Да и сейчас ему уж точно было не до этого. Он угодил в какую-то совершенно новую плоскость Парифата и собирался как следует с этим разобраться.
— Я не местный, — чуть подумав, ответил он. — Очень издалека. Заблудился. Можно мне пока с вами?..
— Ну это я даже не знаю, — почесал в затылке Вихрастый. — Я сам-то не могу вот так разрешить. У нас все решают бабки.
— Хм… И сколько нужно? Пара золотых у меня найдется…
Эйхгорн выгреб из кармана уменьшившиеся вместе с ним монеты. Но пигмей только повертел одну в руке, пожал плечами и протянул обратно.
— Что это за круглые штуки? — поинтересовался он.
— Э-э… бабки.
— Ты, видимо, ушибся головой, — хмыкнул Вихрастый. — Ничего, мы тебя к Микстуре отведем. Булки хочешь?
Отказываться Эйхгорн не стал — благо свою долю он явно заслужил. Калач оказался удивительно вкусным… и по крайней мере во рту ощущения ничем не отличались от прежних. Эйхгорн решил пока не думать о том, как это потом будет перевариваться.
Пигмеи перемещались по городу с поразительной скоростью. При этом они ухитрялись оставаться совершенно незаметными. Дважды группе встречались другие пигмеи — еще одна группа фуражиров, втроем тащившая сардельку, и одиночка, летевший верхом на воробье. Похоже, эти человечки жили здесь повсюду.
Оказалось, правда, что живут они все-таки не среди людей. Вихрастый, Сборщик и Несун вывели Эйхгорна за город и еще дальше — в небольшую укромную рощицу. Там, в самой чаще, и обнаружилось их поселение.
Человечки с огромными головами жили в выдолбленных пнях и даже деревьях. Их здесь оказались целые сотни. Носили они искусно пошитые костюмчики из листьев, птичьих перьев, шкурок мелких животных и лоскутков, тоже очевидно украденных у больших людей.
На Эйхгорна все пялились с нескрываемым любопытством — да он и сам чувствовал, насколько выделяется. Одеждой, чертами лица, а главное — пропорциями. Рядом с пигмеями он казался чуть ли не микроцефалом.
Сопровождающие не дали ему толком оглядеться. Несун прибрал все три мешка с наломанным хлебом и унесся к огромному пню, а Вихрастый и Сборщик провели Эйхгорна к кряжистому, очень старому на вид дереву. Там, между корней, примостилась аккуратная круглая дверца.
Нора за ней чем-то напоминала хоббичью. Очень уютная, обставленная изящной мебелью и украшенная разными безделушками, она закончилась просторным залом. Там, в зеленоватом свете гнилушек, сидели в креслах и что-то вязали три скрюченные морщинистые старухи.
— Так это вот такие бабки у вас все решают? — запоздало сообразил Эйхгорн.
— Ну да, — недоуменно глянул на него Вихрастый. — А какие же еще?
— Это вы нам кого сюда привели? — прошамкала центровая бабка — самая скрюченная и морщинистая. — Зачем он нам тут?
Эйхгорн открыл было рот, чтобы объяснить, кто он есть, но его опередил Вихрастый. Во всех подробностях он рассказал, как они с друзьями добывали булку, когда встретили вот этого странного пигмея. Но он хороший пигмей — помог нести добычу. Так мол и так.
— А еще он показывал нам какие-то круглые штуки, — вспомнил Сборщик.
— Да, точно.
— Что еще за круглые штуки? — недовольно буркнула бабка.
— Покажи, — пихнул Эйхгорна в бок Вихрастый.
Тот снова выгреб из кармана монеты. Бабки пристально их осмотрели, поводили кривыми носами, а потом центровая заявила:
— Я однажды видела такую штуку. Только она была размером с мою голову.
— Да, знаю, — подтвердила другая бабка. — Это штука человеков.
— Человеки называют их «деньгами» и очень любят, — добавила третья.
— Почему? — не понял Вихрастый.
— Потому что они человеки. У них все очень глупо.
— А тебе они зачем? — спросил Вихрастый у Эйхгорна.
— Просто он тоже человек, — ухмыльнулась центровая бабка. — Ты ведь человек?
— Человек, — решил не отрицать очевидного Эйхгорн.
— А-а!.. — протянул Вихрастый. — А я-то думаю — до чего же уродливый пигмей… Такая крошечная головенка…
— Но человеки же не бывают размером с пигмея, — напомнил Сборщик.
— Да, один палец человека размером с пигмея.
— Меня уменьшили, — честно признался Эйхгорн. — Один волшебник.
— У-у, волшебник!.. — аж передернуло Вихрастого.
— Фу-фу-фу! — прошипела центровая бабка. — Волшебники не несут ничего хорошего. От них одно зло.
— А у вас самих есть волшебники? — живо заинтересовался Эйхгорн.
— Есть где-то, — неохотно призналась бабка.
— Но мы их не любим! — добавила другая.
— Мы их прогоняем, если увидим! — усилила эффект третья.
Это Эйхгорна огорчило. Значит, в этом отношении пигмеи ему ничем не помогут.
Но они хотя бы могут научить его жить в этом мире гигантов. Рассказать, что тут к чему. Как не умереть с голоду и самому не стать пищей.
Об этом он и попросил пигмейских бабок. Те выслушали Эйхгорна, переглянулись и зашептались… ну как зашептались? Были они явно глуховаты, так что шептали громче, чем иные люди говорят.
— А что ты умеешь делать? — наконец спросила центровая бабка уже у Эйхгорна.
Эйхгорн задумался. Умел он, в общем-то, многое, но что из его навыков может пригодится пигмеям?
— Ну… я могу работать руками, — попробовал он. — Умею чинить разные вещи. Или собирать новые.
— Полезное ремесло, — согласилась бабка. — А вот, скажем, тубаретку сделать смогёшь?
— Конечно, — пожал плечами Эйхгорн.
— Ну тогда живи у нас! — великодушно разрешила старая пигмейка. — Не прогоним!
Глава 49
Жизнь среди пигмеев оказалась не так уж плоха. К Эйхгорну они отнеслись доброжелательно, хотя и несколько бесцеремонно. Каждый прекрасно говорил на парифатском языке и первым делом спрашивал, почему у Эйхгорна такая крошечная голова.
Оказалось, что такие племена пигмеев распространены по всему Парифату. Одни постоянно живут на одном месте, другие кочуют. Многие вовсе странствуют поодиночке или маленькими группами. Человеки и другие большие существа о них знают, но несколько отвлеченно — пигмеи редко попадаются им на глаза.
Все у пигмеев было общее. Отсутствовала не только частная, но даже и личная собственность — если кому что было нужно, он спокойно брал. Денег у пигмеев тоже не водилось, и они вообще не знали, что это такое.
Такие экономические отношения они переносили и на внешний мир. Беззастенчиво воровали у людей все им нужное — от свечного воска до цветных стеклышек. Причем сами они это кражей не считали — да и само слово «кража» в их лексиконе отсутствовало.
Просто добывание.
Конечно, люди страдали от этого не сильно. Много ли нужно таким лилипутикам? Большую часть ими утащенного списывали на крыс или сорок.
Хотя пищу пигмеи обычно добывали не в домах, а на огородах. Самые обычные растения были для них гигантскими, так что одного огурца или помидора хватало на обед всему племени. Естественно, при таком изобилии сами они сельским хозяйством заниматься даже не пытались.
А вот охотились многие. На соразмерных им животных, конечно — грызунов, мелких птиц, лягушек и ящериц. Некоторых из таких зверьков пигмеи и приручали — Эйхгорн пару раз видел наездников на воробьях, а кое-кто водил на поводках крупных жуков.
Эйхгорн быстро перезнакомился со всем племенем. Народом пигмеи оказались очень непосредственным, во многом вели себя совершенно как дети. Правда, глупыми или простодушными назвать их было нельзя. Просто создавалось впечатление, что некоторые аспекты жизнедеятельности им в принципе непонятны.
Например, такая штука, как размножение. Пигмеи двуполы, но у них отсутствует брак или иные формы отношений. Поскольку как-то они все же должны размножаться, Эйхгорн решил, что эти дела у них, видимо, предельно табуированы.
Ребенка Эйхгорн тоже видел всего раз. Потом случайно выяснил, что дети пигмеев рождаются совсем крошечными, но растут с поразительной скоростью и уже через полтора-два месяца ничем не отличаются от взрослых.
За пару дней пигмеи полностью привыкли, что среди них живет странный пигмей с малюсенькой головой и уже не отличали Эйхгорна от всех остальных. Имени его они, правда, так и не запомнили, дав вместо него обидную кличку — Очкарик.
Сами они, впрочем, обидной ее не считали. У всех пигмеев вместо имен были такие вот прозвища, даваемые либо по роду занятий — Сборщик, Лучник, Микстура, Стряпуха; либо по каким-то чертам внешности или характера — Вихрастый, Спун, Толстуха, Большеглазка. Дети обходились без имен… во всяком случае, того единственного ребенка, что Эйхгорн встретил, не звали никак.
Как правило, пигмеи, носившие «профессиональные» имена, занимались только чем-то конкретным. Остальные же трудились где придется и как попало — участвовали в набегах, убирали мусор, работали по дому или помогали «специалистам».
Эйхгорн без труда влился в эту систему. Благо пигмеев окружало такое изобилие, что работали они в целом куда меньше, чем люди. Да и вообще жили беззаботно, не утруждая себя законами и правилами. У них напрочь отсутствовали политические отношения, материальных благ хватало на всех, а самыми страшными преступлениями считались вандализм и хулиганство. Ничего более скверного они даже не могли себе представить.
Правительства как такового у пигмеев тоже не было. Во всяких спорных ситуациях они обращались за советом к бабкам — но те были не вождями, а просто старейшинами. Не было определено даже их количество — просто группа самых старых женщин в племени.
— А почему только бабки? — спросил Эйхгорн у Вихрастого. — Почему не дедки?
— Потому что бабки умнее дедок, — ответил тот.
— Кто сказал? — удивился Эйхгорн.
— Бабки сказали, — пожал плечами Вихрастый.
Впрочем, кроме бабок в этом обществе имелись и неформальные лидеры. Тот же Вихрастый постоянно всеми командовал — и его все слушались. Например, на третий день пребывания Эйхгорна в племени пигмеи устроили нечто вроде субботника — чистили территорию от мусора, истребляли в домах-деревьях личинок, вытряхивали половики, мыли окна, — и руководил мероприятием именно Вихрастый.
Эйхгорн тоже помогал. Меланхолично махал сделанной из веточки метлой, размышляя про себя, как построить здесь летательный аппарат. При его новых размерах задача упрощается во много раз — что сложного в создании игрушечного самолетика? Или добыть буквально капельку флогистона, наполнить им хоть тот же рыбий пузырь, привязать к спине… и парить!
Ну или хотя бы высоко прыгать.
Тем более, что падения теперь стали практически безопасными. Пигмеи без страха скатывались с самых высоких пней, прыгали с деревьев. Всюду у них были лесенки и горки, с веток спускались канаты, а квартиры-дупла встречались даже на самых вершинах. Поселок занимал совсем небольшое пространство — всего-то тринадцать деревьев, — но каждое являлось по сути многоэтажным домом.
Хотя по внутреннему устройству эти квартиры напоминали скорее норы, чем дупла. Выдолбленные в дереве, но довольно извилистые, со множеством комнат. Обычно имелась одна большая, из которой отнорки вели в комнатушки поменьше. Спаленки, кухоньки, мастерские и, конечно, кладовочки.
Кладовочек было особенное изобилие. Не все, но многие пигмеи были жуткими барахольщиками, собирая и скапливая все, что казалось интересным. Найденное в лесу, добытое у людей, сделанное собственными руками — хватало разнообразнейшего добра. Изрядная часть этого мусома хранилась в пигмейских закромах уже годами.
Каких-то контор или общественных зданий у пигмеев не было. Все специалисты работали на дому, массовые развлечения устраивались на открытом воздухе, а торговля отсутствовала как явление. По сути, был только зал для собраний — тот самый, в котором Эйхгорна принимали бабки.
Отсутствовали и культовые сооружения. У пигмеев имелось нечто отдаленно похожее на религию, но оно было напрочь лишено богов и вообще сверхъестественных сущностей. Это скорее напоминало закон кармы — считалось, что если ты будешь хорошо относиться к окружающим, то и у тебя лично все всегда будет хорошо. Ну а если плохо… тогда случится какая-нибудь ерунда. Лягушка съест или еще что-нибудь в таком роде.
Впрочем, к смерти пигмеи относились очень спокойно, даже с каким-то равнодушием. Жили они, как понял Эйхгорн, всего лет десять, но при их ускоренном метаболизме это было очень даже продолжительным сроком. Старость длилась недолго — те же бабки сменялись достаточно часто. Умерших не хоронили — просто уносили подальше в лес и почти сразу же забывали о их существовании.
Истории у пигмеев не было в принципе — ни общей, ни личной. Никто из них не знал даже имен своих родителей. События хотя бы недельной давности казались им несказанно древними и не вызывали ни малейшего интереса.
Строить самолет или воздушный шар Эйхгорн быстро передумал. Ему просто некуда было лететь. Конечно, можно продолжать изучать этот микромир и его обитателей, но он все же хотел вернуться в нормальное состояние. Где-то там немой охранник по-прежнему стерег аэростат и запасы флогистона, и Алатус с каждым днем подплывал все ближе.
А как именно вернуться в нормальное состояние, Эйхгорн уже придумал. Идея пришла к нему, когда он участвовал в охоте на огненную агаму. Не слишком крупная, едва ли сорока сантиметров вместе с хвостом, пигмеям она казалась чудовищным драконом. И однако они одолели ее всего лишь впятером — поймали в веревочные силки и затыкали насмерть копьями.
Копья после этого почему-то просто выбросили — и это вызвало у Эйхгорна недоумение. Он спросил, в чем дело — оказалось, что огненная агама очень ядовита. На нее охотятся не ради мяса, а ради крови и внутренностей — из них пигмейка Микстура делает лекарства.
Но использовать испачканные в этой крови копья уже нельзя — убьют они, конечно, кого угодно, но мясо станет несъедобным.
Эйхгорн выслушал с интересом, а когда пигмеи разошлись — прихватил одно отравленное копье себе. А потом еще и выпросил у Микстуры флакон агамовой крови. Любой человеческий врач отнесся бы к такой просьбе с подозрением, но пигмейка лишь предупредила, чтобы Эйхгорн был осторожен и не вздумал это пить.
Обзаведясь оружием, Эйхгорн стал подыскивать средство передвижения. Конечно, он мог вернуться тем же путем, что и сбежал, но ему почему-то не нравилась эта идея. Наверняка Шторелли давно замуровал ту нору или поставил у входа мышеловку.
Нет, лучше попробовать нестандартные пути проникновения. Через окно, например… или через печную трубу. Кардегарт расположен на экваторе, климат жаркий, но печи в домах все равно есть — для готовки.
Хотя это скорее камины, чем печи. В центре каждого здания расположен каменный стержень, который одновременно служит несущей колонной, вентиляционным отверстием и жаровней. Кардегартцы пекут в них лепешки, жарят мясо, рыбу, картошку… хотя насчет картошки Эйхгорн не был уверен. Кажется, у местных она не в почете.
Через трубу Эйхгорн и решил проникнуть. А чтобы сделать это — начал брать уроки у Летуна, лучшего в племени воробьиного наездника.
Пигмеи ловили воробьев силками. Тех, что постарше, попросту ели, а вот молодых выхаживали и приручали. У них имелась самая настоящая воробьюшня на одиннадцать голов — птицы привыкли получать пищу от двуногих и не возражали носить их на спинах.
На одной из птиц Эйхгорн и стал учиться. Самолет, вертолет, воздушный шар… если ты никогда не поднимался в небо на спине воробья, ты просто не знаешь жизни. Попробуй, удержись на скользких перьях, не свались с довольно-таки мелкой птички.
Но с каждым днем у Эйхгорна получалось все лучше и лучше. Он уже мог заставить воробья выделывать фигуры… ну пусть не высшего пилотажа, но хоть какого-то. Если бы птице — да и ему самому! — не требовался отдых, Эйхгорн пожалуй и вовсе бы не опускался на землю.
Пигмеи не обращали внимания на его полеты. У них каждый развлекался по своему усмотрению, и никто не возражал, пока это не мешало остальным. Ворчала разве что Зернышко — ходящая за воробьями пигмейка. Ее раздражало, что Очкарик катается на воробье просто так, безо всякого толку.
В свободное от полетов время Эйхгорн учился пользоваться копьем. Именно копья в основном использовали пигмеи на охоте. Большие и тяжелые рогатины — когда имели дело с крупными зверями вроде крыс и лягушек. Тонкие костяные остроги — когда шли на мелкую дичь вроде жуков и шмелей. И совсем маленькие легкие копьеца — для метания.