Острог-на-колесах медленно выкатывал с вокзала.
ГЛАВА 20
ВАГОН ДЛЯ БЕДНЫХ
Выдав трубный гудок и стравив облака пара, паровоз потащил за собой вагоны.
Гурбан невесело ухмыльнулся. Ксю, не единожды испытанная в бою, починившая танк и стрелявшая так, что покойный Маевский довольно причмокивал, неожиданно спасовала, когда надо было на бегу запрыгнуть в вагон. Заклинило ее — и ничего не поделаешь! Нижние лапки она переставляла довольно бодро, и на том спасибо, а вот одновременно оторвать их от горизонтали отказывалась категорически. И вложить свою ладошку в грабли Фазы — тоже.
— Давай, Ксю! — крикнул Фаза, широкими плечами едва уместившись в тамбуре. Нахмурившись, он то и дело поглядывал вверх, где разгорелась нешуточная битва. Причем разгорелась в прямом смысле: с крыши вокзала по зомбоптицам работали огнеметы. Оранжевые столбы пламени с шумом устремлялись ввысь.
— Давай, детка! — Гурбан хотел подбодрить Ксю шлепком по заднице, но та увернулась. Еще и фыркнула!
— Ну же! — Бек почти уже покинул вагон, чтобы помочь девушке, но Фаза схватил его, не дав выпасть наружу.
В конце концов Гурбан подхватил ее на руки и, с удовольствием ощутив упругие округлости, вручил девчонку великану, который только того и ждал, отодвинув Бека к Доктору и Мяснику. Эх, почему Гурбану не двадцать пять?! Сам он вскочил в Острог-на-колесах, когда до конца платформы Московского вокзала, острог Тула, оставались считаные метры. То есть раз, два — и весь счет. А за миг до этого Гурбан почувствовал на себе взгляд. Чуть ли не на половину вывалившись из вагона впереди, на командира чистильщиков смотрел Сташев-младший собственной персоной.
Вот так встреча! Гурбан подмигнул доставщику и, оттолкнувшись от края платформы, швырнул свое тело в проем, едва не зашибив при этом Бека. Успел! Еще чуть-чуть, и чистильщики укатили бы без командира…
— Сташев рядом, доплюнуть можно, — сообщил он Коляну, едва переведя дух. Не мальчик уже, чтобы мчаться, сломя голову. — Сейчас прогуляемся по составу, возьмем как миленького, никуда не денется!
Раздвинув дверцы вагона, стекла в которых заменили некрашеной жестью, укрепленной арматурными прутами, Гурбан шагнул внутрь.
И ему тут же ткнули стволом под ребра:
— Руки вверх! Дернешься — пулю схлопочешь, мамой клянусь!!!
И уже другой голос спокойно добавил:
— Добро пожаловать в вагон для бедных.
*
Стуча колесами, Острог-на-колесах медленно выкатывал с освещенного вокзала в беспроглядный ночной мрак.
Дан ущипнул себя за руку, чтобы прогнать оторопь. Расслабился, да? До Москвы рукой подать? А вот тебе — судьба сунула под нос здоровенный кукиш!
— Эй, парень, что с тобой? — Проводник, усатый и худощавый, выбил угли из трубки и поправил фуражку. Брюки на нем были хоть и не новые, зато отглаженные, а поверх голубой рубахи ладно смотрелась потертая кожаная куртка. В сравнении с доставщиками он выглядел очень солидно, прям советник какой-то. — Эй, ты в порядке?
— Нормально все, — буркнул Дан и потащил Ашота за собой. Тот едва успел выбросить недокуренную самокрутку.
В вагоне царила тишина. Прочие пассажиры забаррикадировались в своих купе и, похоже, до конца пути не собирались оттуда высовываться. И правильно. Поговорка о любопытной Варваре во все времена актуальна.
Поначалу внутри вагон показался Дану пределом совершенства, новеньким, как только что с конвейера, но теперь, протискиваясь по узкому коридорчику, он подмечал недостатки: сотню лет уже, наверно, не стираны шторки, краску на полу недавно обновляли, но без толку, тут капитальный ремонт нужен, и решетки на окнах плохо закреплены, дребезжат…
— Не вагон прямо, а гроб на колесах! — Данила вцепился в ржавый поручень, чтобы удержаться на ногах, когда состав вдруг тряхнуло.
— Сплюнь, брат, три раза, ты что, нельзя так!
Когда они ввалились к себе, Равиль как раз достал из грузового отсека под диваном спиртовку и черный, как ночь, чайник. И то, и другое придавалось к каждому купе для комфорта пассажиров. Вольник собирался побаловаться горяченьким перед сном, но не тут-то было.
— Гурбан в поезде! — выдал Данила, застыв посреди купе. — И вся его кодла!
Мариша откинулась назад и скрестила руки на груди. Равиль поднял на Дана зеркальные линзы, потом перевел взгляд на Ашота, который топтался за плечом товарища:
— Что вы курили, молодые люди?
Толстяк обиженно засопел:
— Равиль, реально табачок обычный, самосад наш харьковский! А Даня так вообще и затяжки не сделал, самокрутку выронил, чурбан, а я ж старался, мастырил!
Оставив трость на диване, вольник поднялся, взял со стола спиртовку и чайник, чтобы убрать их на место. Надо признаться, даже эти безобидные предметы в его руках выглядели весьма грозным оружием.
— Они не могли догнать нас. Остались в Орле. Мы только покидали город, а карлики уже организовали поиски…
— Не могли. — Смотреть в линзы очков Равиля было неприятно: глаз собеседника не видишь, а любоваться собой в зеркале Данила не привык. — Но догнали.
Тишину нарушил бодрый рокот:
— Пассажиры, как у вас что?! Помощь нужна?! — Это проводник заглянул в купе.
— Да. Нужна. — (Данила удивился, услыхав такие речи Равиля.) — Молодые люди, побудьте пока здесь.
Чайник и спиртовка вернулись на стол. Дверца за вольником захлопнулась, щелкнул замок.
Толстяк кинулся к выходу:
— А мы что?! Чего так?! Пустите!
— Заткнись. — Дан припал ухом к белесому пластику, которым была облицована дверь.
— Что?! Брат, ты вообще уже?!
Мариша нахмурилась:
— Ашотик, помолчи, пожалуйста.
Этого толстяк стерпеть уже не мог — двое на одного! А еще друзья! Он отвернулся к окну, сделав вид, что очень заинтересован угольно-черной тьмой за решеткой.
Дан прислушался к разговору в коридоре. Ему тоже не понравилось, как поступил Равиль. Тем более Гурбан рядом. Жаль, пришлось сдать оружие при посадке в Острог-на-колесах…
Отчетливо пророкотал проводник:
— Вы уверены?
— Абсолютно. — Голос Равиля, как всегда, звучал бесцветно. — В последний вагон проникли очень опасные люди. Бандиты. От них нужно избавиться. — И Равиль добавил уже тише: — Убить. Или хотя бы ссадить с поезда.
Проводник ответил ему шепотом:
— На каком основании? Если они попали на вокзал, то уже оплатили проезд в вагоне для бедных — в том самом последнем вагоне состава.
— И все же от них надо избавиться. Не заставляйте напоминать, что вы должны оказывать содействие нашей миссии. Любое содействие.
— Но это может вызвать подозрения, и тогда…
На этом разговор прервался.
Дан припал глазом к щелке. Схватившись за поручни, Равиль и проводник стояли вполоборота к двери и смотрели друг на друга. Молча смотрели. Но почему-то Дану показалось, что они продолжают беседу. Он не знал, откуда у него эта уверенность, но…
Не произнеся более ни слова, Равиль и проводник развернулись и ушли, пропав из поля зрения Данилы.
*
Гурбан с детства не любил угроз. И не переносил тычков под ребра — не важно, кулаком ли, кастетом или, как сейчас, стволом дробовика. Еще его неимоверно раздражали крики в ухо. А когда мамой клялись, он просто зверел.
Надо было обладать феноменальным сволочизмом, чтобы по всем пунктам сразу насолить командиру чистильщиков. Он охнул от внезапной боли в боку и оглох от вопля:
— Руки вверх! Дернешься — пулю схлопочешь, мамой клянусь!
Неспешно подняв ладони над головой, Гурбан покосился на толстяка с наглой мордой. В одной руке у того был «калаш», в другой дробовик. Вот как раз дробовик и щупал командиру бок. За спиной у толстого гаденыша, одетого в отлично сохранившуюся дубленку, покачивался гамак, из которого гаденыш выпал, перед тем как наставить оружие. На втором гамаке рядом лежал еще один толстячок со стволом, накрытым одеялом из мешковины. Оба они слишком хорошо выглядели для этого вагона, как успел заметить Гурбан, немного осмотревшись.
Вагон, в который попали чистильщики — они стояли, дружно задрав руки, — оказался еще тем гадюшником. До Псидемии из таких вагонов составлялись пригородные электрички, то есть удобств ноль без палочки. А тут ради увеличения полезного объема лишнее из вагона удалили — попросту выдрали, что называется, с корнями. Лишнее — это сиденья и полочки над сиденьями, куда в проклятые капиталистические времена укладывали багаж. Не было этого всего. То есть вообще. Зато прямо на полу валялись грязные тюфяки и кучи прелой соломы, и на этих «роскошных кроватях» готовился ко сну разнообразный люд соответствующего вида и запаха. Кое-кто уже храпел. Колоритно выглядели гамаки, натянутые на внушительного вида канатах. Из-за гамаков, ни один из которых не пустовал, стоять в полный рост можно было лишь у тамбура. Дальнейшее передвижение — только пригнувшись и только по узенькой тропинке между телами на полу.
Разрыдался ребенок. Его рев заглушила унылая колыбельная. Какие времена, такие и песни.
— Как бычки в томатном соусе, — покачал головой Гурбан, чем вызвал неодобрение вооруженного толстяка — тот сильнее вжал ему дробовик в ребра. Хорошо хоть в ухо орать не стал.
— Бычки? И не говори, — подмигнул Гурбану второй толстяк, не вылезая из гамака. — Точно не сардины в масле. И так каждый раз. Гастарбайтеры. В Москву едут, мол, там их от зомбаков спасут, работу дадут и накормят трюфелями. Пехом пройти не могут, боятся, так они в Тулу, а оттуда к нам, чтоб, значит, перевезли… И вы, господа пассажиры, туда же?
— Ага, — кивнул Гурбан, и ребра его затрещали сильнее.
— Ну-ну. А Москва, ребятушки, не резиновая. Ну что вы в самом деле… — Мужику в гамаке явно хотелось поговорить.
А вот его напарник был настроен совсем недружелюбно:
— Хватит порожняки гонять! Оружие сдавать будем или нет?!
— Тимурчик, да куда они денутся? — лениво сцедил второй и спрыгнул на пол, едва не задавив девчонку с десятком косичек на голове — та сидела на полу как раз под гамаком.
Взвизгнув, чумазая малышка забилась под одеяло к бабке, что лежала у стены вагона. Та принялась гладить внучку по спине.
Одет разговорчивый был в меховую безрукавку и меховую шапку того покроя, что обожали генсеки Советского Союза. Только слишком уж сальным он был и грязным, будто с рождения не снимал с себя одежду и не мылся столько же.
Он улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы:
— Так что с оружием, господа пассажиры?
— Сдали на вокзале. — Гурбан сказал чистую правду, но, похоже, ему не поверили.
…Когда он, Мясник и остальные чистильщики выбрались из подземного хода, они сразу ринулись к единственному месту в Туле, куда могли увести Сташева. Бежали так, будто за ними сотни зомбаков гнались, кусая за пятки. И вроде успели — дирижабль, непременный атрибут Острога-на-колесах, еще торчал над надписью «Московский вокзал». Но вход на вокзал оказался заперт!
Мясник сказал тогда, что у Маркуса такой закон: за две минуты до отхода состава прием пассажиров прекращается. Недолго думая, Бек вогнал лом между дверью и косяком и очень быстро доказал местным, что открывать на стук необходимо.
Отряд Гурбана и примкнувший к ним племяш Вилена Джексона рванули к платформе, не обращая внимания на людей с черными повязками на рукавах, которым не очень-то понравился визит без приглашения.
Короче говоря, хлопоты охраны и билеты в последний вагон обошлись всего в ничего — в смысле, ничего из оружия у чистильщиков не осталось. Разве что Колян наотрез отказался расстаться с ломом, да местные и не настаивали, наивно полагая инструмент всего лишь инструментом…
И что, опять поборы? А не велика ли плата за проезд?!
— Так уж всё сдали? — не поверил мужик в генсековской шапке. — Что ж, раз по-хорошему не получилось, то… А ну-ка, раздевайся, тля! — Под мешковиной у толстяка оказался ППШ с барабанным магазином на семьдесят один патрон.
Пистолет-пулемет Шпагина, раритет прошлого века? Неужели еще стреляет? Проверять это на себе Гурбану почему-то не хотелось. ППШ относительно недавно, до Псидемии, вполне показал себя в афганских войнах и в войне в Ираке.
— Живо!!! — Сальный не шутил.
Пожав плечами, Гурбан принялся расстегивать куртку.
— Не ты, идиот! Кому ты нужен! Девка пусть раздевается!
— Зачем это?
— Осмотр на выявление скрытых предметов. И вообще, это мой вагон! Я здесь хозяин! Не нравятся мои порядки — не держу! Тамбур, дверь — пошли отсюда!
— Но мы оплатили проезд…
Это окончательно вывело из себя сального в мехах:
— Где ваша плата? Где, я спрашиваю?!
Мордастый — Тимур его зовут, как понял Гурбан, — поддержал напарника:
— А будете выдрючиваться — всех тут положу!
Командир почувствовал на себе тяжелый взгляд Фазы — словно в висок впилось сверло и начало медленно проворачиваться. Великан хотел получить добро на дальнейшие действия. Хорошо, не проявил самостоятельность. Очень хорошо.
— Ну?! — Дырявый ствол ППШ уставился Гурбану в живот, хотя раздеваться надлежало Ксю.
Неужели дробовика мало?..
Девчушка с косичками выглядывала из-под грязного одеяла — детское любопытство, ни грамма страха. Фаза, если ему дать карт-бланш, зацепит ее вместе с бабкой и не заметит. Какое ему дело до этих жалких оборванцев? На кону спасение человечества от слизней! Что в сравнении с этим одна девочка? Пшик, ноль без палочки! И все-таки…
Гурбан едва заметно кивнул Ксю:
— Давай, детка, не подкачай. — И подмигнул Беку — мол, Коля, готовься, твой номер следующий.
Настоящая команда — это когда понимают с полуслова. А настоящий командир тот, чьи приказы исполняются еще до того, как они отданы.
У Гурбана настоящая команда. И сам он — настоящий.
— Нравлюсь? — Ксю презрительно скривилась, расстегивая одну пуговицу за другой на куртке, которую надо бы выкинуть, а лучше — сжечь, ибо ткань пропиталась орловской радиацией, как губка водой. — Не слышу?
Сальный облизнулся и кивнул.
— Так, может, сам осмотришь меня? Для выявления скрытых предметов?
На покрасневшем лице сального выступил пот.
— Да-да, я осмотрю…
— А вот хрен тебе! Не буду раздеваться. Не хочу и не буду, и никто меня не заставит! — Ксю принялась застегивать пуговицы обратно. — И вообще, мы оплатили уже проезд…
Сальный оторопел. А потом, направляя ППШ то на одного чистильщика, то на другого, просипел:
— Тимурчик, прикрой! Один дернется — гасим всех! — Шагнув к Ксю, он схватил ее за округлую, заметную даже под солдатской курткой грудь и сильно сдавил. — Ах ты дрянь! Играть со мной надумала?! Да я тебя щас при всех тут разложу! На четыре кости поставлю! Я тут проводник! Я — хозяин!
Ксю вскрикнула от боли. А потом коленом саданула со всей дури сальному в пах.
Тот закатил глаза, уронил пистолет-пулемет и осел на пол.
— Мордой в пол! Всем лечь! Лечь, я сказал!!! — отпрянув от Гурбана, закричал Тимурчик, вместо того чтобы сразу открыть огонь из двух стволов.
И это было его ошибкой.
Бек сверху вниз ломом врезал ему по предплечьям, сломав две руки сразу.
— Нельзя так с оружием обращаться! — Доктор, проявив завидную сноровку, кинулся вперед и подхватил дробовик и «калаш» из разжавшихся пальцев. А уж Фаза не дал толстяку даже пикнуть — ударом молота-кулака отправил его в беспамятство.
Блондинка подняла ППШ сального и повесила себе на плечо.
— Забавная игрушка, у меня такой еще не было. А запасные диски есть? — Не дождавшись ответа от подвывающего от боли проводника, она шагнула к гамаку и в наваленном на нем тряпье нашла спортивную сумку, полную боеприпасов.
— Отличный удар. — С сожалением Доктор передал Фазе автомат, а дробовик оставил себе, любовно проведя по вороненому стволу.
Теперь все чистильщики, кроме командира и Мясника, были вооружены. Три ствола и лом — уже что-то. Уже не с пустыми руками в гости к Сташеву и его дружкам заявятся.
— Командир, а с этими что делать? Кончать их? — Бек занес кончик лома над головой сального.