площадке было едва освещено.
Эва за спиной Гэйба нащупала выключатель, зажгла лампу в спальне. На галерее стало чуть светлее. Стук, хотя и был по-прежнему приглушенным, зазвучал громче, и вовсе не потому, что Гэйб приблизился к источнику. Кто-то или что-то колотилось все сильнее в дверь шкафа.
Гэйб пытался сориентироваться в происходящем. Да, шум, похоже, действительно шел из шкафа на галерее, как и говорила Лорен. Это был тот самый стенной шкаф, который Гэйб осматривал вчера по настоянию дочери. Бросив недоуменный взгляд на Эву и Лорен, он осторожно пошел на звук, стараясь ступать совершенно бесшумно, что, конечно, было безумием: наоборот, следовало грохотать, как слон, и вообще поднять переполох, чтобы напугать того, кто скрывался в шкафу. Но Гэйб держался настороженно.
Эва и цеплявшаяся за ее руку Лорен последовали за ним, и обе изо всех сил сдерживали дыхание.
Из запертой дверцы шкафа торчал ключ, как и было принято в Крикли-холле, но Гэйб не мог припомнить, запирал ли эту дверцу после осмотра. Когда он остановился прямо напротив шкафа, стук усилился, там, внутри, кто-то начал впадать в отчаяние. Эва и Лорен держались за спиной Гэйба, но Эва положила руку на плечо мужа.
— Что это? — свистящим шепотом спросила она.
— Понятия не имею, — прошептал он в ответ. Почувствовав себя глупо из-за того, что говорил едва слышно, Гэйб тут же повысил голос. — Эй! — резко окликнул он, ожидая, что стук прекратится.
Но стук не прекратился. Наоборот, он стал и громче, и интенсивнее.
— Черт побери! — выругался Гэйб и тут же почувствовал, как пальцы Эвы сжали его плечо от испуга; Лорен тихонько вскрикнула.
В Гэйбе пробудилась ярость. Хватит, довольно! Он протянул руку к маленькой бронзовой ручке, торчащей над ключом, готовый рывком распахнуть дверцу. В это мгновение стук превратился в громкие удары, и, прежде чем рука Гэйба дотронулась до ручки, дверь в раме будто напряглась. Все трое одновременно отпрыгнули назад, а Лорен страшно взвизгнула. Эва, сама испуганная до дрожи, заключила дочь в объятия. На мгновение заглушённый криком девочки бешеный стук снова стал слышен, теперь этот «кто-то» непрерывно бил в дверцу изнутри. Гэйб собрался с духом и снова потянулся к бронзовой ручке, полный решимости открыть наконец шкаф и положить конец этому кошмару. Но как только его пальцы коснулись ручки, погас свет. А стук прекратился. Зато послышался отчаянный крик из спальни девочек.
13
Тьма
Полная тьма. Непроглядная чернота.
Они стояли в течение нескольких мгновений, не в силах сдвинуться, пока их не подтолкнул родительский инстинкт. Келли продолжала кричать. Гэйб и Эва, не слишком уверенно двигаясь в темноте, вместе поторопились к спальне, Лорен, по-прежнему цеплявшаяся за ночную рубашку матери, семенила рядом с ними.
Гэйб ощупывал стену рукой, отыскивая дорогу, Эва на слух двигалась за ним. Постепенно глаза привыкли к темноте — смутно проявились перила, высокое окно на площадке выглядело чуть более светлым, чем окружившая их тьма, и дверь в комнату Лорен и Келли тоже была не такой черной, как все вокруг.
Гэйб как раз попал рукой в пустоту дверного проема, когда ущербная луна в очередной раз отыскала брешь в клубящихся тучах и внезапно осветила пространство. Лунный свет проник через высокое окно холла, высветил большой кусок каменного пола, и Эва отчетливо увидела силуэт мужа в дверях детской спальни.
— Все в порядке, Келли, — сказал он. — Мы тут, все в порядке, малышка.
Эва проскочила в комнату, таща за собой перепуганную Лорен. Келли стояла на коленях в постели, скомканное одеяло лежало перед ней бесформенной кучей.
— Келли, что случилось? — Эва встала рядом с дочерью, протягивая к ней руки.
Келли перестала кричать, но ее плечи сотрясались от рыданий.
— В углу, мамуля, — с трудом выговорила она, прижимаясь к матери.
Эва, Гэйб и Лорен разом оглянулись на угол, куда указывал дрожащий пальчик Келли. Но в неярком свете луны угол был совершенно пуст.
— Там ничего нет, милая, — утешающе проворковала Эва малышке, изо всех сил цеплявшейся за нее. — Тебе просто что-то приснилось.
— Нет, мамуля, там кто-то стоял, весь такой черный!
— Нет же, ты просто испугалась, когда погас свет. Да и мы потревожили тебя, когда вышли на галерею.
— Меня стук разбудил, — пожаловалась Келли, обливая слезами плечо Эвы, перемежая слова всхлипываниями. — Я села и увидела кого-то в углу. Он… он смотрел на меня!
Как она могла понять, что «кто-то» смотрел на нее, если он был весь черный, подумала Эва, но тут же отбросила эту мысль: логика в данный момент не принесла бы никакой пользы и не утешила бы Келли.
Гэйб, подойдя к пустому углу, обернулся к ним.
— Это был просто дурной сон, Келли, — мягко сказал он. — Смотри, тут никого нет.
— Но, папуля…
— Тише, тише, милая. — Эва крепче обняла дочь. — Все уже позади. Мы тут, рядом с тобой.
— Я оставил фонарь у кровати, — сказал Гэйб. — Пойду возьму. Хочу все-таки заглянуть в тот чулан.
В другое время Лорен обязательно поправила бы отца — не «чулан», а «шкаф», но сейчас она слишком расстроилась.
— Не надо, папочка, — попросила она. — Не в темноте, пожалуйста.
Луна снова скрылась, и Лорен, сидевшая на кровати рядом с матерью, прижалась к Эве.
— Все в порядке, дорогая. Я просто должен выяснить, кто поднял весь этот шум. Мы ведь не хотим, чтобы все началось сначала, правда?
Он вышел из спальни, прежде чем Лорен успела сказать что-нибудь, миновал дверной проем, едва слышно обругав вырубившееся электричество. Тем не менее к тому моменту, когда он добрался до их с Эвой спальни, глаза более или менее приспособились к темноте. Он на ощупь пробрался вдоль кровати и наконец отыскал холодный металлический фонарь на полу — в скудно обставленной комнате не нашлось прикроватных тумбочек, только сами кровати, высокий комод, гардероб у одной стены и овальное зеркало, висящее напротив. Гэйб нажал на кнопку, и фонарь вспыхнул. Он направил луч на галерею, чтобы жена и дочери увидели свет и почувствовали себя спокойнее. Потом быстро вернулся в спальню девочек, сначала осмотрел кровати Лорен и Келли, а потом еще раз — подозрительный угол. Конечно, тот был пуст, никаких черных людей.
— Видите? — сказал он. — Никого нет.
Снова выйдя из спальни, Гэйб вернулся к стенному шкафу на галерее.
— Ну ты, ублюдок, — пробормотал Гэйб себе под нос. — Давай-ка разберемся, из-за чего вся суматоха.
Но теперь вокруг было тихо; правда, Гэйб не слишком доверял тишине.
Он ухватился за бронзовую ручку дверцы и потянул ее на себя. Дверь не шелохнулась. Гэйб вспомнил, что он действительно запирал ее, и, отпустив ручку, взялся за ключ. Не давая себе времени на раздумье, повернул его.
Он почувствовал, как ослабло державшее его напряжение, когда отпертая дверца повисла на петлях. Он дернул за ручку, распахивая ее во всю ширь, и направил луч фонаря в глубину шкафа. Эва и обе девочки подошли к нему и наклонились, чтобы заглянуть внутрь. И молча, нервно следили через плечо Гэйба за движением яркого луча.
Гэйб тщательно освещал все подряд, обшаривая углы, заднюю стенку и даже потолок стенного шкафа. Там все было по-прежнему: стояли картонные коробки, лежал свернутый в рулон коврик, на месте оставались швабра и веник, которые они видели прежде. Отодвинув две коробки, Гэйб заметил на задней стенке слева, в дюйме или около того от пола, два влажных пятна, высыхающих прямо на глазах.
— Полагаю, это и есть ответ. — Гэйб бодро, хотя это стоило ему немалых усилий, указал на две медные трубы отопления, скрытые в шкафу. Потом потянулся вперед и потрогал их. — Одна труба горячая, — сообщил он. — Там, скорее всего, воздушная пробка.
— Гэйб, этого не может быть. Мы же видели, дверь ходуном ходила, когда стук стал громче.