– На кой черт ты стрелял на поражение? – закричал Федор бойцу.
– Виноват. Так вы ранены, а он снова целился. Вот я и…
Федор осмотрел бегло себя. На левом боку по гимнастерке расплывалось кровавое пятно. В принципе, ругать бойца не следовало, возможно, он спас ему жизнь. Но все равно обидно. Еще немного – и Федор взял бы последнего члена группы.
Послышались свистки, в переулок вбежали два милиционера. Конечно, стрельба в центре города. Да еще с почтампта наверняка успели позвонить в милицию. Во избежание лишних объяснений Федор сразу показал удостоверение. Пыл милиционеров сразу угас. Федор приказал бойцу:
– Подними пистолет.
А сам обыскал еще теплое тело. В карманах ничего интересного.
– Можете увозить труп, – распорядился Федор милиционерам. И бойцу: – За мной!
Надо было осмотреть рабочее место и одежду убитого. Только зашли через служебный вход, к ним бросилась служащая:
– Вас тоже ранило?
– Что значит «тоже»? Разве еще есть раненые?
– Девушку в руку, на корреспонденции сидела.
Видимо, пуля навылет прошла через бок Федора и зацепила служащую.
– Давайте я вас перевяжу, – предложила служащая. – Я умею, курсы закончила.
Боли Федор не чувствовал, просто гимнастерка липкая сделалась, неприятно влажная.
– Я нашу сотрудницу уже перевязала, – затараторила женщина. – Вас перевяжу.
Она вытащила из кармана бинт. Федор вложил в кобуру пистолет, который до сих пор держал в руке, расстегнул ремень, задрал вверх гимнастерку.
– Навылет пуля прошла, по ребрам, – с видом знатока сказала женщина. – Ни один жизненно важный орган не задет, вам повезло.
На входное и выходное отверстие от пули наложила тампоны, перебинтовала через всю грудную клетку. На самом деле действовала умело.
– Спасибо, – поблагодарил Федор. – Вы меня просто спасли от гибели.
– Да ну вас. Спасла! Тоже скажете! А кто стрелял-то?
– Да ваш сотрудник, Лукьянов. Немецким агентом оказался.
– Что вы говорите? – всплеснула руками женщина.
– Проводите нас к раздевалке и рабочему месту Лукьянова, – попросил Федор.
В одежде ничего не обнаружили, а на рабочем месте, в тумбочке с инструментами – телефонную трубку с проводом, на конце зажимы типа «крокодилов».
– Скажите, это какое-то приспособление для связи?
– Не знаю. Я сейчас дядю Мишу позову. Он все знает.
Вернулась она быстро, в сопровождении мужчины зрелых лет.
– Здравствуйте. Вам знаком этот предмет? – протянул ему трубку Федор.
Мужчина покосился на окровавленную гимнастерку.
– Трубка телефонная. Но мы с зажимами ее не применяем.
– Для чего они?
– К телефонной сети подключаться.
– То есть прослушивать?
– Можно и так сказать.
– Спасибо.
Федор трубку с собой забрал. Еще один вещдок.
Вовремя они успели, вскоре почта закрываться должна. А помещение телефонной связи на ночь запиралось, хотя электромеханик там был.
– Все, едем в Калинин! – объявил водителю Федор.
Быстро начало темнеть. Ночью немцы летали редко, в основном бомбардировщики, и бомбили они крупные города, по площадям. Дорога была забита машинами. Если днем можно было проскочить наудачу, то ночью движение в обе стороны. На фронт везли горючее, боеприпасы, бойцов. С фронта – раненых, поврежденное оружие для ремонта, гильзы из-под снарядов. С латунью было плохо, заводы по ее выпуску оставили на оккупированной Украине. Гильзы на заводах переснаряжали снова.
Добрались до Калинина поздно вечером. Бойцы завели в здание НКВД машиниста, потом вынесли на руках инвалида. Федор направился к Осадчему. Еще подъезжая, он видел через щелки в шторах свет в кабинете.
– Здравия желаю! – козырнул Федор.
– Ранен? – вскочил из-за стола Осадчий.
– Навылет пуля прошла, через мягкие ткани. До свадьбы заживет.
– Тогда садись, рассказывай.
Федор рассказал обо всех событиях, не упуская мелочей.
– Мало бойцов взял, да еще сам голову свою подставлял, – подвел итог Осадчий. – А в общем – действовал правильно. Я так Берии доложу. Пиши рапорт.
Федор в кабинете Осадчего написал рапорт на три листа. Осадчий мельком прочитал.
– Почему о ранении ни слова?
И сам дописал несколько строк.
– Ты подожди пару минут, – сказал он Федору.
Вернулся быстро, положил на стол перед Федором новую гимнастерку. С петлицами НКВД и кубиками старшего лейтенанта.
– Для себя держал. Дарю, носи. А свою выбрось, от крови не отстираешь, только людей пугать. Знаешь, что Малюта Скуратов боярам говорил: «В кровях омываюсь». Но мы же не Малюта?
– Спасибо за подарок.
– Можешь отдохнуть пару дней. Ранение, имеешь право. Поставь кого-нибудь из командиров взводов за себя, пусть привыкают.
– Есть.
Ох, с каким наслаждением он разделся, вытянулся на своей кровати! Утром даже подъема бойцов не слышал. Повара с кухни немного позже еду принесли в котелке. Поел с аппетитом, вчерашний день подхарчиться не удалось.
Около полудня звонок телефона раздался.
– Осадчий. Не разбудил?
– Встал давно, позавтракал.
– Разговор с утра с Л. П. был.
Понятно, о ком речь – о Берии.
– Просил тебя поздравить с успешными действиями. Сказал, что в области ты самый результативный.
– Служу Красной Армии!
– Э, мы с тобой не в армии.
Федор стушевался. «Служу Советскому Союзу» – это уже позже говорить стали.
– Ну, выздоравливай. Я тебе слова начальства передал. Велел – так держать!
– Спасибо.
Федор улегся в кровать. Пословица в армии есть подходящая: «Солдат спит, служба идет». Только придремывать стал, как дверь распахнулась, вошел старый знакомый – капитан особого отдела Светлов.
– Дмитрий! Ты как здесь?
– Специально к тебе приехал. Узнал, что ранен. Как не навестить?
– Садись, рассказывай о себе.
– Да особых новостей нет. Из госпиталя выписали, дали десять суток краткосрочного отпуска. Родня далеко – в Сибири, туда пока доедешь, пол-отпуска пройдет. Съездил в Москву, к приятелю. Однокашник мой, сейчас уже подполковник.
– О! Быстро по карьерной лестнице поднялся.
– Еще бы! Он в Управлении Особых отделов служит, у Абакумова.
– Интересное место службы.
– Говорит, ты за неделю целую группу разгромил: диверсанты, немецкие агенты, самолет сжег, экипаж захватил. Врут?
– Все чистая правда.
– Силен, брат! Выпьем? Я принес.
Светлов достал из тощего вещмешка бутылку водки, банку консервированной американской колбасы, кусок сала, густо пересыпанного красным перцем.
– О, да ты богат как Крез! – восхитился Федор.
– Крез – это кто такой?
– Ты его не знаешь.
– В чем проблема, познакомь!
Федор засмеялся.
– Он умер давно.
– Нефиг над соратником смеяться. Лучше нож тащи и буханку хлеба. Кружки найдутся?
– А то!
Выпили за встречу, потом за выздоровление, взялись за закуску.
– Вкусная колбаса, что нравится – консервированная. На зачистки можно брать.
Светлов наклонился к Федору.
– Мне больше нравится сало, каким немецких парашютистов и диверсантов снабжают. Вот скажи, почему так? Я считал, самое лучшее сало у нас. А получилось – у немцев вкуснее.
– Сказал тоже – у немцев! Да у них вся Европа. Может, французское это сало или датское.
– Вполне может быть. Давай еще по одной. Я в отпуске, ты на отдыхе по ранению. Имеем право, не на службе.
Накатили по соточке.
– Дрянь водка, – поморщился Светлов. – Говорят, ее из опилок делать начали.
– Врут. Как это – водка из опилок?
– Я тоже так думаю. Не иначе – вражеская пропаганда.
Светлов неожиданно поднялся, приоткрыл дверь, посмотрел, нет ли кого поблизости, вернулся к столу.
– По секрету скажу. Готовится реформа. Будет создаваться новая структура на базе Управления Особых отделов и военной контрразведки.
– Под Лаврентием?
– Бери выше – под Самим!
Фамилию Сталин Светлов так и не произнес.
Федор сразу понял, о какой организации речь: она будет называться «СМЕРШ».
– Думаешь, Лаврентий не в курсе?
– Знает, это точно. Даже знает, кто будет возглавлять – Абакумов, он сейчас заместитель Берии. Но Лаврентий полагает, что новая организация под ним будет, как военная контрразведка сейчас.
– Ты мне зачем это говоришь?
– Чудак-человек! Я к тебе, можно сказать, за этим приехал. Очень удобный момент. Пока все мы под Лаврентием, ты пишешь заявление: «Прошу перевести в военную контрразведку или Управление Особых отделов». Один наркомат, один нарком. Подпишут без вопросов. А потом – раз! И ты общим приказом Самого уже в другой конторе.
– Ловко! Какой-то мудрец подковерную борьбу, даже возню ведет.
– Когда произойдет, многие локти от досады кусать будут, в том числе Лаврентий. Только пока никому.
Федор задумался. В будущем название «СМЕРШ» будет внушать уважение потомкам за бескомпромиссную борьбу с вражескими диверсантами, разведчиками. А главное для него, Федора, – что он будет служить не в НКВД, под руководством Берии, имя которого будут проклинать потомки, а в серьезной, овеянной легендами организации. Да и честно сказать, тянуло его к оперативной работе. Проверки документов, заслоны на дорогах, зачистка местности – все это дело нужное, но не его. Почему у него успехи? Анализировал, действовал быстро. А по факту взять – это не дело командира роты. Его удел – массовые акции, а вычислить и обезвредить диверсанта, взрывника, радиста – уже работа опера.
– Не тороплю, время есть. Но не проспи. Лаврентий потом ревновать к новой службе будет, ни одного своего сотрудника туда не отдаст. Думаю, не всем нравится, что под Берией целая империя.
– Это кому?
– Наркомам, командармам и – Самому!
Закулисные игры – удел верхов. А Федор простой служака, заточен под реальную работу и умеет ее делать лучше многих.
– Обо мне речь в Москве заводил?
– Упаси боже! Вдруг ты не согласишься? Разговор был – потихоньку подобрать толковых людей, с опытом, с хваткой. Я о тебе сразу подумал. Даю неделю на размышление. А сейчас об этом больше ни слова, забыли.
Светлов вылил остатки водки в кружки.
– За нашу Победу!
Выпили стоя. Победить в страшной войне страстно хотели оба. Поговорили еще немного о положении на фронтах, о ленд-лизе, об открытии второго фронта.
Союзники – Америка и Англия – все обещали, но реальных действий не было. Темы перевода Федора больше не касались.
– Ладно, поехал я. Вроде в отпуске, а дел полно, надо еще в пару мест заскочить, к приятелям, – поднялся со стула Светлов.
Федор понял, что особист развил кипучую деятельность по комплектованию будущей службы. Обнялись на прощание.
– Ты выздоравливай, Казанцев. Тут такие дела разворачиваются, а ты в бинтах.
– Давно ли сам из госпиталя выписался? Кто бы говорил!
Хорошо посидели. Когда Федор оставил Светлова в госпитале, предполагал, что еще встретятся – на одном фронте воюют, одно дело делают, но не думал, что так скоро и при таких обстоятельствах.
На следующий день Федор посетил госпиталь. Пусть хирург осмотрит рану, сделают перевязку. Он бы и вчера съездил, да неудобно, от него спиртным разит. На сотрудников НКВД и так в прифронтовой зоне косо смотрят, а тут еще и запах.
– Ранение легкое у вас, нагноения нет, заживет быстро. Так что считайте – повезло вам, – сказал хирург. – Постарайтесь рану не беспокоить, через два дня на повторный осмотр и перевязку.
Легко сказать – «рану не беспокоить». Осадчий дал два дня отдыха. Завтра на службу выходить надо, а непредвиденные обстоятельства могут заставить напрягаться в полную силу.
Несколько дней прошло спокойно. Утренние построения, разводы караулов по заставам, личные проверки несения службы. А потом вечером звонок Осадчего:
– Зайди ко мне.
– Сейчас?
– Утром.
После подъема, завтрака, построения Федор поехал к Осадчему. Вошел, доложился по форме.
– Садись. Дело для тебя есть.
– Слушаю.
– Особисты из частей, куда новобранцы прибывают, стали докладывать о непонятных случаях. Прибывает пополнение, двум-трем становится плохо. Температура, рвота, головные боли, потом потеря сознания, судороги, смерть. Полевые врачи ставили диагноз «пищевое отравление». Проверили сухие пайки, полевые кухни – чисто. Нет, нашли, конечно, мелкие нарушения, как без этого. Но дальнейших последствий быть от них не могло. Вон у меня на столе целая куча рапортов – тринадцать человек умерли.
– Смерти в одной части?
– В том-то и дело, что в разных. Настораживает, что умирать начали месяц назад. Сначала списывали на случайность, а с ростом количества поняли: закономерность.
– Кто-то травит специально?
– Не исключено. Вот и найди причину.
– Один вопрос: почему я? Это дело оперативных работников. Я же командир роты охраны тыла.
– Как твоя должность называется, Казанцев, я знаю, – раздраженно бросил Осадчий. – Толковых оперов у меня раз-два и обчелся. Следователей вон полно. Только и горазды показания записывать, а пусти его на землю – черта с два кого найдет.
Ну да, знал Федор, как иногда показания выбиваются. А работать на земле, в поиске, должны особисты. Контрразведка и борьба с диверсантами – их забота. Если смерти военнослужащих – следствие отравлений, умышленных отравлений, то это диверсия и есть. Только особисты за свое подразделение отвечают – за полк, дивизию. А за все остальное отвечают «территориалы», то бишь НКВД. Только не был приспособлен НКВД для таких действий в условиях военного времени. Создавался наркомат в мирное время для борьбы с врагами народа, саботажниками, вредителями, которые вооруженного отпора не оказывали. Да и находили их не оперативным путем, а по доносам, где фамилия была указана, адрес, зачастую место работы. Для следователей лучше условий просто не придумать. Согласно сталинским директивам, если случится война, воевать должны на чужой земле и малой кровью, поскольку численность армии была велика. Отсюда и бравада появилась: «Шапками закидаем и затопчем». Однако техника боевая устаревшей была, слаженности между родами войск не было, как и связи.
А применительно к спецслужбам – не было настоящих оперативников, выучки, опыта.
СМЕРШ создавался на опыте многочисленных провалов службы НКВД, с учетом совершенных в первые два года войны ошибок. Кроме того, Сталину нужен был противовес империи Берии.
Вот и вынужден был Осадчий задействовать Казанцева. Не по уставу, не по правилам, но нужен был быстрый результат.
Федор вышел из кабинета в раздумьях, держа в руках стопку рапортов о непонятных случаях смерти военнослужащих. Уселся за столом напротив дежурного. Обычно граждане здесь писали заявления, фактически – доносы на соседей или сослуживцев, зачастую из зависти или корыстных побуждений, например – вселиться в комнату арестованного, располагавшуюся в коммунальной квартире, расширить жилплощадь.
Федор изучал рапорты, в блокнот себе выписывал даты, номера военных частей. Он искал нечто общее, систему. Обнаружив ее, можно искать источник проблемы. Искал и пока не находил. Разные подразделения, разные места дислокации, даже базы снабжения другие.
Продуктовые базы тоже были под подозрением. Вдруг там завелся агент, подбрасывающий каким-то образом яд в пищу? Причем яд не убивал сразу, проходило какое-то время. Особисты в частях пробовали провести дознание, но реальных зацепок не было.
Воду пили отравленную? Не похоже, полки слишком далеко друг от друга. Пища? На время следования в эшелоне выдавали сухой паек. А там травиться нечем – сухари, консервы. Причем ели все одно и то же, а умерли единицы, если учитывать большую численность новобранцев. Повар на полевой кухне подбросил? Отпадает – полки разные, да и сколько поваров-отравителей должно быть?
Не придумав ничего путного, решил ехать в полки, беседовать с бойцами-новобранцами. Может, проскользнет в беседах какая-либо зацепка. Главное – за саму ниточку ухватиться, понять, а уж клубок он размотает.