Мэйзин развернулся.
– Мои люди?
– Двое из ваших бойцов перед смертью выдали имя Дарина на допросе у меченосцев.
Мэйзен посмотрел на Кинана, ища подтверждения, и парень явно занервничал.
– Радж и Нэйвид, – не сразу ответил он. – Новые рекруты. Говорили, что работают над чем-то важным. Эран этим утром нашел их тела в западной части Квартала книжников. Я узнал несколько минут назад.
Мэйзен ругнулся и повернулся ко мне.
– Почему мои люди сдали имя твоего брата? Как они узнали о нем?
Если Мэйзен не знал про альбом, то и мне не стоило об этом говорить. Я сама не знала, что это значит.
– Не знаю. Может, они хотели, чтобы он к ним присоединился. Может, они дружили. Какой бы ни была причина, они навели Империю на нас. Маска, который убил их, пришел минувшей ночью за Дарином. Он… – голос мой срывался, но я прокашялалсь и заставила себя договорить. – Он убил моих дедушку и бабушку. Забрал Дарина в тюрьму. И все из-за ваших людей.
Мэйзен глубоко затянулся, рассматривая меня, затем покачал головой.
– Я соболезную тебе. Правда. Но мы не можем тебе помочь.
– Вы… вы должны. Это долг крови. Ваши люди выдали Дарина.
– И заплатили за это жизнью. Ты не можешь просить большего, – мимолетный интерес, который проснулся в Мэйзене, угас. – Если мы будем помогать каждому книжнику, схваченному меченосцами, от Ополчения ничего не останется. Вот если бы ты была одной из нас… – Он пожал плечами. – Но ты – не одна из нас.
– А как же Иззат? – я схватила Мэйзена за руку, но он вырвал ее, гневно сверкая глазами. – Вы связаны кодексом чести. Вы должны помогать любому, кто…
– Кодекс распространяется на своих людей. Членов Ополчения. И их семьи. Тех, кто что-то сделал для нас. Кинан, дай ей лист нимы.
Кинан взял меня за руку. Я попыталась освободиться, но он держал крепко.
– Подождите, – не отступала я. – Вы не можете так поступить.
Подошел еще один боец, чтобы обуздать меня.
– Вы не понимаете. Если вы не вызволите Дарина из тюрьмы, они будут пытать его, а потом продадут в рабство или убьют. А он – единственное, что у меня осталось.
Мэйзен уходил.
8: Элиас
Белки глаз у Пророка были красны, как у демона, и ярки по сравнению с абсолютно черными радужками. Кожа растянута на черепе, словно истерзанное тело на дыбе. Кроме глаз, цвета в нем не больше, чем у полупрозрачных пауков, что обитают в катакомбах Серры.
– Нервничаешь, Элиас? – Пророк отстранил нож от горла. – Почему? Ты не должен меня бояться. Я всего лишь пещерный шарлатан, который гадает по овечьим кишкам, верно?
О небеса! Как он узнал, что я так думал? Что еще он знает? Почему он вообще здесь?
– Это была шутка, – сказал я поспешно. – Глупая шутка…
– А твой план побега? Тоже шутка?
Мое горло сжалось. Все, о чем я мог думать, как он… кто сказал ему… я убью их…
– Призраки наших злодеяний жаждут мести, – произнес Пророк. – Но цена может оказаться слишком высокой.
– Цена…
Я не сразу понял его слова. Он собирается заставить меня заплатить за то, что я хочу сделать. Ночной воздух внезапно стал холоден, и я вспомнил зловоние и крики, наполнявшие тюрьму Кауф, куда Империя отправляет перебежчиков и где их ждут пытки самых жестоких надзирателей. Я вспомнил стек Коменданта и кровь Барриуса, залившую камни двора. Первый порыв да и наработанные навыки подсказывали напасть на Пророка и устранить угрозу. Но здравый смысл взял верх. Пророков настолько высоко чтут, поэтому убийство одного из них – смертный приговор самому себе. А вот заискивание мне не навредит.
– Понимаю, – признал я. – И покорно приму любое наказание, которое вы сочтете…
– Я здесь не для того, чтобы наказывать тебя. В любом случае, твое будущее и так станет для тебя наказанием. Скажи мне, Элиас, почему ты здесь? Почему ты в Блэклифе?
– Чтобы выполнять волю Императора, – я знал эти слова лучше, чем собственное имя. Повторял их множество раз. – Чтобы устранять угрозы внутренние и внешние. Чтобы защищать Империю.
Пророк повернулся к колокольне, которую украшали высеченные четырехгранные алмазы. Слова, написанные на башне, были настолько мне знакомы, что я едва их замечал: «Из закаленных в битвах юных поднимется Предреченный, Величайший Император, гроза наших врагов, всесокрушающий предводитель народа. Империя должна быть единой».
– Предсказание, Элиас, – молвил он. – Будущее, данное Пророку в видениях. Поэтому мы построили Блэклиф. Поэтому и ты здесь. Ты знаешь историю?
Историю Блэклифа я выучил в первую очередь после того, как стал первокурсником: пятьсот лет назад жестокий воин по имени Таиус объединил раздробленные кланы меченосцев и обрушился с севера на Империю книжников, завоевав бол?ьшую часть континента. Он нарек себя Императором и основал свою династию. Его назвали Первой маской за таинственную серебряную маску, которую он носил, чтобы нагонять смертельный страх на своих врагов.
Но Пророки, что уже тогда считались святыми, увидели в видениях, что линия Таиуса однажды прервется. Когда тот день придет, Пророки проведут чреду физических и духовных испытаний и выберут нового Императора. По понятным причинам Таиус не принял этого предсказания, но Пророки, видимо, пригрозили ему, что задушат его с помощью овечьих кишок, потому что он и не пикнул, когда они начали возводить Блэклиф и обучать там курсантов.
И вот, пять столетий спустя, мы все здесь, в масках, как и Таиус Первый, ждем, когда династия старого дьявола падет и один из нас сможет стать блистательным новым Императором.
Я не задержал дыхание. Поколения масок обучались, служили, умирали, а об испытаниях никто даже не заикался. Блэклиф, может, и задумывался изначально как место, где будут готовить нового Императора, но сейчас это просто школа подготовки самого смертоносного актива Империи.
– Я знаю историю, – ответил я на вопрос Пророка. Но я не верил ни единому слову этой истории, поскольку считал все это бредом сивой кобылы.
– Боюсь, что это не бред, – рассудил Пророк.
Внезапно стало трудно дышать. Я так давно не испытывал страха, что не сразу это осознал.
– Вы читаете мысли.
– Это слишком упрощенное название для столь сложного действия, но да, мы можем читать мысли.
Значит, вы знаете всё: о моем плане побега, о моих надеждах, о моей ненависти. Всё. Никто не сдавал меня Пророку. Я выдал себя сам.
– Это хороший план, Элиас, – подтвердил Пророк. – Почти надежный. Если ты пожелаешь осуществить его, я не стану тебя останавливать.
«Ловушка!» – кричал мой разум. Но я посмотрел в глаза Пророка и не увидел в них ни тени лжи. Какую игру он затеял? Как давно он знает, что я собираюсь дезертировать?
– Мы знаем об этом уже несколько месяцев. Сначала мы не знали наверняка, но когда ты этим утром спрятал в туннеле мешок с продуктами, поняли, что ты решился. Мы знали также, что должны поговорить с тобой. – Пророк кивнул на тропу, что вела к восточной дозорной башне. – Пойдем пройдемся.
Я оцепенел и поэтому безвольно последовал за ним. Если Пророк не пытался отговорить меня от побега, тогда что он хотел? Что он имел в виду, когда сказал, что мое будущее станет мне наказанием? Он намекал, что меня поймают?
Мы подошли к дозорной башне. Часовые, что стояли на карауле, развернулись и ушли, словно повинуясь молчаливому приказу. Я остался наедине с Пророком, вглядываясь вдаль, в темные песчаные дюны, что простирались до самого Серранского Хребта.
– Когда я услышал твои мысли, то вспомнил о Таиусе Первом, – заговорил Пророк. – Как и у тебя, военное искусство было у него в крови. И так же, как ты, он боролся со своей судьбой.
Пророк улыбнулся, поймав мой недоверчивый взгляд.
– О да. Я знал Таиуса. Знал даже его предков. Мы, Пророки, шествуем по этой земле уже тысячу лет, Элиас. Мы избрали Таиуса как основателя Империи так же, как спустя пятьсот лет выбрали тебя служить ей.
«Невозможно», – твердила логика. Умолкни, логика! Если этот человек способен читать мысли, то и бессмертие не кажется столь невероятным. Неужели и вся та чушь о том, что Пророки овладевают душами мертвых – тоже правда? Если бы только сейчас могла меня видеть Элен! Как бы она торжествовала.
Я скосил глаза на Пророка и, увидев его профиль, вдруг обнаружил в нем нечто странно знакомое.
– Мое имя Каин, Элиас. Это я привел тебя в Блэклиф. Я тебя выбрал.
Скорее, приговорил. Я пытался не думать о той ночи, когда Империя призвала меня, хотя этот момент нет-нет да являлся в кошмарных снах. Солдаты окружили фургон Саифа и вытащили меня из постели. Мама Рила, моя приемная мать, кричала на них, пока братья ее не увели. Мой сводный брат Шэн озадаченно тер глаза спросонья, спрашивая, когда я вернусь. И именно этот человек, это существо тянуло меня к лошади, что сто яла в ожидании, а вместо объяснения ограничился лишь парой фраз: «Ты был избран. Ты пойдешь со мной».
Мне, маленькому и перепуганному, Пророк казался огромным, зловещим. Сейчас он едва доставал до моего плеча и выглядел настолько хрупким, что, казалось, сильный порыв ветра мог убить его.
– Думаю, вы выбрали тысячи детей за эти годы, – я старался сохранить уважительный тон. – Такова ваша работа, не так ли?
– Но именно тебя я запомнил лучше всех. Пророки видят во сне будущее: каков будет исход, какие есть возможности. Твой образ вплетен в каждый сон. Как серебряная нить в ковер ночи.
– А я думал, вы вытянули мое имя из шляпы.
– Послушай меня, Элиас Витуриус, – Пророк пропустил мимо ушей мою колкость, и, хотя его голос звучал ничуть не громче, чем мгновение назад, его слова вдруг стали словно выкованы из железа – такую мощь и вес придала им уверенность, с которой он их произнес. – Предсказание – это правда. Правда, с которой ты скоро столкнешься. Ты отчаянно хочешь сбежать. Оставить свой долг. Но ты не сможешь убежать от своей судьбы.
– Судьбы? – я с горечью усмехнулся. – Какой судьбы?
Это место – сплошь кровь и жестокость. После того завтрашнего выпуска ничего не изменится. Кровавые дела и злоба одолеют меня, пока наконец от мальчика, которого Пророк похитил четырнадцать лет назад, не останется ничего. Может, это и судьба. Но это совсем не то, что я выбрал бы для себя.
– Наша жизнь не всегда такая, какой, по нашему мнению, она должна быть, – сказал Каин. – Ты – уголек в пепле, Элиас Витуриус. Ты будешь сжигать, разорять и разрушать. Ты не можешь этого изменить. Не можешь остановить.
– Я не хочу…
– Чего ты хочешь – не имеет значения. Завтра ты должен будешь сделать выбор. Между побегом и долгом. Тебе решать: бежать от судьбы или встретить ее лицом к лицу. Если ты сбежишь, Пророки не станут препятствовать. Ты сбежишь, покинешь Империю, ты будешь жить. Но ты не найдешь утешения. Твои враги будут охотиться за тобой. Все темное расцветет в твоем сердце, и в тебе проснется то, что ты так ненавидишь – злоба, бесчеловечность, жестокость. Ты будешь в плену своего внутреннего мрака, точно в темнице.
Он придвинулся ко мне, его черные глаза смотрели безжалостно.
– Но если ты останешься, если исполнишь свой долг, у тебя появится шанс навсегда разорвать узы между тобой и Империей. Ты получишь шанс стать могущественным настолько, насколько ты и не представлял. Ты получишь возможность обрести истинную свободу – и тела, и души.
– Что это значит – если я останусь и выполню долг? Какой долг?
– Придет время, и ты узнаешь, Элиас. Ты должен мне верить.
– Как я могу верить вам, если вы даже не объясняете, что это значит? Какой долг? Мое первое дело? Или второе? Скольких книжников я должен замучить? Сколько зла я должен причинить, прежде чем стану свободным?
Каин сделал шаг назад, затем другой, не сводя глаз с моего лица.
– Когда я смогу покинуть Империю? Через месяц? Через год? Каин!
Он растворился во тьме так же быстро, как звезда на рассвете. Я потянулся за ним, чтобы схватить его, чтобы заставить остаться и ответить на мои вопросы. Но моя рука поймала лишь воздух.
9. Лайя
Кинан потянул меня к выходу из пещеры, но я упиралась. Дыхание сбилось. Его губы шевелились, но я не могла разобрать, что он говорил. Все, что я слышала, это крики Дарина, что до сих пор звучали у меня в ушах.
Я никогда не увижу своего брата. Меченосцы продадут его в рабство, если повезет, или убьют, если нет. И в том, и в другом случае я ничего не могу поделать.
«Скажи им, Лайя, – шептал Дарин в моих мыслях. – Скажи им, кто ты есть».
«Они могут убить меня, – спорила я. – Я не знаю, могу ли доверять им».
«Если ты им не скажешь, я умру, – возразил голос Дарина. – Не дай мне умереть, Лайя».
– Татуировка на твоей шее, – крикнула я в удаляющуюся спину Мэйзена. – Кулак и пламя. Мой отец тебе ее наколол. Ты был вторым, кому он сделал татуировку после моей матери.
Мэйзен остановился.
– Его имя Джахан. Ты звал его Лейтенантом. Мою сестру звали Лиз. Ты звал ее Маленькой Львицей. Моя… – на секунду я помедлила. Мэйзен развернулся, желваки на его лице ходили ходуном. Говори, Лайя! Он тебя слушает. – Мою мать звали Мирра. Но ты и все остальные звали ее Львица. Лидер. Глава Ополчения.
Кинан сразу отпустил меня, словно моя кожа превратилась в лед. Лишь вздох Саны нарушил внезапно воцарившееся молчание. Теперь она поняла, почему я казалась ей знакомой.
Я с тревогой оглядела потрясенные лица. Моих родителей предал кто-то из Ополчения. Нэн и Поуп так и не узнали, кто это был.
Мэйзен молчал.
Пожалуйста, лишь бы не он оказался предателем. Пусть он будет хорошим.
Если бы Нэн видела меня, то задушила бы. Я всю жизнь хранила тайну о том, кем были мои родители. А рассказав, вдруг почувствовала пустоту внутри. И что сейчас произойдет? Все эти повстанцы, многие из которых боролись плечом к плечу вместе с моими родителями, узнали, кто я. Они захотят, чтобы я была такой же бесстрашной и яркой, как мама. Они захотят, чтобы я была такой же умной и спокойной, как папа.
Но я ни то и ни другое.
– Ты работал с моими родителями двадцать лет, – сказала я Мэйзену. – В Маринии, потом здесь. Ты вступил в Ополчение одновременно с моей матерью. Ты поднялся на вершину вместе с нею и моим отцом. Ты был третьим в команде.
Лицо Кинана оставалось неподвижным, зато глаза метались от меня к Мэйзену. Работа в пещере остановилась, бойцы, перешептываясь друг с другом, собирались вокруг нас.
– У Мирры и Джахана был только один ребенок, – Мэйзен подскочил ко мне, оглядывая мои волосы, глаза, губы, сравнивая с теми, что он помнил. – Она погибла вместе с ними.
– Нет! – Я держала в себе нашу тайну так долго, что казалось неправильным говорить об этом. Но я должна была. Это единственные слова, которые могли чем-то помочь.
– Мои родители оставили Ополчение, когда Лиз исполнилось четыре. Они ждали Дарина и хотели нормальной жизни для своих детей. Поэтому они исчезли. Без следа. Родился Дарин, а через два года появилась я. Но Империя крепко придавила Ополчение. Все, ради чего мои родители работали, рушилось. Они не могли сидеть сложа руки. Они хотели бороться. Лиз уже достаточно подросла, чтобы остаться с ними. Но мы с Дарином были еще слишком малы. Нас оставили у родителей мамы. Дарину тогда исполнилось шесть, мне – четыре. А годом позже они погибли.
– Хорошую сказочку ты поведала, девочка, – хмыкнул Мэйзен. – Но у Мирры не было родителей. Она была сиротой, как я. И как Джахан.
– Это не сказочка, – сказала я тихо, чтобы скрыть дрожь в голосе. – Мама оставила родительский дом в шестнадцать лет. Нэн и Поуп не хотели ее отпускать. А когда она ушла, то оборвала все связи. Они даже не знали, жива ли их дочь, пока однажды она не постучала к ним в дверь с просьбой взять нас с Дарином к себе.
– Ты абсолютно на нее не похожа.
Он мог с тем же успехом ударить меня.
«Я знаю, что не похожа на нее, – хотелось мне сказать. – Я пресмыкалась и плакала вместо того, чтобы бороться. Я бросила Дарина вместо того, чтобы умереть вместе с ним. Она никогда не была такой слабой, как я».