Мистер Холт поведал, как его, усталого, мокрого, отчаявшегося и отчаянного, не пустили в ночлежный дом — хотя, казалось бы, там найдется приют для всех, кто потерял надежду. Рассказал, как подошел к открытому окну казавшегося пустым дома и, всего лишь пытаясь укрыться от ночного ненастья, забрался внутрь. Как вдруг очутился перед необычайным существом, которое показалось ему, измотанному и ослабевшему, человеком лишь наполовину. Как это жуткое создание с ненавистью осыпало дикими проклятиями Пола Лессинхэма — моего Пола! Как оно, воспользовавшись немощностью мистера Холта, полностью подчинило его своей ужасной и, по правде говоря, почти небывалой воле. Как послало этого несчастного, практически нагого, на улицу в дождь и ветер с приказом совершить кражу в особняке Пола, и как он, Холт, пошел туда, потому что не мог оказать ни малейшего сопротивления. Как Пол, внезапно вернувшись домой, наткнулся на мистера Холта в самый разгар преступного деяния и как, выслушав таинственные слова взломщика о загадочном жуке, потерял самообладание и позволил нарушителю сбежать, даже не пытаясь его остановить.
Эта история удивила меня в первый раз, а — рассказанная вторично — показалась еще поразительнее; однако, пока я наблюдала, как слушает ее Сидней, мне пришло в голову, что он все это уже знает. Так я ему и заявила, когда мистер Холт завершил свою повесть:
— Ведь вы не впервые слышите о произошедшем?
— Простите… но впервые. Вы думаете, я живу в стране волшебных сказок?
Нечто в его поведении подсказало мне, что он обманывает.
— Сидней!.. Не надо лжи!.. Пол вам все рассказал!
— Я не лгу — по меньшей мере в этом; от мистера Лессинхэма я такого не слышал. Давайте-ка обсудим эти мелочи как-нибудь попозже. Тем временем, возможно, вы позволите мне задать несколько вопросов мистеру Холту.
Я не стала вмешиваться, хотя чувствовала, что он что-то утаивает от меня и знает странную историю мистера Холта гораздо лучше, чем показывает. По какой-то причине его скрытность меня обеспокоила.
Сидней молча окинул мистера Холта взглядом.
Затем произнес в своей особой, приправленной откровенной дерзостью манере:
— Полагаю, мистер Холт, развлекая нас этой новоизобретенной сказкой, вы не надеялись, что мы с радостью проглотим вашу милую выдумку.
— Ни на что я не надеялся. Только рассказ мой правдив. И вы об этом знаете.
Кажется, Сидней такого не ожидал.
— Зря вы, вслед за мисс Линдон, считаете, что я обладаю более обширными познаниями, чем стремлюсь показать. Тем не менее, оставим вопрос до иных времен… Как я понял, вы с особым тщанием пытались поведать нам о таинственном обитателе некоего странного жилища.
Я заметила, что мистер Холт задрожал.
— Мне его не забыть, — ответил он.
— В таком случае, вы сможете описать его нам.
— Вряд ли в моих силах сделать это беспристрастно. Но я постараюсь.
Если оригинал был изумительнее рассказа о нем, то, должно быть, существо и вправду потрясало воображение. У меня сложилось впечатление, что речь шла скорее о чудовище, чем о человеке. Пока мистер Холт давал это леденящее кровь описание, я внимательно наблюдала за Сиднеем и все сильнее убеждалась, что он знает о подоплеке этого необычного дела больше, чем показывает и чем может предположить сам рассказчик. Затем он задал вопрос, совершенно не вытекающий из истории мистера Холта:
— Вы уверены, что это прекрасное создание было мужчиной?
— Нет, сэр, как раз в этом я не уверен.
По интонации Сиднея я поняла, что он получил именно тот ответ, на который рассчитывал:
— Думаете, это была женщина?
— Мне действительно это не раз приходило в голову. Однако мне вряд ли удастся объяснить, что заставило меня так думать. В чертах этой твари не было ничего женственного. — Он умолк, словно задумался о чем-то. Потом добавил: — По-моему, я это просто почувствовал.
— Понимаю… Ладно… Сдается мне, мистер Холт, у вас хорошо развита интуиция. — Сидней поднялся с кровати и потянулся, будто стряхивая усталость, — он часто так делает. — С моей стороны было бы нечестно утверждать, что я не верю ни слову из вашей очаровательной — и непритязательной — сказки. Напротив, я выкажу полное к вам доверие, заметив, что у меня нет ни малейших сомнений в том, что вы сможете, к моему особому удовлетворению, направить меня в восхитительную резиденцию, в стенах которой началась ваша история.
Мистер Холт побагровел: вряд ли Сиднею удалось бы менее откровенно выразить свое отношение к его рассказу.
— Не забывайте, сэр, ночь была темная, местность — совершенно мне незнакомая, да и сам пребывал в таком состоянии, что по сторонам особо не смотрел.
— Все это я учитываю, однако… как далеко вы ушли от работного дома в Хаммерсмите?
— Едва ли я прошел больше полумили.
— Тогда вы, вероятно, помните, куда свернули, отойдя от ночлежки: не думаю, что там много поворотов.
— Пожалуй, если увижу, вспомню.
— Значит, у вас будет возможность попытаться. Отсюда до Хаммерсмита не так далеко. Как думаете, вы сейчас способны выдержать поездку в кэбе; нас в нем будет двое, вы и я?
— Наверное, смогу. Я хотел встать уже сегодня утром. В постели я только потому, что так велел врач.
— Иногда стоит позабыть про указания докторов: я прописываю вам свежий воздух. — Сидней повернулся ко мне:
— Так вышло, что с гардеробом у мистера Холта туго, посему не думаете ли вы, что один из костюмов ваших лакеев мог бы прийтись ему впору — если, конечно, мистер Холт не станет возражать примерить его на себя на некоторое время?.. Мистер Холт, я жду, пока вы закончите переодеваться.
Оставив Холта разбираться, что ему больше подходит из одежды, мы с Сиднеем поднялись ко мне. Закрыв дверь, я сразу дала понять, что шутить в таком деле не намерена:
— Сидней, вы, конечно, понимаете, что я еду с вами.
Он сделал вид, что удивился:
— Со мной?.. Рад это слышать… но куда?
— В дом, о котором говорил мистер Холт.
— Ничто не могло бы доставить мне большего удовольствия, но — дозволите мне напомнить? — мистеру Холту для начала надо этот дом найти.
— Я поеду с вами искать этот дом.
Сидней засмеялся, но я видела, что он совершенно не оценил мое предложение.
— Втроем в двухколесном экипаже?
— Экипажи бывают и на четырех колесах, а если пожелаете, я и карету могу заказать.
Сидней покосился на меня, а потом принялся ходить туда-сюда по комнате, засунув руки в карманы брюк. Вскоре он понес какую-то чепуху:
— Стоит ли упоминать, с какой радостью я предвкушаю восторги поездки с вами — даже в четырехколесном кэбе; однако, будь я на вашем месте, я бы наверняка позволил Холту и вашему покорному слуге отправиться на поиски того дома вдвоем. Все это дело может оказаться более утомительным, чем вы воображаете. Обещаю, что как только мы этот дом разыщем, я опишу вам всю процедуру поиска дотошнейшим образом.
— А теперь моя очередь говорить… Думаете, я не знаю, что вы все это время обманывали меня?
— Обманывал?.. Я!
— Да — вы! Думаете, я дура набитая?
— Марджори, голубушка!
— Думаете, я не заметила, что вам все было известно еще до того, как мистер Холт открыл рот; а может, и больше, чем он сам об этом знает?
— Господи!.. Какое лестное мнение о моем всеведении!
— О, да, но это скорее плохо. Случись мне на вас положиться, вы, если вам захочется, будете постоянно что-то недоговаривать — да все от меня скроете. Я еду с вами — хватит разговоров.
— Отлично… Вы случайно не знаете, имеются ли в доме револьверы?
— Револьверы?.. почему вы спрашиваете?
— Потому что я бы один прихватил. Не стану от вас скрывать — раз вы так на меня надавили, — что в нашем случае револьвер может очень даже пригодиться.
— Вы пытаетесь меня запугать.
— Ничего подобного, только, в сложившихся обстоятельствах, я обязан предупредить вас о том, что может произойти.
— Ах, значит, предупредить обязаны, что ж — долг выполнен. А что касается револьверов, то папа держит дома целый арсенал; вы возьмете его полностью?
— Спасибо; осмелюсь предположить, что одного будет достаточно, хотя, возможно, вы тоже вооружитесь. Не исключаю, что револьвер и вам понадобится.
— Сердечно вам благодарна, но, пожалуй, усомнюсь, что это так опасно. Поэтому рискну… Ох, Сидней, ну вы и лицемер!
— Если так, то все ради вас. А теперь серьезно: я категорически настаиваю, чтобы вы отпустили нас с мистером Холтом одних. Я даже не побоюсь сказать, что не пройдет и нескольких дней, как вы горько пожалеете, что позволили втянуть себя в это дело.
— Что вы имеете в виду? Вы осмеливаетесь гнусно намекать на… Пола?
— Ни на кого я не намекаю. Что думаю, то и говорю; итак, милая Марджори, я не шучу: если вы, несмотря на мои упорные просьбы, будете и дальше стоять на своем, то вылазку, насколько я понимаю, придется отложить.
— Вы ведь серьезно, да? Ладно, договорились. — Я позвонила в колокольчик. Вошел слуга. — Сейчас же найдите четырехместный кэб. И сообщите, когда мистер Холт оденется. — Слуга ушел. Я повернулась к Сиднею: — Простите, но я надеваю шляпку и ухожу. Конечно, вы сами вольны решать, поедете со мной или нет, но, если не поедете, я отправлюсь с мистером Холтом одна.
Я пошла к двери. Сидней остановил меня.
— Марджори, душенька, что ж вы ко мне так несправедливы? Поверьте, вы представления не имеете, что за приключение вас может ожидать; прислушайтесь к гласу здравого смысла. Уверяю, сейчас вы добровольно кидаетесь с головой в омут.
— Какой еще омут? Что вы все ходите вокруг да около — почему не можете сказать прямо?
— Не могу сказать прямо, потому что таковы обстоятельства — не дают они этого сделать, я не лгу, но от того опасность меньше не становится. Шутки в сторону — здесь все всерьез, поверьте мне на слово.
— Тут не только вопрос доверия — есть еще кое-что. Я помню, что было нынче ночью, к тому же рассказ мистера Холта загадочен сам по себе; скажу больше, за ним скрываются еще какие-то тайны — и они, судя по вашим речам, неким зловещим образом связаны с Полом. Мне ясно, что я должна сделать, и вы не сможете меня остановить. Вы прекрасно знаете, что у Пола предостаточно государственных обязанностей, они едва не погребают его под собой; вы хотите, чтобы я рассказала обо всем ему, после чего он поговорит с вами так, как умеет? Положение дел следующее: пусть я пока Полу не жена, я все равно хочу показать вам, что могу воспринимать его интересы как свои, как будто мы с ним уже повенчаны. Итак, мне остается лишь повторить: вам решать, что вы намерены делать, но если вы предпочтете воздержаться от поездки, я отправлюсь туда вдвоем с мистером Холтом.
— Поймите, когда вы начнете обо всем сожалеть — а вы начнете! — не вините меня в том, что поступили так, как я советовал вам не делать.
— Мистер Атертон, голубчик, я приложу все усилия для защиты вашей незапятнанной репутации; мне совсем не хочется, чтобы кто-нибудь начал вас обвинять в том, что я сказала или сделала.
— Отлично!.. Ваша кровь будет на вашей совести!
— Кровь?
— Да, кровь. Не удивлюсь, если она прольется, прежде чем все разрешится… Может, вы все-таки позволите мне одолжить револьвер из арсенала, о котором вы говорили?
Я дала согласие, раз он так настаивал, разрешив ему взять один из новых револьверов папа, и Сидней спрятал оружие в карман брюк. После чего мы отправились в путь — в четырехколесном кэбе.
Глава 29. Дом по пути из ночлежки
Было видно, что костюм на мистере Холте с чужого плеча. На его тощем, изможденном и ослабевшем теле одежда, одолженная у одного из слуг, висела, как на пугале. Мне стало немного стыдно, что и я приложила руку, вытаскивая его из постели. Глядя на его немощь и бледность, я бы не удивилась, если бы он потерял сознание прямо на улице. Я проследила, чтобы он, в меру своих возможностей, хорошенько поел перед нашим выездом: один взгляд на беднягу наводил на страшные мысли о голоде! На всякий случай я прихватила с собой фляжку бренди, но, несмотря на все это, было ясно, что больному место в кровати, а не в тряской карете.
Поездка получилась невеселая. Сидней вел себя по отношению ко мне весьма покровительственно, вселяя подспудное негодование: по-моему, он смотрел на меня, как заботливая и встревоженная нянька смотрит на неразумное и непослушное дитя. Разговор откровенно не складывался. Раз Сидней возжелал меня опекать, то и мне захотелось задирать перед ним нос. Как результат, большинство реплик адресовалось мистеру Холту.
После, как мне показалось, бесконечного путешествия кэб остановился. Я возрадовалась, решив, что мы приехали. Сидней высунул голову в окно. Последовал короткий разговор с извозчиком.
— Вон он, Хаммерсмитский работный дом. Он, сэр, немаленький… куда вас тут подвезти?
Сидней передал вопрос мистеру Холту. Тот, в свою очередь, выглянул в окошко, однако, кажется, совсем не узнал округу.
— Мы приехали другой дорогой — не так, как я добирался сюда; я-то через Хаммерсмит пришел — к крыльцу ночлежки; не вижу его здесь.
Сидней опять заговорил с кучером:
— Извозчик, где тут ночлежный дом?
— На другом конце, сэр.
— Тогда везите нас к нему.
Извозчик подвез нас к ночлежке. Сидней вновь обратился к мистеру Холту:
— Может, стоит отпустить кэб… или же вы не в состоянии идти пешком?
— Благодарю, но ходить я могу — полагаю, упражнение сослужит мне пользу.
Мы отпустили экипаж, хотя впоследствии у нас, особенно у меня, появились причины сожалеть об этом. Мистер Холт осмотрелся и указал на дверь прямо перед нами.
— Это вход в ночлежку: вон там, над крыльцом, разбитое брошенным камнем окно. Отсюда я ушел направо, туда, откуда пришел. — Мы пошли направо. — Я дошел до угла. — Мы тоже дошли. Мистер Холт завертел головой, пытаясь вспомнить свои дальнейшие действия. От этого места разбегалось изрядное количество дорог, и он задумался, какую из них выбрать.
Вскоре он как будто определился:
— Думаю, я пошел сюда; я почти уверен в этом.
Похоже, он немного колебался, однако мы последовали за ним. Кажется, указанный им путь ни к чему и никуда не вел. Не успели мы толком отойти от ворот работного дома, как натолкнулись на какую-то свалку. Впереди и вокруг нас простирались большие пустыри. В отдаленном или не столь отдаленном прошлом на них пытались что-то строить, о чем свидетельствовали неопрятные кучи грязно-желтых кирпичей. Здесь и там красовались огромные, искореженные стихиями плакаты, объявляющие, что «сдаются участки отличной земли под строительство». Дорогу так и не доделали. Мостовая отсутствовала, и нам пришлось ковылять по неровной тропинке. Было ощущение, что она теряется в пространстве, поглощенная пустошами «отличной земли», раскинувшимися вокруг. На небольшом удалении от нас виднелось изрядное количество домов — как показалось. Но все они стояли на других улицах. Справа, в самом конце той, на которой мы в тот момент находились, тоже имелся ряд остовов зданий, но только две постройки хоть как-то были пригодны для жилья. Они стояли по разным сторонам дороги, но не друг против друга: между ними оставалось, наверное, метров пятьдесят. Их вид взволновал мистера Холта сильнее, чем меня. Он быстро прошел вперед и застыл у дома слева, то есть ближайшего к нам.
— Вот этот дом! — воскликнул он.
Мистер Холт выглядел едва ли не опьяненным удачей, однако я, признаюсь, была удручена. Вряд ли можно представить более унылое обиталище. На нас смотрел построенный на скорую руку дом из тех, что, даже новыми, навевают мысли об упадке. Не исключаю, что построили его год или два назад; тем не менее, из-за неухоженности, или изначальной дешевизны, или того и другого вместе, возникало впечатление, будто дом с минуты на минуту развалится. Был он небольшой, двухэтажный и обошелся бы — по моему мнению! — не более чем фунтов тридцать в год. Окна, конечно, не мыли с самого окончания строительства; стекла на втором этаже частью растрескались, частью разбились. О том, что здание обитаемо, свидетельствовала лишь плотная штора, закрывающая окно в комнате снизу. Иные занавески в доме отсутствовали. Фасад защищала невысокая стенка, которую когда-то увенчивало нечто вроде железного навершия — ржавые куски металла до сих пор торчали на одном ее конце; но, так как стена проходила почти вплотную к дому, а тот стоял чуть не на дороге, непонятно было, к чему эта ограда — для защиты от посторонних или просто украшения ради.