Глава 18
Их утро началось необычно. Горничная пришла на работу вовремя, но, в отличие от предыдущего дня, одета была очень скромно и старалась не попадаться хозяевам. Тайра, однако, все же улучила момент, и, поймав девушку за руку, усадила рядом с собой. Опухшие веки, покрасневшие глаза сказали многое, но от вопросов горничную избавить не могли. Она и не сдерживалась особо.
— Ритка…пятнадцать исполнилось… первый день вчера на работу вышла… — Всхлипывания заглушили ее дальнейшие слова.
— Ты толком можешь рассказать, что за Ритка и что с ней случилось? — Глаза девушки разом высохли. Соснову показалось, что она сейчас сорвется на крик.
— Это вы мне расскажите, как сестренка погибла! Вы туда ездили! — Спазмы в горле не позволили ей выплюнуть слова, как хотелось, но сиплый голос подействовал не хуже истеричного визга. Супруги молча переглянулись.
— Это был несчастный случай… — Горничная подхватилась с места.
— Так, значит это правда! Ее убил один из правителей, а все граждане сговорились! Я… — Тайра коротко и точно ткнула пальцами в шею девушки. Та упала бы, но сержант вовремя поддержала ее и усадила безвольное тело на стул.
— В аптечке должен быть транквилизатор… — Алексей кивнул, метнулся в гостиную. Когда веки горничной дрогнули, в ее плечо уже впилась иголка автоматического инъектора. Девушка слабо пошевелила руками, пытаясь освободиться, но быстро обмякла на стуле.
— Слушай меня, слушай! — Соснов похлопал ее по щекам. — Если ты кому-нибудь скажешь тоже, что и нам, ты просто исчезнешь. Этот человек опасен, он убил твою сестру и, если понадобится, может уничтожить свою семью. Тебе страшно и тяжело сейчас, мы понимаем это. Никто не узнает, что ты говорила нам. Слушай меня, сейчас мы поставим тебе еще один укол, ты проспишь до полудня и будешь чувствовать себя лучше. Спать. — Алексей махнул рукой, и Тайра снова прижала инъектор к руке горничной.
— Ты что, программировал ее? — Соснов положил спокойно посапывающую девушку на диван в гостиной, прикрыл ноги пледом и только тогда повернулся к жене.
— Релаксен-250, который мы ей вкололи, имеет очень интересный побочный эффект — примерно через минуту после попадания его в кровь отключается контроль над сознанием. В течение тридцати-сорока секунд человек может слушать указания, но уже не в состоянии возразить на них или поставить психологический барьер. Потом наступает эффект транквилизатора и это «окошко» в подсознание закрывается. Пациент засыпает, а потом не помнит, что ему говорили. Но в большинстве случаев он будет поступать в точности, как ему посоветовали, особенно если знаешь, как говорить.
— Интересно… нам не говорили про это свойство лекарства… — Алексей посмотрел на жену с легкой улыбкой.
— Я девять лет проносил черную форму репортера. От кителя следователя службы гражданской безопасности она отличается лишь эмблемой. Это правильно, потому что основы подготовки у нас одинаковые. Основы психической ломки, методика допроса с использованием психотропных препаратов и без них включены в базовый курс обучения и у тех и у других. Правда, всего, что известно следователю, я не знаю — нас учили, что называется, на всякий случай.
— На какой, к примеру? — Соснов пожал плечами.
— Репортер действует вместе с регулярными силами. Может, понадобится допросить пленного…
В этот день Алексей недолго пробыл в своем кабинете. Повинуясь телефонному звонку, он спустился в подземный кабинет своего отца. Вадим Соснов был не один — маленькую комнату мерил шагами его ближайший помощник, полковник Константин Сергеев. Собеседники о чем-то жарко спорили — это было заметно по пылающим лицам, осколкам чашки на полу и отсутствием в комнате столь почитаемых верховным жрецом живых обоев. Серые панели мониторов нагоняли тоску, придавая некогда яркой комнате вид временного убежища городских партизан.
— Садись, разговор нам предстоит долгий… Налить тебе что-нибудь? — Соснов-старший кивнул сыну на столик, где стояла полупустая бутылка коньяка и тарелочка с несколькими ломтиками лимона в сахаре. Алексей помотал головой.
— Правильно, в таких делах надо иметь ясную голову. — Несмотря на это заявление, Константин опрокинул в себя рюмку коньяка, поморщился от крепкого дубового духа, и со стеклянным звоном брякнул посудину на стол.
— Как тебе понравились, сын, члены нашего Совета во время отдыха? — Полковник махнул жрецу рукой — помолчи, мол. Вадим с улыбкой набил янтарную трубку табаком, чиркнул спичкой. За это время Константин сделал два круга по комнате.
— Меня до сих пор трясет, как я эту сучью морду вспомню! Такую девку ухлопал… И думаешь, это в первый раз? Советники зажирели, делают, что хотят, а мы, все кто подле храма, за ними бегаем, говно подбираем и в пакетики раскладываем!
— Кось… меньше эмоций, я тебя прошу… — Жрец выпустил клуб ароматного дыма, чуть прищурился от удовольствия.
— Во тебе эмоции! - полковник ударил ладонью по локтевому сгибу, подбросив вверх сжатый кулак. — Я вчера в дипломата играл, сегодня скажу то, что думаю. Закрывать их всех надо было еще пять лет назад, а мы все нянчимся с ними, словно это святые солнцепоклонники!
— Боюсь, наш парень так ничего не поймет… — Вадим развернулся к Алексею, не обращая внимания на поток ругательств, который лился из Константина. — Суть же нашей беседы заключается в следующем — мы хотим, чтобы ты, сынок, знал — Храм готовится сместить городской Совет. Мы считаем, что Восточно-Сибирску необходимо новое руководство. К сожалению тот…ммм эпизод, свидетелем которого ты был — не единственный за последние годы. Пиры с дорогими винами, девочки-полугражданки, личные самолеты, судебные тяжбы по различным поводам — от езды в пьяном виде до стрельбы по окнам…все это дорого обходится нашей казне. Но главное в другом — как бы мы не старались замять любой из проступков членов Совета, он все равно становится известен. Да, конечно, не всем — но недовольство, как нарыв, имеет свойство накапливаться постепенно. Если оно прорвется наружу — прольется кровь. Одно дело — подкупить семью полуграждан, чтобы они не обращались в суд, который, справедливости ради говоря, все равно особо их жалобами не интересуется. Но если граждане узнают, в какой роскоши живут члены Совета, пока их соотечественники давятся полуфабрикатами, ютятся по десять человек в трехкомнатной квартире и тратят маленькие сбережения в клиниках по омоложению… Тогда будет гораздо хуже. Мы не зря гордимся сильными людьми — стоит им захотеть свергнуть Совет сегодня, завтра вся эта кодла будет расстреляна… Но ты понимаешь, что это будет значить для страны?
— Гражданское неповиновение… — Жрец согласно кивнул Алексею и снова затянулся трубкой. Соснов почувствовал, как пересохло в горле и, не глядя, плеснул в бокал коньяка. Нос защипало, когда он опрокинул горькую жидкость в рот, но на это лейтенант не обратил внимания. «Гражданское неповиновение» — самый страшный аргумент для любой власти, особенно, если у каждого совершеннолетнего жителя дома стоит оружейный сейф. На таких не натравить верную армию, потому что они как раз и есть — твоя армия. Что может противопоставить впавший в немилость повелитель? Горстку личной гвардии? Да, если только гвардейцы не решат присоединиться к соотечественникам, предъявив им голову начальника в качестве доказательства чистоты помыслов.
— Смотри, — Вадим положил на стол тяжелую книгу в переплете из натуральной кожи. Алексей машинально развернул ее на заложенной странице. «Поставлю я вас как смотрителей маяка, следящих за неугасающим светом веры в сердцах людей. Мерилом вашей преданности станет спокойствие в городах ваших. Отправляю я вас, как судей и палачей, ибо сказано до нас «Не судите и не судимы будете», я же говорю вам «Сильнейшие судить будут достойнейших и победят на суде». Равны под светом Солнца вы и правители ваши, все кто в полной мере осеняет себя знаком его», — прочитал Соснов.
— Храмовникам завещана миссия по сохранению спокойствия? — Жрец кивнул, закрывая книгу, на обложке которой золотом блестел заголовок «Сказано о Гардарике».
— И нам придется ее выполнять, как завещано предками… — Алексей скривил губы.
— Разве эта книга издана не в середине века?
— Какая разница, когда ее написали? Главное, что мы не одно десятилетие живем по принципам, которые описаны там. Не забывай, сын, что именно «Сказано о Гардарике» стала основой для создания Конституции нашего государства. Что же касается стиля изложения — простим неизвестному гению его слабость к цветастым фразам, о которые сломали языки толкователи.
— Положим, в мифах вы — «судьи и палачи». А что скажут по этому поводу в управлении гражданской безопасности? О президенте, который утверждал всех членов совета на должность, вы подумали? Или о том, кто придет им на смену?
— Трижды «да», сын. Только не спрашивай меня, как именно мы решим эту проблему — просто поверь, что все будет в порядке. Нам нужно совсем немного…
— Отряд надежных ребят, который зачистит дома членов Совета. — Полковник не вынес долгого молчания. — Кое с кем я сам разберусь, но это нужно сделать одновременно. После удачного завершения операции — а в этом я не сомневаюсь, верховный жрец обратится к жителям Восточно-Сибирска с речью…
— … О том, что граждане начали убивать своих? — Собеседники озадаченно посмотрели на Алексея. Потом Вадим довольно рассмеялся.
— Вот, оказывается, что тебя смущает — нарушение принципа! Ты, видимо, не видел передач на третьем, храмовом канале по телевиденью?
— Каюсь, я его никогда не смотрел.
— Тогда все ясно. Каждый добропорядочный гражданин знает из передач, которые там транслируются о том, что нарушение мелких жизненных принципов со временем приводит к гибели. «Каждый проступок стягивает петлю на шее», — процитировал жрец, — Солнце не может карать тех, кто нарушает общественный порядок, Перун хотя и всевидищь, далек от земных дел. Поэтому все граждане знают — за проступки покарают те, кто избран на роль палачей. Так что все просто — вы убираете советников, храм начинает вещать на всех трех каналах с экстренным обращением к гражданам. Мы покажем запись нескольких казней и расскажем о том, что первыми, кого поразил груз собственных проступков стали люди, небрежно распоряжавшиеся своей властью. Скажем и о том, что лучшие из служителей храма чувствовали скопившийся гнев народа, и стали его проводниками, испепелив в едином порыве все отступников от идеалов Гардарики.
— Бред полный… — Именно поэтому Алексей понял, что телезрители поверят в слова обращения. Они решат — программы ТВ подготовили их к этому, что все граждане связаны между собой незримым образом и каждый из них способен решать судьбы правителей. Они поверят в это, потому что слишком лестно чувствовать свою силу, потому что именно на ощущении всемогущества каждого из них стоит Гардарика.
Глава 19
Верховный жрец не торопил сына с ответом. Они прервали свою перепалку, отправившись на второй этаж — за обедом. В обычной суете столовой Константин изменился. Как и в прошлый раз, он наполнил поднос упаковками разносолов, глянул на своих спутников и щедрой рукой сыпанул им, не глядя, по несколько видов блюд. Полковник лихо ввинтился в толпу, выбрал столик попросторнее и замахал спутникам руками. Обед он, несмотря на выпитый в кабинете жреца коньяк, начал со стопочки лимонной водки.
— Завтра, Леха, познакомлю тебя с остальными членами группы. — Соснов едва не выронил пластиковую вилку. Дядька не утруждал себя сомнениями по поводу своего подопечного. Для него, казалось, все вопросы уже были решены.
— Тайра нам тоже пригодится… — Вадим сказал это тихо, словно продолжая начатый внизу разговор о карьере молодых людей. В сущности, так оно и было, если не принимать во внимание способа, которым они должны были заслужить повышение.
— Мы подумаем… — Жрец легким жестом прервал сына.
— Потом скажешь это. Сначала я покажу тебе еще кое-что. Думаю, небольшая беседа убедит тебя окончательно. — Больше Вадим не произнес ни слова. Он неторопливо съел томатный суп-пюре, с видом гурмана обглодал жареные свиные ребрышки, запивая их густым темным пивом. Каждый глоток этого напитка приносил в воздух над столом капельку ячменного духа и запаха жженого солода. Угощение северян на удивление хорошо шло к жирной пище — Вадим не раз уверял сына, что подобное сочетание продуктов не только безопасно в умеренных количествах, но и полезно для организма.
Неторопливая трапеза заняла около часа. Лишь когда Алексей начал ерзать на стуле от нетерпения, его спутники поднялись с мест. Полковник кивнул им и отправился куда-то наружу, а Сосновы вновь спустились в подвал храма. Теперь комната встретила их грозовыми тучами на стенах. Яркие вспышки молний вырывались из черно-синей глубины, на миг озаряя комнату. Тихие раскаты грома и легкий, посвежевший воздух дополняли картину, создавая полное ощущение того, что гроза рокочет прямо за тонким стеклом экрана.
— Хорошо, — едва за ними закрылась дверь, сказал Соснов-младший, — Допустим, ваши передачи подготовили часть граждан морально к смене состава городского Совета. Но ты так и не сказал мне, как это событие воспримет руководство Солнечной Партии, управление страной, и наконец, сам президент. Неужели им вы тоже показываете такие фильмы?
— А ты сам у него спроси… — Жрец повел рукой по воздуху, и дверь открылась. Алексей замер. В комнату неторопливой походкой чуть прихрамывая от давнишнего ранения вошел человек, которого знала вся страна. Президент, по своему обыкновению, был затянут в броню — точно такую же, в которой он выходил к гражданам. Посмотрев на людей, находившихся в комнате, он слегка улыбнулся.
— Солнечный привет, старлей… — Известный с младенчества голос звучал мягко, но с легкой укоризной — словно пожилой учитель распекал нерадивого школьника, который налетел на него в коридоре.
— Да озарит оно ваш путь… — Алексей торопливо вскочил, освобождая кресло президенту. Его отец, к удивлению, остался на месте.
— Вот он — тот человек, который первым выступит в вашу поддержку. Тебе стоит послушать совета отца… — Соснов замер рядом с креслом, чувствуя, что с миром вокруг происходит что-то неладное. Сейчас он либо должен сойти с ума, либо получить объяснение, по какой причине глава государства явился в этот подвал.
— Все просто Леха-летеха, — Президент заговорил другим голосом — точь-в-точь, как дядька Алексея. — На самом деле меня нет. Да и не было никогда, если говорить по чести. — Соснов на подгибающихся ногах шагнул вперед, едва не упал, но дотянулся рукой до пластины брони президента. Пальцы прошли через нее свободно, как будто там ничего, кроме воздуха не было.
— Жрецам храма Солнца не к лицу заниматься мирскими делами в открытую. А среди членов Солнечной партии много толковых людей — и все они хотели получить пост президента. Но народу нужен лидер — так было всегда, и не нам ломать традиции. Здесь мы встали перед, казалось, неразрешимой задачей — никто из нас не мог завоевать любовь всех граждан, потому что у каждого есть соперники, да и люди склонны менять свои предпочтения. Если же искать и взращивать лидера, неважно, среди жрецов или среди партийцев, он рано или поздно забудет об оказанной ему услуги и захочет власти — полной и безграничной. Тогда и было решено — чтобы не было распрей, пост нужно упразднить. А для людей — создать идеальную личность, за которой они пойдут в огонь и в светлое будущее… Наши аналитики провели не один месяц за компьютерами, собирая материалы о предыдущих, наиболее удачливых правителях прежней страны. Мы искали те признаки, которые помогли бы нам создать образ правителя — стопроцентного народного любимца. И вот он, перед тобой — бессменный лидер, в чьи уста вложены как мои слова, так и речи, написанные другими жрецами, лидерами Солнечной партии Объединения, учеными-политтехнологами…
— Это же невозможно… как получилось, что вы морочили людям головы десятилетиями? Неужели никто не заподозрил подвоха?
— Леха, ты, по долгу службы видал меня — но как близко ты мог приблизиться — на сто, на пятьдесят метров? — Президент говорил своим обычным, тихим но внушительным голосом. — И это, поверь мне, очень близко. Остальные граждане видели только неясную фигуру в броне на площади или лицо на телеэкране. Те, кто привозил и устанавливал оборудование, конечно же, в курсе происходящего. Но ты сам понимаешь, на такую работу не принимают случайных людей.