Второй подполковник сразу же подошёл к Андрею и вместо приветствия потребовал документы, что ничего хорошего не предвещало. Терехов достал из полевой сумки пакет и молча ему вручил. Тот начал ковыряться в бумагах с видом, словно его подташнивало.
— Чем занимались здесь сержант Рубежов и рядовой Ёлкин? — вдруг спросил он, не отрываясь от документов.
— Несли службу, — отозвался Андрей.
— А конкретно?
— Насколько понимаю, патрулировали границу. Ходили в дозоры...
— И проводили с вами топографические работы, — встрял другой подполковник, явно начальствующий над первым.
Терехов глянул на Жору: у того от ночных полнолунных скитаний и бессонницы мешки под глазами набрякли, словно с глубокого похмелья. Взгляд заторможенный, отстранённый — не поймёшь, что хочет и куда глядит.
— Солдаты предлагали помощь, — нашёлся Андрей, — в свободное от службы время. Я отказал.
— Почему?
— Не профессионалы. Пришлось бы обучать недели две. А нас сроки поджимают.
— А как же вы один работаете? — взъелся подполковник. — Мы имеем представление, что такое топография.
— Я не один, — спокойно ответил Терехов. — Работаем с напарником. Документы на него у вас. Зовут Севастьян Кружилин.
Подполковники вопросительно переглянулись, а Жора наконец-то сфокусировал рассеянный взгляд на своём однокашнике — в нём тоже стоял крупный знак вопроса.
— Ваш напарник болен, — заявил подполковник, листая бумаги, — и находится в Новосибирске на обследовании.
— Давно выздоровел и вернулся.
— Где же он сейчас? — язвительно спросил начальствующий. — Временно отсутствует? На рыбалку пошёл? Нужду справляет? Придумайте что-нибудь.
Терехов в ответ усмехнулся и открыл дверь кунга.
— Спит. Прописали здоровый сон. Изволите полюбопытствовать?
Севе стало жарко, он скинул спальник и спал беспробудно, с ядрёным глубоким сопением, переходящим в храп. Один подполковник не утерпел, заглянул в кунг и пожал плечами.
— Наврали «солдаты удачи», — уже без апломба произнёс другой. — Вот стервецы!
И как-то враз из обоих вылетел инспектирующий надменный дух. Жора тоже встряхнулся, глаза не просто ожили — загорелись от любопытства, однако промолчал в присутствии начальства. Речь шла явно о солдатах, покинувших место службы.
Подполковник вернул документы, и тон его показался даже заискивающим.
— Андрей Александрович, не припомните, о чём они говорили между собой? Может, что-то обсуждали?
Ему предлагалось сейчас вломить сбежавших погран-цов, которые, по всей видимости, наехали на Репьёва, пытаясь скрыть истинную причину, побудившую их писать рапорты на увольнение до срока.
— О женщинах, — ухмыльнулся Терехов. — Что ещё обсуждают солдаты?
— Может, об одной женщине? Конкретной?
Андрей намёк понял.
— Называли какие-то имена, я не вникал...
— Ланда?
— Нет, от этих про такую не слышал.
— А вообще слышали?
— Кто же на Укоке про неё не слышал? — самодовольно ухмыльнулся Терехов, изображая искушённого обитателя плато.
— Упоминали шаманку, алтайских духов?
— О них здесь все говорят — болтовня всё.
Начальствующий подполковник был удовлетворен,
но этот все ещё приставал с вопросами.
— Ничего странного не заметили в поведении военнослужащих? Неадекватные действия, бредовые идеи, психические отклонения? Вы человек наблюдательный...
Терехов изобразил лёгкое раздражение:
— Когда бы я успел заметить? Они и были тут два дня.
— Сами здесь не замечали... что-нибудь необычное? Какие-то редкие явления, необъяснимые случаи, рогатых коней, например?
— Единорогов, — поправил другой подполковник.
— У нас в поле «сухой закон», — буркнул Андрей. — Белой горячкой никто не страдает.
— А отчего заболел ваш напарник?
— Высокогорье, разряжённый воздух. У него бывало уже...
— У вас голова не болела?
— И сейчас болит! Кони потерялись — безрогие, но породистые, с новосибирского ипподрома. Каждый по стоимости иномарки.
Пограничному начальству это уже было не интересно, к тому же из-за гор нанесло тучу, потемнело и пошёл дождь.
— Ваших коней угнали в Казахстан, — вдруг заявил начальствующий подполковник. — Есть оперативная информация.
— Справку дадите? — пристал к нему Терехов. — Нас же платить заставят! А на всё, что мы тут заработали, колеса не купить!
— Кто же вам даст такую справку? — усмехнулся тот и, косясь на небо, пошёл к машине. — Пишите заявление в местную милицию, пусть ищут... Всё ясно, едем!
Как только они упаковались в кабину, Репей подбежал к Терехову, зачем-то потряс руку — то ли благодаря, то ли прощаясь, и сказал ехидно:
— А врать нехорошо, Шаляпин.
— Тебя спасал, — буркнул Андрей. — И твоих служивых.
— Я не о том... Твой старший, Егор, с матерью в Новосибе! Ты говорил — у деда в Подмосковье.
Терехов взрывался редко, но тут захотелось вмазать однокашнику в челюсть, не объясняя причины. Отвлёк и спас подполковник, высунувшись из машины.
— Поехали, капитан!
— Значит, вернулся уже, — сквозь зубы выдавил Терехов, усмиряя вспышку гнева, — скоро в школу...
— И не похож он на меня!
— Он похож на меня! — перебил Андрей. — А свою Людмилу-то хоть узнал?
Ответить ему не дал тот же подполковник.
— Репьёв — в машину! — рявкнул он, и Терехов ещё раз порадовался, что не служит в армии.
Пограничное начальство загрузилось в «Урал» и поехало, оставив кунг на старом месте. Андрей опомнился, замахал руками, но было поздно, камуфлированная машина сначала потеряла очертания в дождливом сумраке, затем и вовсе растворилась без остатка, вкупе со светом фар, словно провалилась в параллельный мир.
9
Сева проспал ещё часа полтора и проснулся вечером счастливым младенцем. Первым делом он растряс свой рюкзак и стал переодеваться в цивильное, то есть в джинсы с обвисшей мотней и толстый твидовый пиджак — то, что нашёл. Его увозили в фирменной рабочей униформе Газпрома и спальном мешке, а прибежал он почему-то в спортивном костюме и летних туфлях.
— Сева, ты как на свидание собираешься! — засмеялся Терехов. — Здесь есть комплект солдатского обмундирования, погоди...
И стал доставать из ящика форму.
— Я на свидание и собираюсь! — воскликнул он, заглядываясь в зеркало. — Утюг бы ещё... Но ничего, намокнет — само разгладится. А хочешь возьму с собой?
От его восторга стало не по себе. Поведение напарника, расценённое вначале как странность и имевшее свои, вполне объяснимые причины, сейчас выглядело, как болезненное состояние. Терехов надеялся: он поест, выспится и станет прежним Севой-математиком.
— Пойдёшь со мной? — ликовал он, причёсывая свалявшиеся жидкие волосы перед зеркалом. — Я тебе покажу такое! Только надо сделать первый шаг. Самому открыться и идти... Ну, готов, пойдёшь?
— Куда? — осторожно спросил Андрей.
— На встречу! Только договоримся так: посмотришь издалека и уйдёшь. Понял? А я останусь с ней.
— С кем?
— С Пандой. Её зовут Ланда! Первый раз такое имя встречаю, наверное, от ландыша. А солдаты зовут Маргариткой, тоже от цветка... Если бы ты видел, какая это женщина!
Терехов ощутил внутри тревожную сосущую пустоту. Однажды он оставался зимовать в глухом углу ямальской тундры на геодезическом пункте, где отслеживали просадку многолетнемёрзлых пород. Его забрасывали на катере, перед самым ледоставом, а снять с точки должны были после ледохода. Место было глухим, даже туземцы сюда не заезжали на оленьих упряжках, и, пожалуй, тогда он и вкусил, что такое параллельный мир. Андрей согласился на зимовку, поскольку деваться было некуда: только что разошёлся с женой, а жить на даче у Куренкова было неловко, размолвка с будущим начальником лишь углублялась. Он стоял на берегу, когда уходил катер, и было чувство, что рвётся последняя, связующая с реальностью нить, и так же испытывал тревогу, пустоту, и даже физически услышал щелчок, когда судёнышко, протаранив перехваченный льдом плёс, скрылось за поворотом.
Тогда оставалась надежда на весну и ледоход, тут и этого не было: напарник существовал в неком другом мире.
— Прости, Андрей Саныч, — вдруг повинился Сева. — Я не рассказал тогда... В общем, я её случайно встретил, когда ещё на гнедом ездил. Помнишь, ты мне сразу жеребца выделил?
— Помню, ты сам выбрал.
Напарник закатил глаза с ребячьей мечтательностью.
— Я ночью пошёл жеребца искать. Поймал, веду в поводу, а она стоит среди травы. Трава ещё зелёная была. Подумал сначала — туристка гуляет по плато или заблудилась. А луна яркая, звёзд не видно... Подошёл ближе, а на ней одежды странные, из кожи, в узорах, и надеты на голое тело. На голове причёска... ну, совершенно сумасшедшая!
— Высокая? — непроизвольно напрягся Терехов.
— Кто? Женщина?
— Причёска.
— Что-то такое навито, накручено! — взахлёб заговорил Сева. — На метр в высоту. Я такие в Индии видел, в диком племени... И говорит мне, — слышь, Андрей, — говорит, мол, отдай мне своего гнедого, у меня конь пропал... Сначала я даже опешил. От неё какая-то сила исходит и запах такой... обволакивающий. У мамы были духи — «Ландыш» назывались.
Перед глазами Андрея вдруг поплыли лунные тени лошадей, вернее, частокол их ног.
— Помню такие духи...
— Известный запах! Спрашиваю: «Ты кто?» Она мне сначала: «Потревоженный дух земли! Ожившая мумия шаманки!» И плечо с наколкой показала... Всё таким тоном, что мне жутковато сделалось. Она же засмеялась и говорит: «Ладно, пошутила. Зови просто Ландышем! Если гнедого подаришь, буду с тобой дружить. Нет, — так все равно конь будет мой, а тебе худо станет». Мне тогда что-то в голову взбрело! Как, говорю, отдать, если он целую иномарку стоит? С меня же высчитают! Ну вот кто за язык тянул? А она: «Ну тогда сама угоню». И ушла по зелёной траве... Я решил, что всё это мне привиделось. Помнишь, один день тут был очень жаркий? Думал, что на солнце перегрелся. Я ещё отстал от тебя и утром пришёл. Но всё равно думаю: обменяюсь с тобой конём — и пусть она у тебя жеребца угоняет! Тут я сподлил, Андрей...
Он сделал передышку, но весёлость его уже улетучилась.
— Прощаю, — обронил Терехов.
— Она же всё равно ко мне является, только незримая, — вдохновился Сева. — Запах её чую! Сначала ландышем, а потом как дохнёт трупным, тошнотворным: «Отдай мне гнедого!» Меня аж выворачивает наизнанку! Короче, я специально жеребца плохо спутал. Она будто не может взять спутанного, а только вольного, которого ей подарят от души или который сам к ней придёт! Но вот что бы мне сразу не подарить?! В общем, заболел. Ланда явилась мне, но уже во сне. Поблагодарила за гнедого. Сказала: «Как поправишься, приходи в поле, ждать буду. Только крик-
ни меня, позови — и я прилечу». Она же ночная сова, крылатая...
Терехов неожиданно для себя взорвался:
— Что ты мелешь, Сева?! Куда приходи?! Какая сова?! Это же всё дурь! Болезнь! Подумай сам, как она прилетит, откуда?!
— Откуда — не знаю, — серьёзно поразмыслил тот. — Прилетит, как прилетают совы.
— Почему — как совы?
Сева счастливо рассмеялся:
— Потому что на самом деле она — чёрная сова!
У Андрея озноб пробежал по затылку от одного упоминания о сове. В его безумном рассказе было нечто правдивое и существующее! Терехов это услышал, и несмотря на то, что разум противился, поверил! Как поверил в историю, что Севу занесло в Индийский океан и он в самом деле привёз оттуда настоящего попугая. Андрей его видел и держал на руке, когда напарник гулял со своей дочкой, превратившись в «воскресного папу».
— И ты знаешь, куда она прилетит? — спросил он.
— Знаю! — ничуть не смутился напарник. — Пойдёшь со мной — покажу!
— Хорошо, пойду! — решился Терехов. — Сам увидишь: ничего этого нет! Не существует! Это всего лишь твои домыслы, воображение. Фантазии тоскующего сознания!
Сказал так, но сам же и усомнился, представив, что же будет с ним, Тереховым, если чёрная сова и в самом деле прилетит? Пусть даже это будет сбежавшая подруга
Репьёва, как уверял дезертир Рубежов. Но отступать уже было нельзя.
— Хочу доказать тебе, Андрей Саныч, — клятвенно заявил Сева. — Вокруг нас существует ещё одна реальность! Я не верил, пока...
Андрей не дослушал.
— Доказывай. Веди. И тёплую куртку надень!
— Как ты не понимаешь! — искренне обескуражился Сева. — Ланда придёт полуобнажённая, а я — как Дед Мороз? Там будет тепло! В другой реальности — ни дождя, ни снега. Там — как в индийских тропических лесах.
Они вышли в земную реальность — сырую, стылую, ветреную ночь, и после тёплого кунга внешний мир и в самом деле воспринимался, как чужой, параллельный и неприемлемый. Даже после тусклого ночника темень показалась непроглядной, однако напарник уверенно пошёл вперёд и после третьего шага пропал из виду.
— Сева! — окликнул Терехов и ткнулся руками в его спину.
— Смело иди за мной! Можешь держаться. У меня на пиджаке есть хлястик.
Цепляться за него Андрей не стал, побрёл наугад, присматриваясь в темноте. Мелкий дождь плавно переходил в снег, но от этого не посветлело. Они отошли метров на двести от кунга и встали примерно там, где вчера выли волки. Сева принюхался, и глаза у него засветились, как у кота.
— Чуешь? Ландыш! Вчера она была здесь. Только сначала красные ракеты, а потом волки помешали.
Терехов тоже потянул носом и ничего, кроме снега, не почуял.
— Так она прилетит в виде запаха? — не скрывая сарказма, спросил он.
— Нет, мы сейчас пойдём по этому следу и её увидим! — счастливо прошептал напарник. — Только условились: незаметно посмотришь — и назад!
Он выбрал направление и повёл в сторону озера, где вчера кто-то переполошил ночующих гусей. Ещё минут десять они шарашились в темноте, причём по ветру, который ничем, кроме промозглости и сырости, не пах и пахнуть не мог. Но Сева что-то вынюхал и встал.
— Здесь, — прошептал он, — она близко. Слышу её дыхание...
Терехов продрог, но честно выстоял без движения четверть часа. Он бы давно ушёл в кунг, однако удерживали три обстоятельства, объяснить которые он был не в состоянии: откуда явились и куда пропали незримые лошади в лунную ночь, кто привязал потом серую кобылицу и куда сегодня исчез нивелир с треноги.
Дождь окончательно перешёл в мелкий хлёсткий снег, потом и он закончился — тучу пронесло, и в небе замерцали смутные звёзды.
— Ну и где твоя чёрная сова? — не вытерпел он.
У напарника клацали зубы.
— Ещё подождём, чуть-чуть... Она появляется внезапно. Вылетает из другой реальности...
— А мы сейчас в какой?
— Тихо! — перебил Сева. — Слышу, как расступается пространство. Видишь свет и тени заиграли? Сейчас оттуда выплеснется стук копыт...
Терехов пялился в непроглядную землю склона и никакой игры не наблюдал — ни света, ни теней. Стояли ещё минут пять, но всё произошло наоборот: небо затянулось, и снова пошёл снег. Восторженное состояние напарника слегка пригасло.
— Наверное, зря взял тебя с собой, — посожалел он. — И всё ведь из эгоизма. Хотелось похвастаться, показать тебе Ланду. Она всё равно придёт!
— Ладно, пойдём греться, — примирительно сказал Терехов. — Ты же знаешь: дамы иногда опаздывают на свидания или вовсе не приходят.
— Это потому, что я не один...
— Ну конечно! Пойдём.
— Ты иди, а я останусь, — вдруг заявил Сева, — и дождусь.
Андрей опять ощутил некое натяжение нити, связывающей с реальностью и готовой оборваться в любое мгновение, будто смотрел вслед уходящему до весны катеру.
Он вернулся в кунг, подбросил дров в печку и навис над ней, словно коршун с распростёртыми крыльями. Жар обжигал кожу и сушил глаза, но спина мёрзла, и продрогшая душа не согревалась. Тогда он разделся до пояса, открыл дверцу и стал обжариваться у огня, как на вертеле, то и дело поглядывая на часы, дабы не потерять ощущение времени. Казалось, он не сам продрог, от слов и образов Севы продрогла душа и теперь никак не могла согреться. Если через час сумасшедший напарник не придёт, надо тащить его силой, иначе покроется инеем, как турист.