— Я никогда не смогу насытиться тобой, — прошептал Ярослав. Его глаза вновь запылали страстью, и такие собственнические чувства читались в них, что ее обдало жаром.
И все началось вновь. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Было только сейчас, только одно мгновение, в котором они были вместе, мгновение, растянувшееся навечно.
Глава 23
Лучи осеннего солнца пробиваясь сквозь толстые стекла спальни, переливались, создавая причудливый узор на шкурах, что покрывали постель. Ярослав открыл глаза, резко садясь в кровати, огляделся и понял — кроме него в опочивальне никого не было. В первую минуту он испугался, не была ли прошедшая ночь очередным сном, что он так часто видел в последнее время. Но повернув голову и увидев в изголовье ложа алую полоску ленты, мужчина улыбнулся, в этот раз его огненная дева была не плодом воображения.
Откинувшись на спину, он закрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли, что роем крутились в голове. Алиса…
Она была здесь, это не сон и не иллюзия. Женщина, которая, за последние несколько месяцев стала его навязчивой идеей, сама пришла к нему нынче ночью. Сколько он мечтал о ней, сколько ночей провел в этой спальне, мучаясь желанием положить ее рядом с собой и сделать своей.
Никакие уговоры, угрозы и соблазны не могли заставить ее подчиниться их совместному желанию. Эта рыжая сладкоголосая птичка ускользала от него и сводила с ума. Ее голос, каждый вечер звучавший в общем зале, заставлял пылать не меньше, чем сладкий вкус ее губ. Она манила и отступала, а он сгорал заживо в бешеном огне желания.
Она всегда напоминала ему огонь… Ее волосы, цвета языков пламени, дикий нрав и те ощущения, что девушка вызывала в нем, все походило на пожар, что уничтожая лес, движется напролом.
Ярослав протянул руку к красной ленте, ткань приятно холодила кожу, поднеся ее к лицу, он втянул воздух и ноздри его затрепетали. Лента хранила ее запах — запах вереска, медовый и терпкий, и запах женщины…
Он зажмурился, желание нахлынуло с новой силой, и мужчина тихо застонал, вспоминая вчерашнюю ночь. Он вспомнил ее робкий стук в дверь, и то, как Алиса появилась в его спальне в плаще, как сердце предательски застучало, когда он понял, что она надела его подарок. Боже, что сделала с ним эта упрямица, если даже такая малая уступка с ее стороны, как принятие его подарка, заставляло кровь быстрее бежать по венам? Стоя посреди его спальни на медвежьей шкуре, с разметавшейся по плечам гривой медных волос, вся укутанная в алый плащ, отороченный соболем, она походила на Девану — богиню охоты его предков.
Дед рассказывал ему, что Девана являлась в облике красавицы, одетой в богатую кунью шубу, отороченной белкою, с натянутым луком и стрелами, гордая и смелая охотившаяся в лунные ночи дева. Его же богиня охоты стояла перед ним, и ей не нужен был лук со стрелами, ведь ее взгляд мог победить не только медведя или волка, но и такого опытного охотника, как он.
Ярослав вспомнил, как стоял и не мог вымолвить ни слова, кровь шумела в ушах, тело налилось желанием от одного ее присутствия.
То, что произошло потом, походило на безумие, особенно после того, как он понял, что под плащом Алиса абсолютно нагая. Ее тело прикрывало лишь кружево, похожее на пену, такое диковинное, коего он никогда не видел. Непонятным образом держалось оно на теле, не скрывая ничего, а лишь подогревая желание. Князь боялся притронуться к ней, сделать ненароком больно, спугнуть, ведь она была такая нежная и хрупкая, его озёрная колдунья. Он так хотел соблазнить ее, но в итоге соблазнили его. Ярослав чувствовал себя неопытным юнцом, впервые касающимся женщины, руки его дрожали, голова шла кругом, только от осознания того, что Алиса в полной его власти.
И все вокруг перестало существовать, все, кроме нее. Он не знал что такое возможно, весь его мир уместился в одной женщине, и не было ничего важнее нее: ее потемневших от желания глаз, нежных губ и срывающихся с них тихих стонов. И он пил эти стоны, сходя с ума и мечтая, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
Лежа в кровати и сжимая в руках ее подарок, оберег, как назвал он его про себя, Ярослав гадал, почему она не осталась с ним до утра. Проснуться рядом с ней, увидеть, как лучи восходящего солнца играют в ее локонах, цвета зарева, еще раз сделать ее своей, но теперь уже при свете дня…
Черт, ему нужно думать о предстоящем походе, необходимо проверить готовность дружины перед выездом, отдать последние указания, а он, как тюфяк, лежит тут и не может выкинуть ее из своих мыслей.
Почему она ушла? Может эта ночь была актом милосердия с ее стороны, ничего не значившим событием? Просто она решила отблагодарить его за подарки и то внимание, что он оказывал ей, или за то, что привез ее сюда из Переяславских лесов? А может, она просто решила приласкать его перед долгим походом, как часто делали местные девицы? Нет, то, как она откликалась на его ласки, какие признания слетали ее губ в ночи, все это говорило о другом. Ярослав в ярости ударил кулаком по ложу.
— Что за женщина, мне никогда ее не понять!
Только он подумал, что Алиса сдалась, что теперь всецело принадлежит ему, как она ускользает, будто утренний туман сквозь пальцы, как видение, оставляя его одного в этой пустой кровати. Она не покорилась, не приняла его условия…
Он молил Бога только об одном, чтобы этой ночью она зачала от него дитя.
Ярослав понимал, что только так сможет удержать ее навсегда подле себя. На его губах заиграла мечтательная улыбка, каково это, видеть, как округляется ее живот, как в ней растет новая жизнь, их общее дитя. Баловать ее, заставлять смеяться и петь, так, как умеет только она, и чтобы это было только для него.
Алиса родит ему много детей, он так решил и это будет так. Сильных и смелых сыновей с характером отца и диким нравом матери. Дочерей, столь же прекрасных, как и она, с рыжей копной непослушных волос и несокрушимой волей. Когда он вернется с победой, Алиса не сможет уйти, их будет объединять растущее в ее чреве дитя. Тогда ей некуда будет деваться, он будет ее покровителем и защитником до конца дней. Если отец прикажет, то он повенчается с половецкой княжной, но, по праву перворождения, главным станет его ребенок от Алисы.
Наскоро умывшись и одевшись, Ярослав спустился к завтраку, но в главном зале он не увидел девушку. Решив, что Алиса уже поела, он направился к ней в спальню, и опять никого. Время уже поджимало и ему пришлось быстрым шагом отправиться к войску.
В конюшне он начал надевать доспехи, тут же подошел оруженосец, помогая ему. Натянув тяжелую кольчугу, он позволил помощнику расправить ее на мощных плечах. Прохор достал наручи и Ярослав вздохнул.
— Да, Княжич, хоть день и прохладный, а в этом и упариться можно, — посочувствовал оруженосец, помогая завязать ремешки, которыми наручи крепились к кистям рук.
— Что ж поделать, коль на войну едем, так надо во всей красе дом родной покинуть.
— И то верно, народу уже высыпало тьма, кажись весь Киев вышел проводить дружину. — Ярослав слушал его в пол-уха, вдруг он увидел темноволосую головку среди общей суеты, быстро промелькнувшую в толпе.
— Бейлик! — взревел он. — А ну быстро сюда! — Мальчонка тут же развернулся, нашел его глазами и начал пробираться к Ярославу, расчищая себе путь среди воинов локтями.
— Звали, князь? — ребенок в восхищении рассматривала воина, одетого в боевые доспехи. Прохор достал поножы, что защищали ноги воина во время битвы и Ярослав начал помогать, ему крепить их к доспехам.
— Ты случаям, Алису с утра не видел?
— Нет, господин, со вчерашнего вечера не видовал, как она пела, как пела! — Лицо мальчика озарила сияющая улыбка. — Это странно, она всегда за завтраком, поутру, сидит со мной в главном зале и рассказывает смешные истории. — Ярослав нахмурился, в нем шевельнулась ревность, он всегда вставал на заре и чаще всего не заставал Алису в главном зале. Оказывается, этому мальчонке доставалось много ее внимания. Мужчина поймал себя на мысли, что хотел быть на месте ребенка.
— Не приболела ли госпожа случаем? Она была такая странная вчера, — пробубнил Бейлик себе под нос.
— Нет, с ней должно быть все хорошо, — успокаивая скорее себя, чем ребенка сказал Ярослав. Не сделал ли он ей вчера больно? Не заболела ли она, а, может, сбежала? Нет, чушь это все, она не настолько глупа…
— Хочешь померить шлем? — На лице мальчика отразилась неподдельная радость.
— А можно? Эх, будь я не так мал, я бы пошел с вами, бить врага.
Надевая ему на голову большой, шлем, со специальной пластиной, защищавшей нос, князь засмеялся.
— Успеешь еще, вот подрастешь, возьму тебя в оруженосцы, чтоб подучился.
— Спасибо, княжич, я не подведу! — С этими словами Бейлик отдал шлем и схватив палку, валявшуюся на земле, убежал к выходу.
— Пора, князь. — Ярослав кивнул старику и, подойдя к Агату, забрался в седло.
Мощный, черный, как ночь, конь неспешной походкой вышел из конюшни. Ярослав знал, что они с Агатом представляли грозное зрелище. Огромный конь и всадник в полной боевой амуниции медленно двигались сквозь коридор людей, что вышли проводить их на битву с вражьей силой.
День был пасмурный, но Ярославу все равно было жарко. Одет он был в зерцало, состоявшее из крупных позолоченных пластин, соединенных ремнями и весившее, казалось, целую тонну. Защитные щитки на ногах и руках делали его вид еще более устрашающим. Шлем, он держал в руке, собираясь надеть его позже. Волосы по обычаю были распущены, и лишь по бокам заплетены в тугие косы, чтоб не мешать воину. Проезжая сквозь толпу к воротам, он в смятении оглядывал все вокруг.
«Покажись, выйди… дай мне увидеть тебя, прежде чем я уеду, возможно, на верную смерть», — молил он про себя, но копну рыжих волос в толпе так и не увидел. Доехав до ворот и спешившись, Ярослав поприветствовал отца почтительным поклоном. Прослушав напутственную речь, что нужно быть сильными духом в борьбе за Русскую землю, он дал знак дружине и те двинулись вперед, под одобрительные возгласы толпы, через главные ворота.
Ярослав наблюдал, как воины проходят мимо него, выстраиваясь в стройные шеренги, и думал о том, что многие из них не вернутся в родной дом. Скольких бойцов и друзей он потерял в битвах, а скольких еще предстоит потерять? В этот момент в его душе шевельнулось странное, не свойственное ему чувство — он захотел покоя. Как часто они спорили с братом… Владимир говорил, что устал от войны, что ему милее дом, дети и простые хлопоты мирской жизни. Ярослав же вечно рвался в бой, обычная жизнь казалась ему скучной, и только в бою он чувствовал, что живет. Но теперь князю не хотелось сломя голову мчаться в атаку, подвергая свою жизнь опасности. У него появилось то, чем стоит дорожить, что он может потерять. И все это можно было выразить одним диковинным словом — Алиса.
Что-то отвлекло его внимание, над воротами, там, где располагались смотровые башни, мелькнуло красное пятно. Ярослав напрягся, этот цвет он не спутает ни с одним другим. Соскочив с коня, он помчался к ближайшей лестнице, что вела на крепостную стену. Перепрыгивая через две ступеньки, князь в мгновении ока оказался наверху и осмотрелся в поисках желанной цели.
Ярко-красный силуэт в плаще на фоне низких туч и серого неба. Она стояла, прижавшись плечом к стене, так, что выступ смотровой башни полностью закрывал ее от взглядов людей внизу, зато она могла видеть все как на ладони. Рыжие волосы трепал ветер, она куталась в плащ, стараясь сохранить остатки тепла. Повсюду в воздухе летал пепел, от костров, что всю ночь жгла стража, охраняя ворота.
Ярослав окликнул ее и она, вздрогнув, резко обернулась. Глаза Алисы расширились, потемнели и стали темно-синими, как и осеннее небо у нее над головой. Он медленно приблизился, отмечая про себя, какой хрупкой и беззащитной она выглядит на фоне предгрозового неба, в облаке серого пепла. Как же ему хочется защитить ее, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо и больше никогда не отпускать. На секунду у него мелькнула безумная идея взять ее с собой, но он тут же одернул себя.
В шаге от нее Ярослав остановился и стал всматриваться в это лицо, которое хотел запомнить навечно. Длинные волосы, потемневшие от влаги, напоминали цветом опавшую листву. На ее бледном лице сияли глаза, в которых стояли слезы. Слезы, которые Алиса пыталась скрыть и такая обреченность читалась в ее взгляде, что ему захотелось завыть. Ярослав замер, не в силах двинуться. От ее красоты голова шла кругом, а почти затравленное выражение лица, рождало безысходную ярость в груди.
Ему хотелось упасть к ее ногам и умолять дождаться его, простить о милости быть его навечно. Сказать, что его тело и душа, что он весь без остатка принадлежит ей. Но слова не шли с языка, грудь будто бы сдавило тугой цепью. И он сделал единственное, что сейчас желал, опустился на одно колено подле нее, преклоняясь перед ней, отдавая себя в ее власть, и протянул к ней руку, в которой была зажата красная лента. Оба они понимали, что, как и ночью, этот жест значил гораздо больше, чем выглядел со стороны.
Очень медленно, будто во сне Алиса высвободила руку из складок плаща. На фоне яркой, тяжелой ткани ее рука выглядела особенно бледной и тонкой, дрожащими пальцами она взяла алый кусок материи. Он расплел одну из боевых косичек, что были заплетены по бокам от его лица. Девушка приблизилась и начала вплетать ленту в косу.
Ярослав затаил дыхание, ему вдруг вспомнился их первый поцелуй, в озере, который казалось, был сто лет назад. Тогда он чувствовал, что не только их тела, но и судьбы соединяются в одну. Так и сейчас, ему казалось, что Алиса навечно привязывает этой лентой свою душу к его душе, что теперь они одно целое. И он благодарил Бога, за то, что она появилась в его жизни, что теперь частица ее уедет с ним. Его Алиса — лента в его волосах.
В голове крутилась строчка из той песни, что она пела вчера «Вспоминай мое имя, прикасайся рукой…». Поднявшись с колен, он сделал непроизвольный жест рукой, проведя пальцами по прохладной материи в волосах.
Алиса смотрела на него и еле сдерживала слезы. Вся в облаке пепла, она походила на восставшего из огня феникса. Грудь опять сдавили железные тиски и, не сумев сдержать себя, он подался вперед, желая схватить ее в объятия и вновь сделать своей, но вместо этого, лишь благоговейно коснулся губами ее нежного рта.
Боль, пепел, обреченность… таков был вкус этого прощального поцелуя. С трудом оторвавшись от нее, Ярослав резко отвернулся и, не оглядываясь, пошел прочь, зная, что если пробудет рядом с ней еще хотя бы минуту, не сможет уехать.
Вскочив в седло, он галопом проскакал мимо выстроенного в ряды войска и направил коня вперед. Армия двинулась за ним, но Ярослав не замечал ничего вокруг. Он гнал Агата вперед. Даже не оглядываясь, князь знал, что на смотровой стене еще долго будет виден силуэт в красном плаще.