Наталья Колесова
А знаешь, там не страшно,
Я думаю — не страшно,
Но как быть может страшно в стране наших снов?
«The Couple»
Я ползу по коридору на четвереньках. Или это называется — иду? Двигаюсь… Коридор освещенный, длинный. Пустой. Если опустить голову, видно, какая за мной остается широкая красная полоса. Не знала, что в человеке так много крови. Руки начинают сильно дрожать в локтях и запястьях, а колени переставляются все тяжелее, точно их оттягивают назад на резинке. Наверное, легче ползти. Я ложусь и понимаю, что это плохая идея: пол гладкий, скользкий, пальцам не за что уцепиться. А, может, попробовать двигаться на спине, просто отталкиваясь ногами? Побарахтавшись, как черепашка с расколотым панцирем — садисты-мальчишки в детстве разбивали панцирь камнями — переворачиваюсь и смотрю в потолок. Потолок ведет себя очень странно: он то нависает над самым моим лицом, то уплывает куда-то высоко, прямо в небо, то раскачивается из стороны в сторону, как маятник… Может, землетрясение началось?
Я поворачиваю голову, прижимаясь щекой к холодному камню. Окна в коридоре большие, но выходят они на «глухую» стену соседнего здания, и с пола видно только эту стену и небо. Серое небо. Вечер? Утро? Просто плохая погода? Наверное, все-таки вечер, потому что в институте никого…
Институт! Сама не знаю, почему это слово меня беспокоит. Слово как слово. Но есть в нем что-то такое, что заставляет меня ползти вперед. Выбираться… надо выбраться, пока никто не пришел. Не нашел меня.
Никто меня не ищет! Защипало глаза и щеки — слезы, внезапные, горячие, соленые. Никому я не нужна. Ни-ко-му. Совсем. Кроме… Я пытаюсь поднять голову — аж шея задрожала от усилия. Не получается. Тогда я скашиваю взгляд на ноги. Назад. В том конце коридора темно и пусто. Никто не идет по моему следу. Но это ненадолго.
Надо выбираться. Я запрокидываю голову: впереди лестничная площадка, а за ней точно такой же коридор. Может, я сумею съехать вниз по перилам? Только вот не знаю — куда я… приеду.
Часть первая
Институт магических феноменов
День подходит к итогу. Послушай:
Сон котенком крадется по крыше,
Синеокий чернильный котенок
Скоро станет матерым котом.
Изловчится, на форточку вспрыгнет,
Тенью в ноги к тебе заберется
И свернется клубочком, прогонит
сны дурные и недобрых людей.
Н.Караванова
Глава 1 Парк запутанных дорожек
Агата очень боялась идти к Димитрову в больницу. Даже позвонить не решалась. Сначала хотела навестить Максима, своего телохранителя, но и Келдыш и бабушка, как сговорившись, запретили это делать. Агата поняла, что не очень-то он хочет ее видеть. А вдруг и Славян тоже?.. Хотя это смешно, они же с ребятами его вылечили! Но ведь в больницу он попал из-за нее. И неизвестно, вернется ли к нему его огненная магия. Вдруг — она вспоминала рассказ Келдыша о детях, которых родители после войны водили к Слухачам — его тоже «выпили досуха»? Лучше, конечно, было заявиться к Димитрову всей толпой. Но у интернатовцев (всех, кроме нее) помимо обычных школьных начались еще и экзамены по магии, и Божевич решительно запретил выходы в город — особенно их сумасшедшей компании. Это не она, это директор так их назвал.
В общем, Агата все раздумывала и колебалась — пока не явился Келдыш и не предложил сопроводить ее в больницу. Она не сумела придумать уважительную отговорку и теперь плелась рядом с ним по больничному парку. Где-то здесь со Славяном гуляет мама Димитрова. Агата надеялась их просто не найти — ведь парк такой большой! — но чтобы Ловец кого-то не нашел…
— Вон они, — Игорь показал на женщину, катившую по аллее инвалидную коляску.
Агата испугалась:
— Он что, не может ходить?
— Просто еще слишком слаб. Добрый день!
Димитрова вскинула руку, заслоняя глаза от солнца, и заулыбалась:
— О, Игорь, вы снова пришли? Здравствуйте-здравствуйте!
Агата вопросительно поглядела на Келдыша:
— Снова?
— Я тут бываю. Иногда, — бросил тот на ходу.
— И Агата тоже! — продолжала мама Славяна напряженно-оживленным голосом. — А мы уж думаем — что-то нас одноклассники не навещают?
— Экзамены, — виновато пробормотала Агата.
Келдыш подошел первым, пожал руку Димитрову.
— Здравствуйте, Славян. Я принес вам тренажеры для рук. Оставил в вашей палате.
Он со всеми на «вы». Даже с маленьким Зигфридом-Водяным.
— А как…
— Там есть инструкция, но первое время может понадобиться чья-нибудь помощь.
— Сам справлюсь!
Знакомые агрессивные интонации в хриплом голосе. Агата слегка взбодрилась: может, все не так уж страшно? Увидела темную кудрявую макушку Славяна — он пытался выглянуть из-за спинки кресла.
— Мориарти?
— Да, — Агата подошла и пробормотала неловко: — Привет, Слав.
— Привет.
Выглядел он нормально. Ну, почти нормально — если не обращать внимания на этот теплый больничный халат, бледное лицо и бледные губы. Руки расслабленно лежали на подлокотниках. Димитров сощурился на нее, опять сказал:
— Привет.
Агата покосилась на взрослых: они отошли в сторону и что-то тихо обсуждали.
— Ну ты… как?
— Нормально. А ты?
— Нормально.
Он помолчал.
— Совсем-совсем нормально?
— Ну… да.
— Подойди ближе! — скомандовал он. — Я тебя вижу плохо.
Агата и без того заметила, что он щурится и наклоняет голову то так, то эдак, точно пытаясь получше рассмотреть ее. Шагнула ближе. Носки кроссовок уперлись в колесо коляски.
— Ага, — теперь Димитров смотрел на нее снизу. Глаза темные-темные. Напряженные. — Я когда… проснулся… стал хуже видеть и слышать. Все вокруг какое-то… не такое.
Агата промолчала. Она, кажется, поняла: Славян видит и слышит теперь, как обычный человек. Просто человек. Как она сама.
Не маг.
Запаниковав, Агата оглянулась. Келдыш наблюдал за ними поверх кудрявой головы Димитровой.
— Все наши передают тебе привет. У нас экзамены и Божевич не выпускает, но они придумают, как выбраться. Вот.
Протянула ему пакет с конфетами и журналами. Пальцы Славяна дернулись и замерли.
— Положь куда-нибудь, — сказал он со злостью.
Агата торопливо пристроила пакет ему на колени. Димитров сказал в ее склоненный затылок:
— Говорят, это ты меня вылечила?
— Нет. Все мы. И еще, — она махнула рукой в сторону, — Келдыш.
— Ты мне снишься.
— Правда? — Агата почувствовала, что краснеет.
— Каждую ночь… — Славян подумал и добавил, — и день. Всегда, когда засыпаю. Как он подходит к тебе… — Агата поняла сразу — Инквизитор. — А ты говоришь ему — возьми всё… Страшно.
В их полку прибыло — вот еще один с ночными кошмарами! Агата кивнула.
— Игорю инквизитор тоже снится. И мне. Стефи говорит, я иногда кричу по ночам.
Димитров наблюдал за ней темными неподвижными глазами.
— Не он страшный… Ты.
Славян как будто ее ударил — она даже сделала шаг назад.
— Все нормально? — спросил Келдыш за ее спиной, Агата и не заметила, когда он успел подойти. Димитров сказал устало:
— Я лечь хочу.
Его мама сразу захлопотала, поправляя плед у него на коленях, разворачивая коляску.
— Хватит на сегодня, нагулялись, поехали в палату. Спасибо, что забежали, Игорь, Агата. Приходите еще!
Никогда. Никогда больше.
Агата не стала смотреть, как они уезжают. Повернулась и пошла в противоположную сторону. Они долго молча шагали по запутанным бесконечным дорожкам — Агата начала подозревать, что волшебники здесь что-то сделали с пространством. И, кажется, со временем — они неожиданно вышли в осень.
— Посидим? — Келдыш смахнул желтые листья со скамейки, уселся, вытянув ноги. Агата присела на край и отвернулась. Она не хотела говорить о Славяне. Она даже не знала, что сказать остальным. Пусть сами теперь к нему приходят.
— Хотите?
Келдыш протягивал ей половину шоколадки. Вторую жевал сам. Наверно, приносил Димитрову, а отдать забыл.
— Спасибо.
Агата подержала в руках и все-таки откусила. Горький…
— Мортимер.
Почему-то он всегда называет ее по фамилии, когда они остаются одни. Или ему очень не нравится имя Агата или он так напоминает ей, что возится с ней исключительно как куратор Службы Контроля над Магией.
Да и себе, наверное, — тоже.
— Помните, как вы себя чувствовали, когда я водил вас к Слухачу?
Агата упорно жевала шоколад. Еще бы не помнить!
— А теперь умножьте все это на тысячу. Его сейчас просто раздирают на части злость, страх… отчаянье. Бессилие.
Ее они тоже сейчас раздирают. На мелкие клочочки.
— Он расстроился, что я себя хорошо чувствую! — пожаловалась Агата.
— Нормальная человеческая реакция — когда тебе плохо, то и целому миру тоже должно быть плохо.
— Значит, я не человек, — буркнула она. — Или не нормальная.
— Да уж, — согласился Келдыш. — С нормальностью у вас, действительно, наблюдается некоторая напряженка.
Агата покосилась. Он улыбался.
Наверное, помогла шоколадка. Или то, что Келдыш в трех словах объяснил поведение Димитрова. Агата знала, что и обида и вина вернутся — она долго будет все это переживать-пережевывать-обдумывать ночами. Но сейчас ей стало легче. Агата огляделась. Ярко-голубое сентябрьское небо. Желтые, точно светящиеся, листья на деревьях. Разноцветная листва под ногами.
— Красиво как…
Келдыш посмотрел вправо-влево — точно впервые заметил, где они находятся. Поднялся.
— Красиво. Но давайте-ка вернемся в лето.
— А если посетители не волшебники?.. — спросила Агата, когда они возвращались — до ворот и лета, оказывается, было рукой подать. Келдыш ответил прежде, чем она закончила вопрос:
— Для них это просто небольшой больничный парк.
— А если долго ходить по дорожкам, то можно выйти и в зиму?
— Не советую, — сказал Келдыш, не глядя на нее. — Холодно.
— Но в принципе, можно?
— В принципе… В принципе, когда я здесь лежал, для меня на любой аллее была зима.
Агата сразу умолкла. Она никогда не лечилась в подобной клинике — магия, как выяснилось, не может принести ей вреда. Даже после… Инквизитора ей достались одни кошмары. А Игорь вон до сих пор ходит к целителям.
Келдыш привычно оглядел улицу, прежде чем выпустить ее за ворота. Сказал неожиданно:
— Но гораздо хуже попасть в Пустыню.
— Пустыню?
— Многие не возвращаются.
— Как это?
Игорь пожал плечами. Ему, наверное, до смерти надоело рассказывать общеизвестные (волшебникам) вещи. Агата нахохлилась. Наверное, она никогда не станет «своей», потому что родилась и выросла обычным человеком и практически ничего не знает. Да и родители у нее те еще…
Если хорошенько посчитать, то Келдыш сам ей в отцы годится. Перед войной он заканчивал Академию, а она только родилась… Ну, не только, наверное, ей было года два уже.… В Академии учатся пять лет, а поступают… поступают по-разному.
— А вы во сколько лет начали учиться в Академии Магии?
Келдыш помолчал — наверное, пытался сообразить, зачем ей это надо. Сказал наконец:
— Не беспокойтесь, времени у вас больше чем достаточно.
Решил, она расстраивается, что поздно начала учиться! Ну что она за человек, нет бы просто спросить, а она начинает бояться: а вдруг он подумает, что она подумала… Вдруг догадается, что она пытается понять — может ли взрослый мужчина обратить внимание на девушку… такого безнадежно школьного возраста.
Не мог он быть ее отцом! Бабушка говорила, что волшебники могут зачать детей только к тридцати годам: «Если природа дает что-то одной рукой, другой она обязательно отнимает». И детей у магов мало — двое большая редкость. Если б в обычных семьях не рождались дети с МээС, маги давно бы вымерли. Агата подумала вдруг, что все еще не относит себя к волшебникам. И видит, и слышит… и чувствует, как обычный человек.
Это хорошо или плохо?
Стефи, выслушав рассказ о посещении Димитрова, промолвила непривычно задумчиво:
— Я вот пыталась представить, как это — взять и остаться без магии? Не понимаю, как без нее вообще можно обходиться!
А она вот обходилась себе преспокойненько, да и продолжает — большую часть времени — и не представляет, как же ей теперь с магией жить.
— Думаешь, магия к нему не вернется? А не было случаев, когда… — Агата затихла под снисходительным, каким-то… взрослым взглядом Стефани. Так смотрят на малыша, толкующего про фею, которая ему привиделась ночью: мол, вырастешь, сам поймешь, фей не бывает! Непонятно, кому сочувствовала Стефи — то ли бедняге Димитрову, то ли самой Агате — но прозвучало это с жалостью:
— Нет, Агат, не бывает такого. Это же Главный Инквизитор!
Агата полдня нерешительно посматривала на телефон: Келдыш после… Андрэ подарил ей сотовый с тревожной кнопкой и велел везде носить с собой. Мобильник был таким навороченным, что она до сих пор и половины функций не освоила. Позвонить Игорю, спросить — а правда ли магия к Славяну не вернется? Нет, наверное, нужно все-таки поменьше «грузить» своего куратора.
И только по делу.
А не вечными своими сомнениями и страхами.
Ночью, наверно, для разнообразия, ей приснился не Инквизитор — пустыня. Не привычно желтая, не красная и не белая, какого-то странного темно-болотного цвета. Низко над головой — можно рукой достать — клубились багровые тучи, словно кто-то постоянно перемешивал их гигантской ложкой. К горизонту тучи темнели и становились почти черными.
Агата спустилась-соскользнула вниз с бархана — следов на песке не оставалось. Вокруг были такие же застывшие волны-барханы, ни единого растения, ни одного человека. Оставалось только идти к горизонту, где появилась белая ослепительная полоса, похожая на трещину. Она расширялась и расширялась, как будто кто-то рвал ткань воздуха по границе песка и неба…
Проснувшись, Агата почему-то твердо знала — это и есть Пустыня, из которой не возвращаются.
Глава 2 Новая метла
— Эй, Агата! Мориарти!
Она понемногу привыкала — правда, еще через раз — реагировать на вольный вариант своей фамилии.
— Директор сказал к нему идти!
Агата захлопнула книгу.
— А зачем?
Нашедший ее в парке второкурсник пожал плечами.
— Да там какой-то мужик пришел…
Еще один целитель с еще одним не заданным вопросом?
Целый месяц после того, как они «вытащили» Славяна, их расспрашивали и расспрашивали и расспрашивали — каждого по отдельности и всех вместе. Заставляли вспоминать, кто где стоял (до миллиметра), кто что говорил, кто что делал (вплоть до вдоха-выдоха), кто о чем думал, кто что чувствовал… Среди менявшихся целителей постоянно присутствовал один и тот же человек, которого Агата видела в доме Келдыша после смерти Инквизитора. Работник СКМ. Конечно, этой службе надо все держать под контролем — а то начнет еще кто попало исцелять казненных! Поначалу интернатовцы охотно расписывали как всё было, потом устали в сотый раз пересказывать одно и то же. «Как же тяжело быть знаменитым!» — вздыхал Зигфрид. Потом начались экзамены, и Божевич настоял, чтобы его подопечных хотя бы на время оставили в покое.
Агата шагнула через порог директорского кабинета, увидела хмурого Келдыша, нервничающего Божевича — и у нее подкосились ноги. Это было так похоже на…
— Что-то с бабушкой?!
— Что… — Келдыш поднялся. — Да что ж вы все время на меня так реагируете-то?! Все в порядке с вашей бабушкой!
Агата пару раз вдохнула-выдохнула и жалко пробормотала:
— Здравствуйте, извините. Я просто подумала…
— Что я принес вам еще одну… гадостную весть? Ну в общем, где-то вы правы, конечно.
— Тебя вызывают в СКМ, — похоронным голосом объявил Божевич.
— Да? — сказала Агата через паузу, потому что от нее явно ждали какой-то реакции. — А зачем?