Ведущий в деревню съезд с шоссе был завален бетонными блоками, так, что по дороге было не проехать. Наша колонна остановилась метров за двести перед съездом, я вылез, и рассматривал ведущую в деревню дорогу в бинокль. До деревни было километра полтора вверх, дорога сначала опускалась вниз, пересекала заросшую мертвыми деревьями лощину, затем подымалась вверх, на холм, где начинались дома.
— Возьмем ребят, и пройдемся туда? — спросил Вишневецкий.
— Зачем? Они там подумают, что мы пришли их выносить, с перепугу начнут стрелять.
— Ну, а что ты предлагаешь? Один туда пойдешь? К сарацинам?
— Не один…
Взревев мотором, разбрасывая гусеницами комья земли, «Жестокая» съехала с дороги, и пошла по полю, выбрасывая из выхлопной трубы клубы сизого дыма. На корме развевался флаг Республики. Я, наполовину высунувшись из командирского люка, наблюдал за местностью, за моей спиной водили стволами пулеметов стрелки. Объехав по широкой дуге завал, мы поехали к деревне. Выезжать на дорогу не стали, опасаясь мин, поехали по обочине. Не доезжая до первых домов, остановились, я, оперевшись руками, поднял ноги из люка, и спрыгнул на землю. Стрелок кинул мне палку с белым лоскутом, которую мы заранее приготовили специально для таких случаев. Я отошел от «Жестокой» на несколько шагов, и поднял палку над головой.
— Думаешь, они сейчас на тебя смотрят? — иронически спросил меня стрелок, не забывая, впрочем, сканировать местность взглядом.
— Думаю, смотрят, — ответил я, — если они, конечно, не глухие.
Я почувствовал направленное на нас внимание, еще когда мы объезжали завал. Кто-то рассматривал нас в бинокль. Сейчас этот, точнее эти «кто-то», сидели на последнем этаже дома напротив нас, и рассматривали нас в щель между жалюзи. Они думали что их не видно, но от меня им было не скрыться, я сразу их срисовал. Чтобы не затягивать сцену, я поднял с земли камешек, сильно размахнулся, и бросил. Он со стуком отскочил от жалюзи, и упал на землю.
— Эй там, выходите, разговор есть! — крикнул я.
— Чего надо? — в доме поняли, что прятаться бесполезно, и мне ответил молодой испуганный голос.
— Я же сказал, поговорить!
— Уходи, мы с фашистами не разговариваем! — ответил все тот же отчаянный голос.
— Ты кого фашистом обозвал, ушлепок?! — я обиделся, — глаза разуй, ослотрах, че, флаг не видишь?
— Чего надо? — сидящий в доме набрался смелости, и подошел к окну.
— Так, мальчик, старших мне позови! — я не был настроен на разговоры с идиотом. Паренек осмотрел нас, глянул на виднеющуюся вдалеке колонну, и пропал из виду. Я глянул на часы. Жду полчаса, решил я, потом уезжаем. Паренек, при всей его тугодумности, обернулся быстро, не прошло и двадцати минут, как из-за угла показалось трое стариков в национальных сарацинских головных платках. Одновременно с этим я почувствовал, как в соседних домах занимают позиции сарацины, не меньше двух десятков. Я подавил желание развернуться, и смыться от греха. Не станут они нападать, побоятся, колонна-то вот она. Старики подошли, и я, от удивления, выругался про себя. Не день, а сплошные встречи со старыми знакомыми — возглавлял стариков тот самый сарацин, что приезжал к нам тогда в Город, забирать трупы своих, с виду он ничуть не изменился.
— Что тебе здесь надо? — спросил он вместо приветствия.
— Торговать хочу, — не стал я ходить вокруг да около, — солярка вам нужна?
По изменившемуся взгляду двух других старичков я понял, что попал в точку, солярка им была нужна. И только взгляд главного сарацина не изменился, остался таким же ничего не выражающим.
— Ваши с нами не торгуют, только стреляют, и ты тоже стрелял, — бросил он, и повернулся, чтобы уйти. Но не ушел, только вид сделал.
— Те, кто в вас стрелял, не наши. Давай говорить начистоту. Все, что есть между нами, это тот случай, три года тому назад. И это касается тебя и меня, остальные ни при чем.
— Мне достаточно махнуть рукой, и тебя пристрелят, как собаку, — без выражения сказал сарацин.
— Возможно, — я спокойно посмотрел сарацину в глаза, — только хлопотно это. Я ведь не один, за мной люди. Так что ты подумай, что лучше, воевать, или торговать.
— Хорошо, — сдался сарацин, — что вам нужно?
Кончилось все тем, что я позвал Вишневецкого, это его стихия, и он пошел в деревню договариваться с сарацинами, а я остался с ребятами возле «Жестокой». Сарацины клятвенно обещали, что даже волос с головы Вишневецкого не упадет, я на слово не поверил, потребовал гарантий. Они привели троих детей, и оставили нам как заложников.
— Как бы не убили они его, — забеспокоился один из стрелков, — это ж сарацины, им на своих детей плевать.
— Не убьют, — я сплюнул в пыль, и растер плевок каблуком, — и не из-за детей. Побоятся, что мы приедем мстить. Они же знают, кто мы такие, про нас все тут знают, и флаг наш тоже.
— Думаешь? — засомневался тот.
— Уверен, — ответил я, — вот если бы я пошел, тогда, возможно… А так, они же по натуре своей торгаши. Убив Вишневецкого, они ничего не получат, кроме геморроя.
Я оказался прав, через час Вишевецкий вернулся, довольный, как слон, церемониально попрощался с сарацинами, прикладывая руку к сердцу, полез в «Жестокую». Я задержался ко мне подошел главный сарацин.
— Ты, Коцюба, знай, что дело наше еще не закончено, — спокойным, будничным тоном произнес он, — мы с тобой еще встретимся.
— Как скажешь, дядька, как скажешь, — я посмотрел ему в глаза, и добавил: — но лучше бы нам помириться. Какой сейчас смысл в старой вражде? Мир изменился, и если вы не изменитесь вместе с ним, вам крышка.
Старик ничего не ответил, я запрыгнул на броню, взревел мотор, и мы отчалили. На дороге пересели в джип, и Вишевецкий рассказал, о чем они там договорились.
Получалось, что сарацины рассказали ему ту же самую сказку, что и поселенцы, только местами поменять поселенцев на сарацин, и вся разница. Якобы, воруют, стреляют из-за угла и все такое. Больше всего хотели оружие у нас сторговать, но Вишневецкий им сразу сказал, что оружием мы не торгуем. В итоге, договорились об обмене солярки на лошадей, Вишневецкий обещал им, что через три дня мы заедем к ним, завезем солярку, и выберем лошадей.
— Скажу тебе честно, Коцюба, не нравится мне эта идея торговать с сарацинами. Они же, как ни крути, враги нашего народа, — признался Вишневецкий.
— После Песца глупо вспоминать старые распри, я так считаю, — ответил я, подумав. — И вообще, как по мне, так наш народ, это народ Республики. А в широком смысле все, кто трудом свой хлебушек зарабатывает, будь они хоть трижды сарацины. Все эти допесцовые разборки придумали чмулики, чтобы навариться на войнах.
— Так-то оно так, но сарацины, как мне кажется, так не думают. Они нас ненавидят, Коцюба.
— Ну, так мы же к ним в друзья не лезем, они сами по себе, мы сами по себе.
Горючку мы сарацинам отвезли, в обмен нам дали лошадей, Зиан сам ездил, выбирал. Мы стали учиться ездить верхом. Лошадей, годных под седло, было всего две, тренировались по очереди.
Нашлись и постоянные наездники. Одна из лошадей досталась нашему Шимону, он дневал и ночевал в конюшне. Для него, как оказалось, выросшего на ферме, лошади были не в новинку. Он быстро освоился, стал неплохо ездить, сидел в седле прямо, как влитой, не то, что я. У меня эта наука не пошла, я сидел в седле, скрючившись, как собака на заборе. Чтоб не выставлять себя на посмешище, я тренировался в нашем дворе. Мое напряжение передалось лошади, она взбрыкнула, и я пропахал носом землю, чуть не вывихнув плечо. За моими экзерсисами с подоконника наблюдал кот. Увидев, как я отряхиваю одежду после падения, он фыркнул, зевнул, и спрыгнул с подоконника вглубь комнаты. Я плюнул, и отвел лошадь на конюшню, однозначно решив, что верховая езда не по мне, я и пешком как-нибудь поспею.
Шимон стал у пацанов лидером, а Мишка вообще от них отделился, и где-то целыми днями пропадал. Я спросил как-то у Марины:
— Что там с Мишкой? Почему он со своими бегать перестал?
— Да там какая-то история, вроде побил он кого, из малышей, — ответила Марина.
— И что? — не понял я, — пацаны все время дерутся, это нормально.
— А то, что он побил его без причины, и ребята объявили ему бойкот. Теперь у них Шимон за главного, а Мишка себе новых друзей нашел, — Марина повернулась, и, перед тем как выйти из комнаты, через плечо добавила: — ты бы с ним поговорил, разобрался.
Я пробовал поговорить и с Мишкой, и с Шимоном, но результата не добился, оба отделались от меня общими фразами. Глубже копать я не стал, решил, что сами разберутся, не маленькие. Да и срочных дел навалилось по горло, надо было готовиться встречать посланника Земли Отцов.
Разведка у новоявленной Земли Отцов была поставлена неплохо. Уже через неделю после поездки за лошадьми на связь вышли их представители, и договорились о встрече. В начале следующего месяца по рации передали, что машина под бело-голубым флагом въезжает в город. У условных границ Республики гостей встретили и проводили до самых ворот Форта. Скрипнув тормозами, джип с посланниками подъехал к Форту, и остановился, за ним затормозила наша машина. Приехавшие вылезли из джипа, и прошли в ворота. Я отвернулся от окна, и пошел вниз, на крыльцо — встречать.
Первым шел здоровенный мужик, косая сажень в плечах в новеньком, с иголочки, камуфляже, такой же новой разгрузке и начищенных до блеска сапогах, с плеча свисала винтовка. По отсутствию печати интеллекта на челе здоровяка, я понял, что не он главный, и перевел взгляд на второго, который, внимательно глядя под ноги, подымался по ступенькам. О его статусе красноречиво говорили полковничьи погоны на потертой солдатской куртке. На голове у него была панама, лица не было видно. Когда он поднялся по ступенькам, я увидел его лицо.
— Эран! — удивленно произнес я, — вот это встреча!
Действительно, передо мной стоял Эран, мой бывший взводный, и хороший друг.
— Здравствуй, Коцюба, — улыбнулся он, и хлопнул меня по плечу, — мы что, так и будем на крыльце стоять? Веди в дом!
— Прошу, — показал я на дверь. Эран и его спутник прошли в дом, где к приезду гостей был накрыт стол. Я был рад встретить Эрана, рад, что он остался в живых.
Из членов Комитета присутствовал только Летун. Мы решили, что будет правильно, если с ним встретится кто-то один из нас, в конечном итоге, остановились на том, что встречу проведем я и Летун. Я представил Эрана и Летуна друг другу, они обменялись рукопожатиями. Сели за стол, потекла неспешная беседа. У двух офицеров сразу нашлись какие-то общие знакомые, оказалось, что где-то они пересекались, в общем, разговор сразу пошел доверительный, почти как со своим… почти. После Песца мы все стали очень осторожны.
— Ну, Эран, расскажи, как дошел до жизни такой, — я показал на погоны.
— Давай лучше вы расскажете, как у вас тут все, — хитро усмехнулся Эран. Пришлось мне рассказывать, к рассказу подключился Летун, мы развернули перед Эраном схему устройства нашего сообщества, как что работает, и все такое. Когда я рассказал ему о том, как мы взяли штурмом туннель, он недоверчиво поднял брови. Эран качал головой, задавал вопросы, иногда делал пометки. Ничего секретного тут не было, он запросто мог узнать это от своих агентов. Я не сомневался, что такие были, к Республике за последний год много народу прибилось, проверить всех было невозможно.
— Коцюба, — задал мне вопрос Эран, было заметно, что его это очень интересует. Он то и дело поглядывал в распахнутое окно, в которое лезли ветви яблони. На него произвело впечатление обилие зелени вокруг. — Как вы ухитрились все это вырастить? Это же невероятно! У нас и сорняки с трудом растут, народ на консервах сидит. А вы тут яблоки да апельсины кушаете. Как?
Я рассказал ему про индиго. Он недоверчиво покачал головой, потом сказал:
— Пришлите их к нам, у нас им будет, чем заняться.
— Прислать? Я не могу их прислать, они сами себе хозяева. Попроси, может, они и согласятся. Хотя вряд ли, они никуда особо не ездят, и держатся вместе. Даже в Поселок вот не переехали.
— Да, я уже понял, что у вас тут вольница, никто никому не подчиняется и все такое, — поморщился Эран.
— А у вас не так, разве? — слова Эрана резанули меня, что-то в них было неправильное.
— У нас дисциплина. Если прикажут, не то, что поедешь — полетишь. У нас — Государство! — жестко ответил Эран.
— Государство, говоришь, — сказал задумчиво Летун, зачем-то заглянув в чашку. — Расскажи нам о вашем… государстве, теперь твоя очередь рассказывать.
История, которую рассказал нам Эран, была во многом схожа с нашей собственной. У них тоже был период, когда все сидели по норам, тихо околевая от холода и голода. Через какое-то время выжившие повыползали из своих нор, стали как-то контактировать, появилось подобие общества. Нашелся у них и человек вроде Летуна, по фамилии Барзель, объединивший всех. Фамилия его показалась мне знакомой, вроде бы был такой персонаж на политической сцене, из правых радикалов. Как стало понятно из объяснений Эрана, объединял он, что называется, добрым словом, и пистолетом. Как его первый заместитель, Эран о своем вожде отзывался исключительно в превосходных тонах: «мудрый», «справедливый», и т. п. Впервые услышав из уст нашего гостя слово «вождь», мы с Летуном понимающе переглянулись. Кроме твердой руки Барзеля, поселенцев загоняли в ряды сторонников Барзеля досаждавшие им сарацины, постоянно устраивающие налеты на одиночные фермы и небольшие поселения. Часто такие налеты заканчивались кровью, поселенцы им не уступали, поведение обеих сторон было симметричным.
— У нас государственный интерес ставится выше личного, — отвечал Эран на наши вопросы о политическом устройстве Земли Отцов.
— Т. е., все винтики в системе, — кивнул я.
— Именно так! Но это не умаляет достоинства человека, или свободы, а, наоборот, их усиливает и расширяет, — Эран разошелся, как на митинге.
— Это как, ведь государство накладывает ограничения? — я, в принципе, уже знал, что ответит Эран, просто хотел от него это услышать.
— Так же, как солдат в строю, плечом к плечу с товарищами неизмеримо сильнее, чем в одиночку, так и государство усиливает отдельного человека.
— А свобода?
— Подлинная свобода возможна лишь в государстве. Свобода государства, и свобода человека в государстве!
— Понятно… — протянул я. Очень знакомые мысли, Эран шпарил, как по учебнику, у Вайнштейна под кроватью была одна тоненькая книжица, со связкой прутьев и топориком на обложке, так вот там было что-то похожее написано. После сеанса пропаганды, Эран перешел к главному:
— Я не просто так к вам приехал. Мы хотим предложить вам стать частью нашего государства. Вы многого добились, я своим глазам не верю, если честно! — Эран подошел к окну, и театральным жестом повел рукой, — пришло время нам опять стать единой нацией. Только вместе мы станем великими!
Мы с Летуном опять переглянулись, потом я осторожно сказал:
— Такие вопросы с бухты-барахты не решаются. Мы соберем Комитет, и обсудим ваше предложение. А пока ты наш гость, чувствуй себя как дома. Завтра мы покажем тебе, как мы тут живем, поездим по Республике.
Вечером весь Комитет в полном составе собрался у нас дома, обсуждать поступившее предложение. Идея о присоединении не пришлась по вкусу никому.
— Нам и так хорошо, — ворчал Медведь, — что они нам могут дать?
— Вот именно, — поддержал Райво, — если мы с ними объединимся, то они будут пользоваться нашим горючим. Зуб даю, именно за этим они пришли, им нужен нефтезавод.
— Подумайте вот о чем, — я откинулся в кресле, и сцепил руки перед собой, — если мы не дадим им то, что им нужно, они могут захотеть взять это силой. Мы готовы к войне?
— Ты думаешь, они решат напасть? — спросил Летун.
— Ты же слышал, о чем говорил Эран, — ответил я, — у них государство с большой буквы Г. Вождь имеется. А у нас — нефтезавод, порт и промзона, возделанные поля, сады, и все такое, то, чего у них нет. Им негде взять это, кроме как у нас.