Весело, одним словом. Направляясь к поселениям людей, они даже не представляли, как будут общаться с ними. Алексей честно признался, что проявил в этом отношении простейшую самоуверенность. Дело в том, что он имел опыт поездок за границу и, как ни странно, умудрялся общаться и с обслугой в отеле, и с продавцами, а больше ему и общаться-то ни с кем не надо было. Но в этом серьезным подспорьем было использование английского языка. Не сказать, что он полиглот, как, впрочем, и те, с кем он беседовал, но процесс общения все же шел. А тут… Нет, он явно приуменьшил возникновение трудностей с незнанием языка.
Стало очевидным, что с подобным пробелом, да еще и непониманием местных реалий в город, даже захудалый, лучше не соваться. Им не известно ничего – ни какая здесь денежная единица, ни сколько стоит хлеб, про остальное лучше и не вспоминать. Они не знакомы с местными законами и обычаями, поэтому понятия не имеют, что может последовать, к примеру, за оплеуху – пуля в лоб, веревка или пожизненная каторга. Словом, нажить сдуру неприятностей можно было целый железнодорожный состав, причем на абсолютно ровном месте.
Самый оптимальный вариант – это прибиться вот к этой семье и, так сказать, окунувшись в среду, начать изучать язык. Разумеется, если это семейство позволит подобное, но вроде должны. Видно же, что на их главу произвело впечатление то, как незнакомцы расправились с нападавшими.
Полноценного разговора не получилось, чему не стоило удивляться. Но путем самой различной жестикуляции, многократного повторения одних и тех же слов до понимания их значения, пантомимы и использования различных предметов им все же удалось договориться. Семья Кафка – это, похоже, была их фамилия – договорилась с пинками – а вот так вроде называли местных индейцев – о том, что они поставят ферму на берегу какой-то реки у леса. Понятное дело, им не помешает помощь двух крепких парней, тем более если те согласны работать только за еду.
Было бы удивительно, если бы они отказались, это же, считай, даром. Вообще-то Сергею претило подобное, но Алексей его убедил. Поживут малость с местными, вдали от цивилизации, изучат язык, а потом уж можно будет думать о том, что делать дальше. В конце концов, времени у них более чем достаточно, ни много ни мало вся жизнь. Опять же смогут определиться с занятием, потому что здесь компьютерами, похоже, и не пахнет, а потому Алексей гарантированно остался безработным.
Впрочем, Сергей на попытки Болотина прикинуть, чем они могут зарабатывать на жизнь, только покачал головой. Выбор у них небольшой и лежит на поверхности. Сергей промысловик и умудрялся добывать зверя в достаточном количестве даже в их мире, где его уже хорошо подвыбили, сумеет разобраться и здесь. Пусть тут ни куниц, ни соболей, но что-то же есть, а зимы здесь холодные, значит, и в мехе будет нужда. Словом, для него, можно сказать, ничего не поменялось. Остается только договориться с местными пинками о соседстве.
Насколько понял Сергей, на этот небольшой караван напали представители соседнего племени пинков. Вроде как молодежь сбивается в ватаги и бродит по округе в поисках добычи. Такие могут напасть и на местных, вражда у них в крови, потому никто и никогда здесь не расслабляется.
Собственно, именно этим обстоятельством объясняется поведение пинков, напавших на семейство переселенцев. Это не отряд из представителей одного рода, воины которого будут горой стоять друг за друга до последнего и, уходя, постараются унести с собой тела павших, а сборная солянка. Воины из разных родов, объединившиеся ради добычи и имеющие только одну цель – грабеж. Ну и зачем им лишний раз рисковать? Пока было относительно безопасно, они и не думали отходить, желая добраться до вожделенной добычи, но, как только запахло жареным, предпочли убежать, а не идти в последний и решительный.
Наибольший интерес для нападения, разумеется, представляют собой именно белые, потому что с них можно взять наилучшую добычу. Самым ценным трофеем считается огнестрельное оружие, причем ценятся даже кремневые ружья и пистолеты. Впрочем, чему тут удивляться, если и многие белые до сих пор пользуются кремневками.
Но с белых и кроме оружия было что взять. Кухонная утварь, ножи, топоры, ткани… Словом, вот такая семья, разгромленная во время перехода, лакомый кусочек для местных. То же самое можно сказать и о фермах, но это уже крепкий орешек, который подчас невозможно разгрызть и такому сильному отряду.
Немаловажным трофеем считалась и плененная белая женщина. Такие рабыни служили пинкам в качестве общественных наложниц. Никто и никогда не слышал о том, чтобы местные женились на своих пленницах, хотя белые женщины явно нравились дикарям куда больше соплеменниц, поэтому их судьба была предопределена. Когда женщина теряла привлекательность и уже не могла помогать по хозяйству, ее убивали. Вот так просто и без затей.
Сергей удивился было тому, что Кафки решили поселиться в этих диких землях, лишенных защиты армии. Раз уж пинки так любят поживу, то можно ли чувствовать себя в безопасности на их территории? Но старый Кафка Бедрич заверил, что местным верить можно всегда. У него не было никаких сомнений в том, что если бы он сунулся сюда без позволения, то их ждала бы смерть. Причем попавшие в плен в прямом смысле завидовали бы мертвым. Пинки очень жестоки и над пленниками, приговоренными к смерти, куражатся от души. Относительно повезло бы только женщинам, которых ждала участь рабыни, а в конце – смерть без мучений.
Но если местные дали свое согласие на проживание посторонних, то можно не сомневаться – ни этот конкретный род, ни другие представители их племени не украдут даже овцу. От тебя требуется только одно – неукоснительно выполнять все пункты договора. Если ты честен, то будь уверен, тебе ответят тем же. Единственная опасность исходит от вот таких банд, но они несут угрозу и самим хозяевам земель. Так что тут все по-честному.
Кстати, судя по словам Бедрича Кафки, у пришельцев имелся неплохой аргумент для торга с местными. Эти парни не государственное земельное управление и не так жадны, потому с ними можно договориться относительно недорого. Тем более что у новых знакомцев имелось то, что несомненно заинтересует пинков, разумеется, если Сергей и Алексей не захотят оставить это у себя. Бедрич имел в виду их арсенал.
А добыча, по местным меркам, пришельцам досталась солидная. Кремневое ружье, два пистонных пистолета, двустволка с переломными стволами, пара десятков патронов к ней, порох, пули, пистоны, кремнии. Несколько ножей и боевых топориков на манер томагавков из детских фильмов про индейцев. Разумеется, лошади в количестве четырех голов, которых переловили младшие дети Бедрича, пока взрослые разговаривали. Было еще кое-какое имущество с убитых дикарей, но это уже особой ценности не представляло, хотя и могло служить предметом торга с местными.
Семейство Бедрича Кафки оказалось довольно большим. Родители, трое сыновей от двадцати с лишним до двенадцати лет. Две дочери лет шестнадцати – восемнадцати, глядя на них, и не поймешь, кто старшая, а кто младшая. Развитые девки, ничего не скажешь. Жена старшего сына и их трехгодовалый сын. Это были не все дети. Один сын погиб в прошлом году в столкновении с пинками, еще двое и одна дочь умерли в младенчестве. Алеш и Хана, это сын с невесткой, тоже успели потерять двух младенцев. По всему выходило, что жизнь здесь суровая. Впрочем, скорее медицина на низком уровне, ведь в основном умирали именно дети.
С другой стороны, нельзя было брать за образец именно эту семью. Вот у брата Бедрича десять детей, и ни одного не схоронили. Глава семейства утверждал, что все в руках Создателя и происходит по воле Его. Но все одно, смертность просто зашкаливала.
Пила со звонким вжиком елозила по пропилу, с каждым разом углубляясь в ствол по миллиметру, может, больше, может, меньше, но от того ее работа не была менее неумолимой. Наконец послышался легкий треск. Сергей посмотрел на Алексея, с которым на пару орудовал двуручной пилой. Потом они не сговариваясь посмотрели на Радоса, восемнадцатилетнего парнишку, упершегося в ствол длинной жердью, чтобы придать падающему дереву дополнительной уверенности.
Старший, Алеш, сейчас вместе с отцом занят поднятием целины на будущих полях. Сестры и невестка ошкуривают доставленные к строительной площадке сосновые хлысты. Младший из сыновей, Синек, осуществляет доставку, используя двух лошадей и своеобразный передок, на котором закрепляется один конец ствола. Тут недалеко, собственно поэтому этот участок и выбрал Бедрич. Ввиду этих причин лесорубы никак не поспевают за возчиком и женщинами, справляющимися со своей частью работы куда быстрее.
Вот так и получилось, что помощником у них оказался средненький Радос. Но парнишка, по своему обыкновению, витал где-то в облаках. Такое впечатление, что и не крестьянского рода, а из интеллигентов каких, все время о чем-то думает и мечтает, словно не от мира сего. Вот и сейчас он настолько устал ждать, когда же эти двое допилят подрубленное с противоположной стороны дерево, что опять улетел в облака.
– Радос, ты с нами? Радос!
– А?.. Что?..
– Ау, мы здесь. Дерево трещит.
– Ага.
Парнишка-то молодой и где-то там мечтатель, но не сказать, что худосочный. На что Сергей был высок и крепок, однако Радос ему ничуть не уступит. Вот он надавил. Вроде ничего не произошло, но тренированное ухо, а главное, руки пильщиков четко уловили легкое потрескивание. Пила заелозила быстрее и свободнее, треск из едва различимого превратился в нарастающий, и стало заметно, что дерево начало свое неуклонное движение. Все. Дальше оставаться рядом опасно. Они отбежали в сторону, прихватив с собой пилу. Треск стал оглушительным, слышно, как рвутся древесные волокна, наконец звук достиг противной зубодробительной ноты, и, проламываясь сквозь кроны соседних деревьев, ствол упал на землю.
Чем хорош участок, выбранный для вырубки Бедричем, так это тем, что лес здесь смешанный. С одной стороны, материала для строительства предостаточно. С другой, лиственные деревья растут более тесно, чем в сосняке, и срубленные стволы вынуждены проламываться сквозь кроны и ветви соседей, благодаря чему удается избежать удара ствола о землю и его раскола.
Теперь нужно обрубить все сучья, распилить ствол на равные части, которые можно использовать на строительстве. Здесь их, пожалуй, будет три, да еще одна часть вполне сгодится на хозяйственные постройки, туда лес идет поплоше.
– Ну, ты чего опять мечтаешь? – осуждающе покачав головой, в сердцах выпалил Сергей.
За десять дней совместной работы на лесоповале они худо-бедно научились общаться. Язык местных имел мало общего со славянскими, но многие слова были схожи как по звучанию, так и по значению, поэтому изучение шло полным ходом. Разумеется, разговаривали они через пень-колоду, с невероятным акцентом, да еще и время от времени приправляя речь русскими словами, но в сравнении с тем, что было две недели назад, когда они чувствовали себя инопланетянами, разница была просто колоссальной.
– Извините, я больше не буду, – в который раз потупился парень. Эдакий облом с видом нашкодившего мальчишки. Картина маслом, йок макарёк.
– Леш, это он уже в который раз извиняется?
– А я помню? Кажется, еще с первого дерева началось.
При этих словах парень покраснел еще гуще.
Пришельцы старались разговаривать на рустинском, так как им необходима была практика. Поначалу были опасения, что, возможно, этот язык не является государственным. Мало ли, вон в ту же Америку на Земле ехали со всего света, и всех там принимали, а здешняя ситуация была чем-то схожа. Но их заверили, что хотя Рустиния – небольшое королевство в Старом Свете, Новая Рустиния является его частью и государственный язык полностью соответствует.
– Это он все время про Гнеську вспоминает, – послышался задорный голос Синека, успевшего вернуться.
– О! А ты-то чего так мельтешишь, не поспеешь за тобой.
– Я что, дядько Сергей, там бабы и вовсе как с цепи сорвались. Все на меня покрикивают, чтобы возил быстрее. Я им – мол, валить лес не успевают, а они не верят, говорят, что я все придумываю.
– Ясно. Не терпится бабам в своем доме обосноваться, вот и торопят, – сделал вывод Сергей.
Вообще-то в подобной спешке хорошего мало. Во-первых, лес нужно рубить после первых морозов, чтобы движение соков прекратилось. Во-вторых, не мешало бы материал просушить. Но, как видно, здесь определяющим фактором было время, поэтому тем обстоятельством, что стены потом еще долгое время будут плакать смолой, решили пренебречь, как и тем, что по мере просыхания дерево неизбежно будет деформироваться и появятся щели. Впрочем, со всем можно бороться по-своему – стены обработать, щели дополнительно законопатить. А вот крыша над головой – это куда серьезнее.
Бедрич уже закидывает камешки насчет зимовья, мол, оставайтесь, будет вам и крыша над головой, и сыты будете. Вот только понимает, что бесполезно это. Не из голытьбы парни и не из лодырей. Правда, Алексей поначалу был уж очень неловок, но не бездельник, это точно. Не останутся. А ведь и зимой нужно будет валить лес. Сейчас-то они только временное пристанище собираются сделать, основной дом поставят лишь к следующей осени. Ясное дело, что изначально расчет был на собственные силы, но грех отказываться, раз счастье подвалило. Вон сразу две пары рук высвободилось, и лес непрерывно заготавливается, и пашня поднимается.
Остается только удивляться, чего эти двое вообще к ним приклеились и согласились работать задаром. У рустинцев вообще принято кормить работников, и это никогда не идет в зачет платы. Иное дело, что на разносолы не рассчитывай, так тут и удивляться нечему. Вот и выходит, что даром парни трудятся от зари до зари не покладая рук, а Алексей так тот и вовсе в кровь их успел стереть.
– Это кто такая Гнеська? – тут же подхватился Сергей, предполагая, что можно мимоходом отвлечься от тяжкого, прямо-таки каторжного труда.
– Да никто. Придумывает он все, – решил отнекиваться Радос.
– И ничего не придумываю! Думаешь, не видел, как вы друг на дружку смотрели?
– Синек!.. – Радос с явной угрозой шагнул к мальчишке, но тот с легкостью отскочил в сторону, дразня старшего брата.
– Ты чего на брата-то взъелся, Радос? – с задорной улыбкой остановил парня Сергей, хлопнув его по крутому плечу. – Нешто он тебе плохого желает?
– Так издевается же.
– Ну уж тебя и подразнить нельзя.
– Так не отдаст за меня Гнеську ее отец. Они уж три года как обустроились близ форта Опань, а мы только прибыли, да еще и на пинкскую территорию направились.
– Ну и что? Вам льготы положены, никаких налогов, только обживаться. Семья вы работящая, вон, твой отец говорит, земля эта сама молит о плуге, так что очень скоро подниметесь.
– Так опасно здесь.
– Ну если она тебя любит, то… А она тебя любит?
– Не знаю, – покраснев, куда там девке, произнес Радос.
– Здрасте приехали. Ну вы хоть встречались? – Удивлению Сергея не было предела.
– Встречались. Мы на гульбище вместе ходили.
– В смысле – вдвоем?
– Нет. Но она там тоже была. Мы даже один раз вместе танцевали кабру.
Ага. Кабра – это местный танец, что-то вроде кадрили. Рустинцы вообще во многом напоминали славян, и многие обычаи были похожи. С другой стороны, люди – они везде люди. Вот взять то же гостеприимство, которое в ходу у очень даже многих народов, не имеющих общих корней, а подчас и веры. Или кровная месть, которая была у всех народов без исключения, просто где-то этот обычай повыветрился, подзабылся, а где-то нет. А привилегированное положение мужчин по отношению к женщинам – это и вовсе повсеместно. Словом, схожести можно было удивляться, но не так чтобы проводить параллели. Рустинцы, они и есть рустинцы и к славянам отношения не имеют, хотя и есть сходства в обычаях, в быту и культуре. Вот кабра, например, веселый, разбитной танец, который нужно танцевать в паре, как и кадриль, которая задорная и непокорная.
– Радос, а ты ей хотя бы говорил, что она тебе нравится? – не унимался Сергей. По сердцу ему этот паренек, хотелось бы помочь, вот только еще знать бы как.