До села добрался быстро — подгонял холод и ветер.
Дверь в избу была открыта. Саша вошёл, запер дверь на засов.
В комнате у стола сидела Пелагея Лукьяновна. Перед ней стоял чугунок с варёной картошкой, в миске лежали солёные огурцы.
Саша присел к столу, стянул с головы шапку.
— Добрый вечер, хозяюшка.
— Добрый. Раздевайся, мой руки и садись кушать. Проголодался, небось?
— Как волк.
— Смотрю — безбожник ты. Вчера за стол уселся не помолясь, сегодня… Неправильно это.
— Кто теперь знает, что правильно, — с горечью возразил ей Саша. — Если Бог есть, почему он допустил, что люди людей, аки звери, убивают?
— За грехи.
— А дети? Они в чём грешны?
Старушка не нашлась что ответить, обидчиво поджала губы, и Саша решил впредь с ней не спорить. Выгонит ещё в сердцах, а куда ему идти? Не всякий и приютит. За укрывательство окруженцев и неизвестных лиц без документов у немцев наказание одно — смерть. Знакомых пускать боялись, а уж его-то, человека не местного, тем более будут опасаться.
— Хозяюшка, вы можете разбудить меня часов в пять утра?
— Могу, всё равно бессонница мучает. Правда, не знаю, правильно ли ходики идут?
На стене висели древние ходики с гирькой на цепи, мерно тикали. Саша сверился по своим часам, подвёл у ходиков стрелки.
— Теперь правильно.
— Не слышал, что на фронте делается?
— Не слыхал. Радио нет, газеты не выпускают.
— А то полицаи хвалились — немцы под Москвой стоят, со дня на день столицу возьмут.
— Не выйдет у них ничего, не сдадим мы Москву. Сталин из Сибири свежие дивизии подтягивает. Погодите немного, услышите ещё радостные вести.
— Твои бы слова — да Богу в уши.
Утром хозяйка растолкала Сашу.
— Ты просил разбудить тебя в пять часов?
— Да, спасибо.
Он собрался за три минуты. Позавтракал вчерашней холодной картошкой и снова направился в лес.
Но далеко уйти он не успел. Натренированному взгляду показалось — совсем рядом, у третьего от него дома мелькнула чья-то тень. Александр остановился, присмотрелся — никого. Видно, почудилось.
За день он обшарил большой участок леса, но всё было безрезультатно. И третий день прошёл впустую.
Сашу одолевала злость. День шёл за днём, а у него — никаких результатов. Но ведь были зарубки, он сам их делал! Не приснились же они ему!
И только четвёртый день принёс ему удачу, причём сразу, с утра. Едва он начал осматривать деревья, как наткнулся на побелевшие отметки на деревьях.
Саша обрадовался и стал вспоминать детали — в каком именно месте он рыл ямку. Копал неглубоко, лишь бы скрыть драгоценности — не разбрасывать же их по земле, как сеятель зерно. Так, вот две параллельные зарубки на ясене с облетевшими листьями. Там стояла Татьяна, а вот тут он рыл яму для чемодана.
Саша мысленно представил себе положение своё и Тани в тот летний день. Значит, ямка должна быть здесь — он топнул ногой. Конечно, земля подмёрзла, сверху сантиметровый слой снега намело.
Саша принялся копать сапёрной лопаткой. Собственно, копанием это назвать было нельзя. Ковырялся — это будет точнее.
Сапёрная лопатка по сантиметру откалывала замёрзшую землю.
Когда он снял верхний слой, работа пошла быстрее. Неожиданно на лопате тускло блеснуло золото. Ха, нашёл! Саша мысленно похвалил себя за то, что вовремя сообразил сделать зарубки. Если бы не они — никогда бы он не нашёл сокровищ.
Теперь он копал осторожнее, прощупывал землю пальцами, чтобы случайно не отбросить в отвал золотую вещицу. Найденное он складывал в мешок.
Вырытая яма на глазах становилась уже больше чемодана, который в ней когда-то хранился.
Золотые изделия перестали попадаться. Похоже, всё.
Саша взвесил в руке мешочек. Увесистый, но вроде как легковат. Правда, сам чемодан и GPS-навигатор тоже что-то весили. На всякий случай он пропустил через пальцы отвал и, обнаружив в нём перстень с крупным бриллиантом, чертыхнулся.
Пока он копал и выискивал в земле золото, начало сереть, день заканчивался. Как быстро он пролетел!
Саша задумался. Что теперь делать? Идти с мешком к старушке? Рискованно, вдруг на немцев наткнётся, придётся уносить ноги. Да и спрятать мешочек в скромной избе негде. Он хоть невелик, но увесист.
После некоторых раздумий Саша решил снова закопать мешок в ямку и присыпать землёй. Только отметки, видимые с опушки, на деревьях сделать, чтобы не тратить время на поиски места. А отбросить землю и достать мешок много времени не потребуется.
Так он и сделал. Присыпал мешок землёй, притоптал сапогами, снега шапкой насыпал и разровнял. Отошёл на пару шагов, всмотрелся. Совсем незаметно, только кое-где на островках снега следы. Его следы. Непорядок!
Саша подошёл к дереву на опушке и ножом сделал две зарубки. Потом вернулся к тайнику, на соседней ели срезал несколько веток, пятясь задом, замёл свои следы и только теперь с лёгким сердцем отправился к старушке. Свою задачу он выполнил. Теперь надо просто тихо отсидеться пять дней и встретить шар. И всё! Он снова окажется дома, в Москве. И никаких немцев и полицаев вокруг, никакого голода и холода. А войну выиграют и без него. Что значит один человек в борьбе миллионов? Пылинка! Убьют невзначай, никто и не заметит потери.
Саша шёл по опушке и вдруг остановился от неожиданной мысли. То, что шар появился в обусловленном месте за Таней, это понятно. Она сама говорила ему координаты. За ним шар появится в этой же точке. Но вопрос вот в чём. Почему и как шар появился на горящей мельнице? Причём в самый острый, самый критичный для Саши момент. Как они узнали, где он? Наблюдали сверху? Так они не боги. Тогда что ещё может быть? Радиомаяк! Или нечто на него похожее.
От догадки Саша готов был раздеться посреди леса. Остановила мысль: так ведь он уже всю одежду поменял, и единственное, что осталось при нём из прежних вещей — это часы. Выбросить их, что ли? Жалко, часы «Сейко», идут исключительно точно, да и нужны. Как без них во времени ориентироваться? Хотя нет, жаба его душит. Часы с любого убитого немца снять можно. Правда, они механические, но среди них попадаются вполне приличные, швейцарских часовых фирм.
Ноги замёрзли, и Саша двинулся дальше. Он уже предвкушал, как войдёт сейчас в тёплую избу и сядет перед чугунком с горячей картошечкой.
Вот уже и село показалось. Огней нет, только дома темнеют да дымы из труб в небо вертикально тянутся, предвещая мороз.
Осторожно, как всегда, Саша открыл дверь в избу и замер. Из комнаты доносился мужской голос. Саша прикрыл входную дверь, она скрипнула.
— Гостя ждёшь? — спросил мужчина.
— Кого мне ждать? Говорю же тебе — одна живу, — ответила хозяйка.
— А вот я сейчас погляжу.
Саша шагнул за притолоку.
Дверь распахнулась, и в сени вышел мужчина. Саша ударил его ребром ладони по шее. Мужик обмяк и начал оседать. Саша подхватил его и затащил в комнату.
Его встретила побледневшая, держащаяся за сердце Пелагея Лукьяновна.
— Ой, лихо! Я уж думала — конец тебе. Ты что, убил его?
— Пока нет, сейчас очухается.
Саша сорвал с гвоздика кухонную тряпку и сунул мужику в рот. Расстегнув на неизвестном брючный ремень, завёл ему руки за спину и стянул ремнём, как удавкой.
— Это кто такой? — поднял он глаза на хозяйку.
— Полицай. Я тебе говорила про него, Резаным его кличут.
Саша понял, что полицая надо убирать. И из избы и из жизни. Зажился, гад, на свете.
Саша повесил через плечо винтовку полицая, натянул на его голову шапку.
— Лукьяновна, что он от тебя хотел?
— Говорил — ко мне партизаны по ночам ходят, вроде сам видел.
И тут Саша вспомнил, что мерещилась ему тень у забора. Выходит — не показалось.
— Хозяйка, у тебя самогон есть?
— Неуж пить собрался?
— Село от злыдня избавить хочу. И чтобы ни на кого подозрение не пало.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Пелагея Лукьяновна. Она исчезла в соседней комнате и вскоре вынесла пол-литровую бутылку мутного самогона.
— Даже много. Отлейте половину, сгодится ещё.
Хозяйка послушно отлила половину самогона в какую-то склянку.
Вот теперь в самый раз. Саша сунул бутылку за пазуху. Плеснул из ковшика холодной водой в лицо полицаю. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидев Сашу, он задёргал ногами и стал мычать.
— Хорош лежать, вставай! — остановил его Саша. — Сейчас к партизанам пойдёшь — ты же их искал? А потом тебя, гниду, повесят, чтобы своим смрадным дыханием ты жизнь людям не отравлял.
Саша поднял полицая за воротник. Тот упирался, но Саша слегка врезал ему по печени.
Они вышли из дома и дошли до ограды. Место было тихое, подходящее.
Саша резко схватил полицая за шею и подбородок, рванул вверх и в сторону. Хрустнули позвонки, и тело полицая обмякло.
Саша вытащил изо рта Резаного тряпку и сунул её к себе в карман. Потом расслабил ременную удавку на руках убитого и одну руку вытянул вперёд. Плеснул немного самогона ему за воротник, а неполную бутылку вложил в карман полушубка и уже собрался уходить, как вспомнил о винтовке. Чуть не прокололся! Он пристроил винтовку за спину убитому, закинул ремень на плечо. Полюбовался делом своих рук. Со стороны ни дать ни взять — пьяный. Выпил изрядно, упал и замёрз. К полуночи морозец градусов десять стал, позёмка метёт. К утру никаких следов не останется, ни одна собака не возьмёт.
И всё же Саша снял с себя телогрейку и полами её замёл свои следы. Потом быстро оделся, потому как ветерок мгновенно выстудил тело под рубахой, и вернулся в дом к Пелагее Лукьяновне.
Хозяйка смотрела на него с испугом, в глазах Саша прочёл немой вопрос.
— Бывает, — успокоил он её. — Шёл пьяный, упал и замёрз. У тебя, хозяйка, он не был, и ты его не видела. Проболтаешься кому-нибудь по женской глупости — быстро с ним встретишься на небесах.
— Ох, страсти-то какие! Так ты что, убил его?
— Я же сказал: он шёл пьяный, упал и замёрз насмерть. Небось у вас в селе каждую зиму такое бывает.
— Ну уж прямо каждую!
— Я спать пошёл.
— А покушать?
— Завтра поем. Не буди меня.
Проснулся Саша поздно, уж солнце высоко стояло. Он посмотрел на часы — одиннадцать. Давно так не спал.
— Пелагея Лукьяновна!
Тишина. Куда хозяйка деться могла?
Саша оделся, умылся. Увидел на столе чугунок с картошкой, огурчики солёные. Он поел — аппетит был волчий.
Стукнула входная дверь, и в избе появилась хозяйка. Одета она была по-зимнему — валенки, пальто на ватине, шаль.
— Полицая нашли, Резаного. Немцы приезжали вместе с полицейскими из управы. Сказали — замёрз пьяный.
— Так и я про то вчера говорил.
Хозяйка поглядела на Сашу странным взглядом — то ли со страхом, то ли с жалостью. А Саша улёгся на кровать и стал считать, какой сегодня день. Выходило — ждать ему шара ещё четыре дня. И на улицу выйти нельзя, всё время дома сидеть придётся. От безделья волком завоешь. Ни радио, ни газет — не говоря уж о телевизоре. По хозяйству помочь бы Пелагее Лукьяновне, те же дрова наколоть — да нельзя, увидят. Вот и бездельничал, ел да спал.
И, что интересно, как очутился здесь, в 1941 году, так о Москве и о своей прежней жизни не вспоминал. Выживал, воевал с немцами — не до того было. А теперь вот маялся бездельем, и воспоминания нахлынули. Как там Антон без него? В аэропорту после взрыва суматоха была, неразбериха. Однако, пусть и с задержкой, но Антон к нему домой приехал. В аэропорту удивился, наверное, что его, Сашки, нет, хотя договаривались, что встретит. Так и квартира заперта. В милицию запросто заявить может о пропаже друга. Хотя нет, заявление от него не примут — он не родственник. И с работы, небось, уволили за прогулы.
Вот появится шар, окажется он дома. Как объяснить друзьям и на работе, где он находился столь долгое время? Ведь даже из больницы позвонить можно, коли ногу сломал.
Саша стал перебирать варианты — что соврать и как выкрутиться, но ничего путного в голову не приходило. Потом засмеялся. Какие мелочи в голову лезут? Он с войны вернётся — живой! Уже счастье само по себе, не всем так везло — а он о работе. Да в Москве всегда работу найти можно, если захочешь, тем более что у него прописка московская, квартира — не гастарбайтер какой-нибудь.
В последний день перед появлением шара он не знал, куда себя деть и маялся. Даже хозяйка заметила.
— Ты не заболел ли часом?
Саша отшутился.
Он вышел сразу, как стемнело. С хозяйкой не попрощался, пообещав вернуться. Ушёл с автоматом и сидором. Случись обыск — ни к чему в избе оставлять опасные предметы.
Через пару часов он был уже на месте, у приметного деревца. Не зря зарубки ставил, нашёл сразу. И мешок выкопал в пять минут.
На часы поглядывал часто, а время тянулось медленно. Он уже подмёрз в телогрейке и сапогах. Наконец часы показали пятнадцать минут двенадцатого. Пора!
Саша вышел из леса, но потом вернулся. Снял автомат, расстегнул ремень — снял кобуру с пистолетом. Повесил оружие на сук. Если он в аэропорту окажется, то как будет выглядеть с оружием? Да ещё после взрыва! Моментально повяжут — и в кутузку. Только нож в чехле во внутреннем кармане остался. Снаружи не виден, а расстаться с ним жалко — уж больно хорош. Конечно, среди пассажиров аэропорта он будет выглядеть белой вороной — в заячьей шапке, телогрейке и кирзачах. Да тьфу на них, лишь бы домой добраться!
Саша забросил мешок с драгоценностями за спину, вспомнил о сидоре с подрывной машинкой. Сидор пристроил рядом с оружием, на суку, и вышел в поле.
Часы показывали 23.40. Сашей овладело беспокойство. Он стоял, как столб в чистом поле, и вертел головой по сторонам. Плохо, если шар появится далеко, придётся бежать. А насколько он помнил, шар появлялся ненадолго — на считаные минуты.
Внезапно на Сашу дохнуло волной тёплого воздуха. Он обернулся. Знакомый зеленоватый шар был от него в полусотне шагов.
Саша бросился к нему, бежал — как на кроссе в армии. Перед шаром встал, обернулся, глубоко вдохнул, успокаивая дыхание, и вошёл. Шар стал бледнеть, и Саша неожиданно увидел перед собой стены аэропорта, лежащих на полу убитых и раненых людей, чёрный дым; до него донеслись крики о помощи. Видение страшной картины побледнело и исчезло. На секунду перед Сашей появилось зеленоватое свечение и — темнота. Просто кромешная. И холодно. Где он?
Саша вытянул перед собой руки. Он что — в преисподней или где-то в подвале? Удивился, что не чувствует тяжести мешка с ценностями, присел, пошарил вокруг себя руками. Никакого мешка не было.
Ощупывая пространство перед собой, он осторожно двинулся вперёд. Под ногами что-то хрустело, и явственно ощущался запах — запах тления и горелого. Саша споткнулся о какую-то железку, но устоял. Впереди смутно белел дверной проём.
Едва он вышел, как почувствовал под ногами ступеньки. Спустившись, он обернулся посмотреть, и из груди едва не вырвался звериный рык — это была сгоревшая заброшенная мельница, где погибли его друзья, где он принял свой последний бой и откуда исчез в зелёном шаре.
Саша в полный голос стал материться. Даже сам удивился, как много матерных слов и оборотов он, оказывается, знает. Его обещали вернуть в его время, в будущее, в Москву. А вернули сюда! Обманули, сволочи! Мешок-то с ценностями получили, и всё! Кому ты нужен, лох и чмо!
Саше было плохо, как никогда — даже закружилась голова и затошнило. Он уселся на ступеньки мельницы и обхватил голову руками. Похоже — в Москву, в своё время ему вернуться не суждено.
Разочарование его было столь сильным, что хотелось напиться или застрелиться, а с собой — ни водки, ни пистолета. Вот когда Саша пожалел об оставленном на дереве оружии и сидоре! Из оружия нож, еды — никакой. Придётся ждать утра, а там идти на базу.
За десять дней его не забыли, и вопросов возникнет много. В первую очередь — где группа, и почему его не было десять дней? Почему он без оружия? Надо срочно придумывать хоть какую-то версию.
Сначала рассказать правду о мельнице — как полегла группа. Про шар молчать, конечно, всё равно никто не поверит. Сказать, что из мельницы удалось сбежать? Тогда вопрос — а где пропадал все дни?