— Можешь. Но лучше бы ты не отказывалась. Ты все-таки фамилиар нашего Князя…
— Еще и ты мне об этом напоминать будешь?
— Юля, я не хочу тебя расстраивать, — голубые глаза смотрели прямо и спокойно, — но ведь это ничего не меняет? Сколько волка не ругай, а все стадо на него не спишешь… Не только Мечислав виноват в твоем состоянии…
— Вали, если ты еще хоть слово мне скажешь на эту тему, мы сильно поругаемся.
Я не шутила. У меня уже просто нервы не выдерживали. И оборотень все понял.
— Юля, давай перенесем наш разговор на другое время?
— Давай. И — я буду присутствовать на вашей церемонии, если вы уложитесь сегодня до полуночи.
— Я сильный вольп, я смогу и перекинуться и инициировать твоего братца. А почему вдруг такие ограничения по времени?
— Потому что. Едем мы наконец — или ты собрался весь день мне нервы промотать?!
— Едем. Где твои вещи?
— Сумка в раздевалке.
— Хорошо. Топай к машине, я сейчас принесу ее.
— Да я и сама могу.
— Можешь. Но не будешь. Джентльмен я или нет?
— Джентльмерин, — огрызнулась я. — Оборотень.
— Меня ужасно оскорбили! — Валентин схватился за сердце, — изображая ужасно раненного. — Требую сатисфакции!
— Чего-чего!? — нахмурилась я. — За этим к Мечиславу. Он тебе подробно объяснит, чего не стоит требовать от порядочной девушки.
— От кого? А где ты таких видела?
Оборотень демонстративно осматривался по сторонам. Я чмокнула его в щеку и вскочила с места. Часа через два я буду хромать, как больная черепаха. Еще бы, от таких нагрузок и полковая лошадь захромает. Но пока спорт наполнил меня силой и энергией. А значит — вперед!
* * *
В «трех шестерках» было тихо и спокойно, как в лунную ночь в богадельне. Две мои проблемы тоже никуда не исчезли. Нас пропустили без каких-либо проблем. Мечислав, определенно, дал всем ценные указания. Ну и пусть.
Комната «для гостей» в клубе меня откровенно бесила. И лилии воняли не по-детски. Но братик и Клара устроились вполне прилично. Пади встала при нашем появлении и склонилась в поклоне. Славка последовал ее примеру, но кланяться не стал. Просто чуть-чуть наклонил голову. Своего рода вариант белогвардейского поклона. Опустить подбородок — поднять подбородок. Целое искусство делать это так, чтобы у тебя не обозначились все складки на шее. Нас же со Славкой к этому приучил дед. Он так здоровался со всеми. «Милостивым наклонением головы». Я и сейчас при встрече изображала этот поклон. Славка же…. Вчера мне казалось, что он избавился от этой привычки. Но, когда братец нервничал, все выплывало наружу. М-да, сколько не убегай от себя, а детские привычки рано или поздно вылезут. Я вежливо наклонила голову.
— Как ваши дела?
— Прекрасно, — отозвался Славка.
Хм-м…. Я побольше ехидства вкладывала. Интересно, почему мой брат не старается выразить свое недовольство?
— У вас все есть и вы всем довольны?
— Да, — брат по-прежнему не отводил взгляда.
Я поудобнее уселась в кресло и кивнула собеседникам на диван напротив.
— Присаживайтесь. У нас сейчас будет серьезный разговор.
Брат и пади повиновались. И в глазах Клары я заметила странную искорку. Что-то вроде… насмешки?
Посмотрим. Я призвала то, что у меня было. А было очень мало. В определенном смысле, моя сила была похожа на огромный молот. Я могла бы раздавить ту же Клару, как гусеницу, но я не смогу проникнуть в ее разум и вытянуть нужные мне сведения. Хотя способ есть. И достался он мне в наследство именно от Даниэля.
Даниэль, любовь моя…
Даниэль всегда мог определить, как относится к нему тот или иной человек. Это было своего рода искусство, сродни рисованию. Когда Даниэль писал мой портрет, он видел меня такой, какой я могу стать. Когда он писал портрет Нади, он видел, что у нее внутри, в душе. Если я напишу портрет Клары, пусть даже карандашом, я узнаю, чего от нее ждать. Если только смогу довериться себе — и дам карандашу свободно скользить по бумаге.
Насчет карандаша было сказано не ради красного словца. Я уже несколько месяцев но-сила в сумке большой блокнот для рисования и пачку остро заточенных карандашей. В любой момент я могла увидеть что-то интересное — и остановиться прямо посреди улицы, стараясь зарисовать увиденное. Дома лежали уже восемь таких блокнотов, а за шкафом стояли не меньше двадцати картин, сделанных по карандашным эскизам.
Я тряхнула головой и посмотрела на Валентина.
— Начнем?
Вольп пристроился на подлокотнике моего кресла.
— Предоставляю честь первого залпа тебе, солнышко!
Я подмигнула приятелю.
— Джентльмен, блин!
— Прелесть моя, для тебя любой каприз…
— Сам ты прелесть…
— А князь города знает, как вы друг к другу относитесь? — поинтересовался братик.
Я пожала плечами.
— Зная Мечислава? Уверена, что он знает даже размер твоих трусов. А уж про мою жизнь и говорить не приходится. Полный контроль, хотя и так, чтобы я не замечала. А то можно и на хамство нарваться.
— Ну-ну…
Что это значило, я так и не поняла. Но влепила брату от всей души.
— Мои отношения с вампирами пока тебя не касаются. Только с оборотнями.
— А почему? — подала голос Клара.
— Потому что вам предстоит стать парой оборотней, — пожала я плечами. Именно такой тон я и хотела выбрать с самого начала. Не уговаривать и не оправдываться. Поставить перед фактом, выслушать все аргументы «против», и сделать так, как планировала с самого начала.
Доходило несколько секунд. За это время я успела вытащить из сумочки блокнот и карандаши, и теперь вертела их в пальцах.
Но брат оказался далеко не жирафом.
— Ты хочешь, чтобы я стал оборотнем?
— Нет.
— ?
— Я уже давно ничего не хочу, — пояснила я. — Если только не научатся воскрешать мертвых. А тебе придется стать оборотнем, если хочешь получить здесь защиту и помощь.
Доходило до братца, как до утки, на пятые сутки.
— А я думал, что ты уже договорилась?
— Я договорилась с Князем, а вам нужна еще и защита стаи. Валентин — вожак стаи.
Клара подскочила с места и опять низко поклонилась.
— Для меня большая честь…
— Помолчи, — оборвал ее Валентин. — Пусть Юля поговорит с братом.
Оборотниха послушно замолчала. Я продолжила.
— С меня Князь уже взял плату. Но это не богадельня. Вы будете платить сами за себя. Ты — своим статусом, Клара — пока еще не знаю, но думаю. Что даром она тут никому не нужна. Потом определитесь — что, сколько, с кого и кому следует. Валентин же все и объяснит. А пока готовься обрастать шерстью в полнолуние.
— Но зачем?
Это я могла пояснить за пару минут.
— Ты станешь гарантом безопасности для Валентина и его стаи.
— Я!?
— Ты, — припечатала я. — Посиди, подумай, поищи аргументы «за» и «против», а потом постарайся связно высказать их нам с Валентином. Пятнадцати минут хватит?
Я была уверена, что братец очнется гораздо раньше. Но мне это было уже неважно. Во-круг меня сомкнулась привычная стена, отделив весь остальной мир. Карандаш мягко скользнул по бумаге, оставляя серовато — черный след. Каждый раз, наблюдая за тем, как из гладкости белой бумаги возникает чье-то лицо — и обретает плоть и выражение, я испытывала почти экстатическое наслаждение. Валентин внимательно наблюдал за мной, не двигаясь и не говоря ни слова. Клара, конечно, гримасничала и вообще не сидела смирно, но мне и не нужно было просить ее позировать. Плох тот художник, который после одного взгляда на человека не сможет нарисовать его во всех подробностях. А может, и не слишком плох. Не знаю. Но для себя я установила именно такой стандарт — и неукоснительно собиралась ему следовать.
Управилась с рисунком я меньше чем за пятнадцать минут. За тринадцать минут и сорок семь секунд. И, даже не посмотрев, что получилось, сунула блокнот в сумку. Потом. В машине посмотрю, вместе с Валентином. Славка сидел и смотрел на меня. Готов высказаться? Отлично! И я кивнула головой, разрешая говорить.
— Все обдумал?
— Да. Юля, я не могу!
А я-то надеялась, что братец в меня пошел… Но не судьба. Помнится, я в такой же ситуации долго не колебалась. Может, потому и вляпалась с этими печатями по самое глубже некуда? Ладно, об этом я подумаю завтра!
— И почему ты не можешь?
Брат оказался в затруднительном положении. Сказать, что он не любит оборотней? Это когда рядом его женщина — оборотень и прима-вольп, вожак клана, которого брат просил о помощи и чьим гостеприимством в данный момент пользуется? Это почти самоубийство. Мне даже стало интересно. Но Славка вывернулся.
— Я пока еще не готов.
— Ничего, моя подруга, Надежда, ты с ней уже знаком?
— Это такая, стервозная и ушастая?
Я даже слегка обиделась. И ничего Надя не ушастая. Просто слегка лопоухая. Совсем чуть-чуть.
— Я рада, что вы друг другу понравились. Описание очень точное. Так вот, ее вообще случайно инициировали. В бою. И ничего! Жива — здорова, прекрасно освоилась в меховой шкурке. Даже примой стала.
— И очень неплохой, — подтвердил Валентин.
— Ну вот. И тебе еще один плюс. Если ты станешь примой, Валь, у него есть на это шансы?
— Небольшие, но есть. Пади он, во всяком случае, точно не будет.
— Ну вот, ты сможешь предъявить свои права на Клару. Ваш союз будет гармоничным и долгим. И никто у тебя ее не отнимет, разве что вместе с жизнью.
— Это, конечно, аргумент, — протянул братец.
Я продолжила его дожимать.
— И это еще далеко не все! Оборотни живут примерно в два раза дольше среднестатистического человека, они практически не болеют, их тяжело убить, они представляют собой достаточно сплоченное сообщество, в котором умный и сильный вольп всегда найдет себе место.
— Очень мило, — протянул братец. — А минусы?
— А где без них? — пожала я плечами. — Но… они не так уж и велики. Да, тебе придется подчиняться вампирам. Но в стае Валентина есть определенные тонкости. Его оборотни скорее друзья, чем слуги. И если ты не захочешь иметь никаких дел с вампирами, как не захотели очень многие вольпы, никто не будет тебя принуждать. Это будет твой осознан-ный выбор.
— А если с твоим вампиром или с Валентином что-нибудь случится?
— А если ты попадешь под трамвай? Это тоже возможно. Но я для того и нахожусь с ни-ми рядом, чтобы исключить подобные случайности.
Валентин смерил меня такой ехидной улыбкой, что я поняла — перегнула. И поспешила исправиться.
— Ну да, бывает и хуже, но реже. Я не отрицаю, в происходящем с тобой сейчас есть и доля моей вины. Но это та история, которую я не хотела бы вспоминать. И ты сам постарался по максимуму, чтобы ухудшить свое положение. Сейчас важно то, что Рамирес — эмиссар совета, который прибудет сюда, хм…, негативно относится к Мечиславу. А что-бы защитить Мечислава я пойду на многое.
— Почему?
Я пожала плечами. Что я могла ответить брату? Правду? Для этого я ему слишком мало доверяла. Соврать? Противно. Оставалось только сказать полуправду.
— Мои отношения с Мечиславом тебя не касаются. Но я все-таки поясню тебе кое-что. Человек, которого я люблю больше жизни, предпочел бы для меня именно этого вампира. А в таких вопросах я безоговорочно прислушиваюсь к его мнению.
Валентин положил мне руку на плечо. Он уже знал, каким будет следующий вопрос моего брата.
— Ты нас познакомишь с этим героем-любовником? Хочется знать, кого ты предпочла Князю Города. Тем более — ТАКОМУ Князю.
Я покачала головой. Душу рвануло привычными, но от этого не менее острыми когтями боли. На память пришли старые стихи.
Лейтесь, слезы, лейтесь!
Повелитель души и сердца умер.
Лейтесь, слезы, лейтесь!
Я и сама не понимала, что прошептала это вслух. Поняла только тогда, когда Славка внезапно оказался на коленях возле моего кресла.
— Юленька, прости меня! Я не хотел! Клянусь!
Я вгляделась в Славкины глаза. В них отражалась малая часть того, что я чувствовала, вспоминая Даниэля. И я понимала, что эта боль превыше его сил. Он действительно понимал, что со мной происходит. Понимал, что меня вырвали из первой любви, раскромсали мне сердце на две части, закопали одну половинку, — и бросили умирать. А я старалась выжить. И иногда даже успешно притворялась живой. Но разве вы смогли бы жить с половинкой сердца? Вот и я не могла. Я давно прописала себе лекарство от этой болезни. Мне нужно было постараться — и полюбить другого человека. Но — и это было самым смешным и самым горьким — я не видела никого, кто мог бы хоть отдаленно сравниться с Даниэлем. Надя была кое — в — чем права. Даниэль действительно использовал меня, стремясь к своей свободе. Но потом он полюбил. И я видела его любовь. Искреннюю, беззаветную…. Когда и жизни и души не жаль для любимого человека. Уходя, Даниэль оставил мне самое дорогое, что у него было. Свою искру божественного огня. И только я могла понять, что для него это означало. И кого я могла полюбить теперь? Я никогда, никогда уже не соглашусь на меньшее! Да, со временем некоторые раны заживут. Кто-нибудь окажется в моей постели. Но даже сейчас я знала, что это будет самообманом. С тем же успехом я могу воспользоваться вибратором. Ведь постель без души, без сердца, без того, что мы делили на двоих с Даниэлем, окажется пустой и тусклой. А то и хуже. С кем бы и что бы у меня ни было, нас всегда будет трое. Я буду каждую минуту вспоминать Даниэля. Его отчаянные серые глаза, его улыбку, не самодовольную и наглую улыбку победителя, за которую обычно хочется что-нибудь оторвать у мужчины, но улыбку ласковую и нежную. В те моменты, когда мы были вместе, я была для Даниэля богиней. И он был для меня не меньшим. Если бы Даниэль остался в живых, я ни-когда бы не посмотрела на другого. Сколько бы ни продлилось наше счастье. Что же мне делать без тебя, любимый!? Как жить с половинкой сердца?
Говорят, у вампиров заживают и такие раны, если помощь придет вовремя. А что поможет мне?
Даниэль, Даниэль….
— Не оправдывайся, братишка.
У меня еще хватило сил на эту фразу. Потом я на миг позволила себе сорваться и уткнулась лицом в ладони.
— Ты никак не мог знать, что со мной происходит, — хлюпнула я носом. Получилось в меру противно и трагично. — Тебя здесь не было. А я — я потеряла любимого человека. Не защитила. Не смогла. И даже не умерла вместе с ним, как хотела.
— Я очень рад, что ты не умерла вместе с ним, — вырвалось у Славки.
— Уж это точно не по ее вине, — съязвил Валентин. — Она очень старалась.
Я сверкнула на него глазами.
— Моя жизнь, мое право! А что касается тебя, Славик — не сомневаюсь, что ты безумно рад, что я жива. В противном случае ты был бы мертв сам.
— Я не поэтому, — запротестовал брат.
— Да? А почему же?
Славка не отводил глаз.
— Потому что я тогда поступил как свинья. Если не сказать хуже. И очень хотел бы исправить свою ошибку.
Мне очень хотелось наговорить ему гадостей. Так, чтобы до завтра отплевывался. Но даже этого я не могла себе позволить. И с ужасом сознавала, что и никогда не смогу. Всю жизнь я буду использовать Славкино чувство вины в своих интересах.
— Исправишь. Но для этого тебе надо будет остаться в живых. То есть — стать оборотнем-лисом. Ты согласен?
Славка не отвел взгляда.
— Это действительно необходимо?
Я тоже умела врать с самым честным видом.
— Да.
— Я согласен.
— Отлично, — я поднялась со стула и потянулась.
Такое ощущение, как будто я вагон кирпичей разгрузила. Если Мечислав каждый раз так мучается, стоит посочувствовать вампиру. Минуты три. Но это потом, потом… Я по-вернулась к Валентину.
— Наверное, тебе стоит остаться здесь. Вызвони парочку оборотней, введи их в курс дела, да и Славику надо рассказать, что его ожидает…
— Это может сделать и Клара.
— Она — пади, — оборвала я.