— Ух ты, а это позавчера появилось… Интересный у него результат… хоть и методы, конечно…
— Юра, не отвлекайтесь!
— Угу… а это что? Нет, это мы уже видели… Ага, вот оно! «И был явлен мне то ли сон, то ли видение: девица в мужеской одежде беспрепятственно прошла через огненный рубеж моей Арки и вопросила: „Кто ты?“»
Ученые оторвались от свитка и поглядели на Агату. И лаборанты тоже уставились. Агата осторожно всем улыбнулась.
— Ну да… все так и было. А что это такое?
А оказалось это легендой, которую проходят на уроках волшебной истории младшие школьники… все, кроме нее, конечно. В средневековье некий могущественный маг по имени Агнус, преследуемый с одной стороны инквизицией, с другой — страждущими помощи волшебника, в отчаянье замкнул сам себя в своей алхимической лаборатории с помощью огненной Алой арки, сквозь которую никто не может войти… но и никто не может выйти. (Хм, а в огнеупорных костюмах они не пробовали?). Будучи сильным магом, Агнус смог обеспечить себя питьем и пищей, ингредиентами для исследований и даже односторонней связью — записи его опытов и размышлений регулярно появляются в так называемом Свитке Агнуса, который территориально принадлежит столичному ИМФ.
— Так этот Агнус бессмертный?
— Нет, понимаешь… — Осипенко задумалась, как бы понятней объяснить невежественной подопытной. — Он замкнул себя и во времени, то есть времени для него попросту не существует. Да, можно сказать, что Агнус вечный — как вечен и Магический Институт.
— Ваш ИМФ, — понятливо кивнула Агата. И опять не угадала. Оказывается, имеется теория единого Магического Института, раскинувшегося во времени и в пространстве. Любой костерок, разведенный первобытным шаманом для принесения жертвы, любая средневековая лаборатория алхимика, любой современный магический полигон, — все это Институт, беспрерывно развивающийся и разрастающийся. Даже уничтоженный каким-либо катаклизмом участок этого странного организма некоторое время продолжает существовать, подпитываемый постоянно прибывающей магией.
Агата ткнула пальцем — не уверена, что в нужную сторону:
— Как половина вашего ИМФ?
Осипенко кивнула.
— Да. Благодаря эху мортимеровской магии половина здания все еще существует, но не здесь, не в нашем материальном мире, и попасть туда не представляется возможным. До сих пор не представлялось.
Осипенковский оценивающий взгляд Агате не понравился. Но тут она вздрогнула.
— И тогда мама… она все еще может быть там… как бы жива?
Осипенко прищурилась.
— В некотором роде.
— И я… я могу ее увидеть?
— Такая вероятность не исключена. Во всяком случае, ты можешь попробовать. С нашей помощью, разумеется.
По дороге в интернат Агата, конечно, поняла, что Осипенко специально подзадоривает ее, чтобы она не противилась экспериментам, чтобы у нее, как говорится, появился стимул сотрудничать. И все же — представить только! — она сможет увидеть маму! Может, даже поговорит с ней…
Келдыш по телефону сказал, чтобы она не очень на это надеялась. Один сон — хм, сон? — еще ничего не значит. Но Агата все равно должна держать его в курсе.
«Легенды Магии» оказались и в интернатской библиотеке. Стефи заметила, что самое время в экзамены сказки читать, и уселась разрисовывать себе ногти.
Глава 6 Голем
На следующий день интернат спешно эвакуировали.
Воспитательница Валерия влетела в комнату, где Агата мирно учила иностранный язык (то и дело ненароком зависая над «Легендами»), гаркнула: «Бежим!» — и выволокла ее прямо в халате и тапочках наружу. Школьники приникли к ограде уже снаружи, с улицы, с жадным интересом наблюдая за зданием родного интерната. Оттуда то и дело выбегали по двое, по трое учащиеся, подгоняемые пастухами-охранниками. Агата пробралась через веселящуюся толпу к Стефи.
— Что там приключилось?
— Ой, обычный дурдом! Как экзамен по Стихиям, так вечная чрезвычайка! В этот раз наши отличились, — она кивнула на троицу из Земляных и Водяного. К ним то и дело кто-нибудь подходил, хлопал по плечу (или по голове — в зависимости от роста), и отпускал насмешливые замечания. Тощий Карл выглядел поникшим, Люси наблюдала за происходящим со спокойным ожиданием, а Зигфрид просто сиял оттого, что опять находится в центре событий и внимания.
— Решили удивить всех преподов сразу: смастерили голема и притащили его на экзамен. А голем, не будь дураком, ка-ак припустит — только его и видели!
— Голем? — переспросила Агата, представляя себе громадную глиняную фигуру, бредущую по опустевшим коридорам интерната. Да уж, хорошо, что он не завернул к ним в комнату в гости на чаек…
— Проволока — каркас, глина — тело, вода — кровь, а двигатель — огненная искра.
— Огненная? А кто…
Стефи фыркнула.
— Ну, Димитров у нас не единственный Огневик, ты же понимаешь! Просто самый сильный… был. Вон, Костина Юлька тоже с ними выпендрилась, собирались сдать экзамен все скопом.
Из здания бодрой рысью выбежал Божевич, и интернатовцы оживились: неужели и директор удирает? Божевич приблизился к ограде, сразу отыскал взглядом незадачливых экзаменуемых.
— Ты, ты, ты и ты! Ко мне!
Школьники подтянулись любопытствующей толпой следом. Не обращая внимания на открытые рты, блестящие глаза и бесконечные комментарии учеников, Божевич навис над отличившимися.
— Кто вкладывал задание в голема?
— Я! — бодро отрапортовал Водяной.
— Но придумывали мы все, — уточнила справедливая Люси.
Божевич раздраженно отмахнулся.
— Уточни-ка мне формулировку!
— Пройти по столу экзаменаторов…
— Вы указали направление, отрезок пути, скорость и время… этой э-э-э… прогулки?
Четверка переглянулась и красноречиво промолчала. Карл еще больше втянул голову в плечи, долговязая Юля безуспешно попыталась спрятаться за спинами соратников.
— Не-а, а что, надо было? — удивился Зигфрид.
Директор протянул руку через решетку и отвесил ему звучный щелбан. Водяной не обиделся, потер лоб и расцвел — точно ему приз вручили.
Стефи, хихикая, объясняла Агате:
— Вложили в голем бумажку с нечетким заданием, он честно прошелся по столу и дальше побежал… Так и бегает без остановки по всему зданию, представляешь? А преподы — за ним.
Божевич глянул в их сторону.
— Надеюсь, ты, Агата, не принимала участия в создании куклы? Нет? Боже, какое счастье!
И уже не так поспешно направился обратно к зданию.
…Голем был загнан в тупик возле чердачной лестницы и развеян по ветру. Но перед этим он до седьмого пота погонял преподавателей и воспитателей — видимо, от «родителей» ему досталось и знание всех переходов и поворотов сложной интернатской архитектуры. Отличившейся четверке поставили «хорошо» по Стихиям «за удачное практическое воплощение теоретических знаний» и «неуд» за незнание ОБМ — Основ безопасной магодеятельности.
— Если б наш голем успел пробраться на чердак, — сокрушался Зигфрид, — фиг бы его кто нашел!
— Почему это? — спросила Агата, и глаза Водяного сделались узкими и хитрыми-хитрыми.
— А потому что, — громким шепотом сообщил он, — там знаешь, что?
— Что?
— Там черная дыра! Или проход в другое измерение. И еще там живут и копятся все вещи, что наколдовали интернатовцы.
— А! — сказала Агата, ни капли не сомневаясь, что ее разыгрывают. Как обычно новичка — пойдешь туда, козленочком станешь… А там уже сидят в засаде хихикающие старожилы, всегда готовые развлечься за твой счет.
Но и Стефи передернула плечами, когда Агата пересказала ей разговор с Водяным.
— Ой, ну я бы точно на чердак не пошла! Ни ночью, ни белым днем. Директор даже раз в год вызывает туда дезактиваторов с СКМ. Те, правда, ходят со счетчиками по всему интернату; где магия зашкаливает, проводят зачистку. В прошлом году Маньке (она сейчас в Академию поступила) всю комнату разнесли. Они с соседкой знаешь, как развлекались? Вызовут джина, мелкого, правда, — и давай ему вопросы задавать — мол, любит меня там Вася со второго курса, а если не любит, как заставить его полюбить? Джин после какого-то раза озверел и пошел вразнос… Чуть полкрыла не выгорело!
Что-то это напоминает… Неужели волшебники так никогда и не вырастают?
Глава 7 Оборотень
Осипенко была занята и отправила Агату перекусить в буфет: «Сейчас как раз обеденный перерыв, коридоры не особенно активны, держись остальных сотрудников». Выглянув в коридор, Агата поспешно пристроилась в хвост проходящим мимо работникам ИМФ и чуть ли не на цыпочках дошла за ними до буфета. Взяла пончики и чаю и устроилась у окна. За окном была дорога и река Сень.
— О, гляди, какие здесь девочки симпатичные ходят!
Чуть не поперхнувшись, Агата скосила взгляд. У высокого стола слева стояла парочка парней — по виду студенты-старшекурсники с Академии. Агата наклонилась, чтобы волосы упали на лицо, и они не видели ее вспыхнувших щек.
— Девушка, а девушка, — продолжил тот же веселый голос, — вы здесь на практике?
— Нет, — буркнула она.
— О, так вы уже работаете?
— Нет, — так же содержательно отозвалась Агата. Злилась на себя — уж Стефи бы нашла, как поддержать беседу! Но она ведь никогда не краснеет, а остальных очень забавляет румянец на Агатиных щеках. Один из самых дурацких и частых вопросов, который она слышит всю свою жизнь: «а что это ты покраснела?» Как будто это от нее зависит! Ведь это все равно, что спрашивать — а с чего это вдруг у тебя глаза такие зеленые?
— А вы из какой лаборатории?
Агата упорно размешивала давно растаявший сахар.
— Из Осипенковской. Лаборатория сна.
— О! — снова сказал парень, но уже с уважением. — А кем же вы там служите?
Она взглянула на него сквозь челку. Русый, коротко стриженный, глаза щурятся и искрятся смехом. Его молчаливый сосед-блондин ест и смотрит то на него, то на нее.
— Лабораторным материалом! — отчеканила Агата, бросая пончики и сползая с высокого табурета. — Приятного аппетита!
Услышала вслед растерянное:
— Приятного…
Агата замедлила шаг, присматриваясь. За окном, выходящим в коридор из какой-то лаборатории, что-то двигалось. Она огляделась (все обедавшие уже разбежались по своим страшно секретным кабинетам) и подошла поближе: а вдруг разглядит, чем там занимаются? Тоже кого-то исследуют? Или что-то? Бабушка говорит, на их втором уровне система повышенной безопасности. Ну насчет нее, конечно, зря, чего ее бояться…
Агата припала к окошку носом. То ли внутри туман, то ли просто такое стекло — молочное, чтобы ничего не было видно…
Внезапно что-то темное метнулось из тумана и ударило прямо перед ее лицом — по толстенному стеклу пошли мелкие змеистые трещины. Агата отскочила. Рука (теперь было видно, что это именно рука) вновь хлестнула по стеклу, растопыренная пятерня прижалась, словно стараясь его выдавить. Потом появилось лицо — вытаращенные глаза, рот беззвучно раскрывался, повторяя одно и то же. Агата замерла. Кажется, она даже начала понимать, что ей говорят…
Рука сжалась в кулак и вновь с силой ударила, трещины побежали дальше, а человек вдруг дернулся, снова ударил растопыренными ладонями — точно дерево ветвями в окно в ветреный день — и исчез. Кто-то утащил его назад. В туман.
Агата, открыв рот, стояла перед стеклом, не зная, куда кидаться, кого звать, и что вообще делать. Хлопнула дверь лаборатории — вышел работник в сером халате, насвистывая, приблизился, поглядел на окно и покачал головой:
— Нич-чего себе!
Так же насвистывая, положил ладони на стекло, двинул ими, словно собирая мелкий мусор в кучку. Свист на время прервался, ладони сжались в кулаки, крепко сжались… Когда мужчина отнял руки, трещины исчезли, стекло было по-прежнему целым и непрозрачным. Сунув руки в карманы, лаборант прошел мимо Агаты, покосился и неожиданно подмигнул. Свист стал громче.
Агата так и осталась стоять в коридоре, глядя то на закрывшуюся за ним дверь, то на окно.
Она поняла, что говорил человек.
Помоги, повторял он. Помоги мне.
Вечером Агата рассказала о происшествии бабушке.
— Я же тебе говорила, что в ИМФ решаются очень сложные проблемы. Каждая лаборатория занята конкретной тематикой, которая вполне может быть секретной. (Агате вдруг представилась табличка на двери Осипенковской лаборатории: «Наш секретный проект — Агата Мортимер»). Не забивай голову чем попало, ничего не бойся, безопасность там на очень высоком уровне… К иностранному готовишься?
Конечно. Вернее, учебники уже разложены. Вперемешку со стефиными. Но ведь начало действия — это уже действие? Тем более она и так хорошо знает ин-яз.
— Готовлюсь, — сказала Агата, выслушала бабушкины наставления насчет режима и подготовки к экзаменам и повесила трубку. Может, она и правда выдумывает проблему на пустом месте? Да и вообще неправильно поняла то, что человек пытался сказать ей?
Послонялась по комнате. Была бы Стефи, живо б ее отвлекла и развеселила. Но Стефи ушла делать маникюр: она уверяет, что ей лучше учится, если не отвлекают неухоженные ногти. Может, стоит попробовать? Агата выглянула в окно. Тучи никуда не делись — кажется, целый день так и ходят над интернатом кругами. Наверное, преподаватели специально их нагнали, чтобы школьники не отвлекались от экзаменов в первый теплый летний месяц.
Агата села на подоконник, свесила ноги наружу и стала грустить. Грусть сгущалась вместе с тучами. Скоро было одинаково серо и на улице и на душе. Да еще снаружи пошел дождь…
Вот тогда и позвонил Келдыш. Вообще куратор теперь звонит каждый вечер: осуществляет, как он говорит, дистанционный контроль. Если бабушку в основном интересует, что Агата съела и сколько выучила, то Игоря — что с ней проделывает Осипенко. Она добросовестно отчитывается и перед ним, хотя рассказывать особо нечего — каждый день одно и то же. Как можно любить науку до такой степени, чтобы раз за разом повторять один и тот же опыт? Это же с тоски можно умереть! Не понимает она этих взрослых: и на что только они тратят свою жизнь?
Агата вяло доложила о прошедшем дне и умолкла. Ждала, что Келдыш сейчас, как обычно, коротко распрощается и положит трубку. Игорь не торопился. Помолчал немного и спросил:
— Что-то еще?
Ему бабушка, что ли, сказала? Навряд ли. Она вообще старается лишний раз с Игорем не общаться. Да и он с ней тоже.
— Алё-о! — позвал куратор. — В чем дело, Мортимер?
Понимая, что поступает глупо, Агата все-таки рассказала про соседнюю лабораторию и про человека, который просил — не просил? — у нее помощи. Игорь сказал:
— Ясно, — и отключился.
Агата поглядела на замолчавший сотовый у себя в руке. А ей так ничего не ясно. Или это было чем-то вроде пожелания спокойной ночи?
Он перезвонил уже в двенадцатом часу. Стефи пришла с сияющими ногтями, с новой стрижкой, с кучей глянцевых журналов, и они успели их рассмотреть и обсудить и даже немного поготовиться к экзаменам. И улечься спать.
— В этой лаборатории, — начал Келдыш с места в карьер, — изучают оборотней. В данный момент там находится опытный образец — доброволец, который дал согласие на ежемесячные обследования в надежде, что однажды его избавят от оборотничества. У Глеба нормальная, человеческая семья, не маги даже, поэтому он находит эту свою способность очень… раздражающей. Так что там не занимаются пытками и не проводят запрещенные эксперименты, как видимо, почудилось вашему богатому воображению. Спите спокойно.
И опять отключился. Даже не дал ей возможности сказать ему спокойной ночи.
Или спасибо.
— Стефи, не знаешь, а оборачиваться больно?
Стефани изогнула шею, пытаясь увидеть, что в данный момент ее соседка читает, и Агата прочла название книги вслух:
— «Оборотни: легенды, вымыслы, правда».
— Профессиональный термин — не оборачиваться, а перекидываться. Ну а ты сама-то как думаешь — не больно? Вот представь себе: ломает как при гриппе, болят все мышцы, кости — тело перестраивается, потом начинают расти зубы, помнишь, как они у тебя резались? не помнишь, конечно, и я не помню, но мама говорит — температура очень высокая, больно… Лопается кожа…