— Успокойся, — отмахнулся Мэл. — Неужто меня поджидает снайпер на крыше?
Охнув, я вцепилась в него.
— Не переживай. Пошли за мастером, — потянул Мэл к мастерской.
Стойка пустовала, но едва мы с топотом ввалились в помещение, как из-за шторочек возник Олег.
— Здравствуй, Эва, — поприветствовал меня и, заметив Мэла, вежливо поздоровался: — Доброе утро.
Тот не стал высокомерничать и с дружелюбным видом протянул руку, которую молодой человек пожал. Мэл притянул меня к своей груди и обхватил по-хозяйски. Несмотря на радушие, чувствовалось, что он напряжен.
Возникла неловкая заминка. Однако придется затевать знакомство.
— Это Олег. Мастер с большой буквы, у него золотые руки. — Олег, смутившись, махнул рукой, мол, его умения преувеличены, а я заверила: — От таланта не отмахнешься. А это Мэл… Егор. Мой… парень, — взглянула на Мэла неуверенно, и он подтвердил, поцеловав в щеку, и еще крепче прижал к себе.
Я рассказывала о приключившейся беде с дверью, а сердце пело. "Это Мэл… мой парень". Мой! И он не против! Проблема с замком казалась теперь пустячной и незначащей по сравнению с тем, что в груди росло горячее и трепетное чувство, заливавшее меня нежностью.
Погладив ладони, сомкнувшиеся на талии, я поймала ответ от Мэла, потершегося о макушку.
Олег с большим вниманием выслушал о возникших затруднениях.
— Странно, — сказал недоумевающе и начал складывать инструменты в чемоданчик: — Конечно же, посмотрю.
— На машине обернемся быстро, — предложил Мэл.
— Было бы неплохо, — согласился Олег, одеваясь.
— А где Марта? — встревожилась я, потому что обычно встречала девушку, выглядывавшую из шторочек. — Как ее самочувствие?
— Спасибо, хорошо, — улыбнулся молодой человек. — Она разносит заказы и должна скоро вернуться.
— Марта… — начала я пояснять и застопорилась. Кем же девушка приходится Олегу?
— Марта — моя жена, — добавил тот, и Мэл вздохнул облегченно. Неужели он полагал, что с Олегом меня связывает нечто большее, чем деловое знакомство на почве дверных замков? Чтобы впредь так не думал, я ущипнула Мэла за руку, а он стиснул меня и отпустил. Чем опять недоволен?
Обернуться быстро не получилось. Машиной Мэла заинтересовались два типа в полушубках, и мое сердце тревожно екнуло. Один из мужчин записывал в блокнот, поглядывая на номер автомобиля, а второй прогуливался возле, заложив руки за спину.
Я вцепилась в рукав Мэла, и он, успокаивающе погладив меня по спине, приблизился к типам с самоуверенным видом.
— Приветствую. Возникли проблемы?
— Ваша машина? — спросил тот, что прохаживался, и отвернул край воротника, показав блестящую единичку. У мужчины был кривой нос, видно, что ломаный, и густые черные брови, сходящиеся на переносице.
— Родственника, — ответил Мэл.
— Предъявите документы на транспорт.
— Не припомню, чтобы первый отдел интересовали права на машину, — сказал недовольно Мэл, не спеша выполнять требование.
— На двоих из вас обнаружены дефенсоры. Согласно шестнадцатой статье кодекса о преступлениях круг лиц, допущенных к пользованию защитными устройствами, ограничен, — произнес стандартную фразу тип с блокнотом, показав крупные неровные зубы с сильной желтизной. — Предъявите опознавательные документы и разрешение на ношение.
Стремительность, с которой первоотдельщики вычислили наличие дефенсоров у меня и Мэла, пугала.
Олег послушно подал пластиковую карточку, и кривоносый провел ее через миниатюрный считыватель. Следом Мэл, нахмурившись, протянул свои карточки. Первоотдельщик перебрал их и тоже подверг считыванию.
С каждой уходящей секундой, приближавшей мою очередь, я нервничала все сильнее. Поскольку документы остались в швабровке, запечатанной неисправным замком, требовалось подтвердить личность, иначе с меня попросту снимут дефенсор.
Изучив документы Мэла, тип с кособоким носом развернулся ко мне.
— У меня нет при себе, — ответила я дрожащим голосом. — Остались в общежитии.
— Задерживаетесь до выяснения, — сообщил бесстрастно мужчина и сказал товарищу: — Подгоняй транспорт.
Меня затрясло, и не по причине мороза, начавшего пробираться под куртку.
— Мы как раз собирались в общежитие, и легко устраним недоразумение, — вступился Мэл, отгораживая меня плечом.
— Машина подойдет через пять минут, а пока заполним протокол задержания, — сказал тип с блокнотиком, проигнорировав его слова; развернул сложенный вчетверо чистый бланк и начал заполнять пустые строчки, не беспокоясь за пальцы, которые заледенеют на морозе. Похоже, первоотдельщиков грели теплые колпаки.
— Давайте съездим в общежитие, — напирал Мэл. — Поездка не займет много времени.
— Не положено, — отрезал писака.
— Если не положено, то я могу удостоверить личность своей девушки, — упорствовал Мэл.
И правда, вдруг его слова достаточно? Как-никак Мэл не простой висорат, а потомственный.
— Могут удостоверять родственники или лица, наделенные соответствующими полномочиями.
Из родственников подтвердить мою личность было некому, за исключением отца, которому в таком случае придется признать наше родство. Нет уж, чтобы не мучиться, упрашивая папеньку, проще броситься под машину и постараться, чтобы сразу под четыре колеса.
Я начала оглядываться по сторонам в поисках проносящихся автомобилей, желательно на сверхзвуковой скорости. Как назло, улица оказалась пустой и тихой, и лишь несколько ворон, облюбовавших макушку тополя в скверике, галдели, вымораживая каркающие глотки.
Глядя, как неумолимо порхает перо по бумаге, я поняла, что на этот раз увязла крепко, и теперь не получится отделаться, как в кафе, где произошло знакомство с Тёмой. Что делать, что делать? — заметались лихорадочно мысли. Попробовать опять воззвать к доброму имени Стопятнадцатого?
— А декан или проректор могут удостоверить? — спросила с надеждой в голосе и объяснила мужчине с блокнотиком: — Учусь в институте с висорическим уклоном.
— Могут, — подтвердил тот, — но лично.
— Мигом привезу! — сказал Мэл с энтузиазмом, я и уверилась, что у него получится всё: мигом оторвать Стопятнадцатого от сочинения сонетов, мигом уговорить и мигом доставить, впихнув в кукольную машинку.
— Ждать не будем, транспорт под завязку. Повезем в отделение, поскольку у нас переполнено, — сказал кривоносый. — Процедуры по опознанию проведут там.
— Это быстро? — спросила я севшим голосом.
— Затянется на сутки или двое, не раньше. Работы через край, а дознаватели валятся с ног.
Сутки или двое, — заторможено вникала я в сказанное. Не час и не два, сидя на скамеечке до приезда декана, а полновесные дни и ночи в камере в ожидании своей очереди.
В это время к мастерской подъехал небольшой грузовичок с будкой и встал у обочины позади машины Мэла. Водитель посигналил, и кривоносый приветственно махнул, мол, не глуши, сейчас придем. Мой взгляд выхватил небольшое зарешеченное окошко над кабиной, и я нервно сглотнула. Совершенно не чувствовала озноба и холода, вместо этого по телу потек жар, и страстно захотелось почесаться, раздирая кожу до царапин.
— У вас есть право на звонок, право на молчание, право на добровольное признание, право на смягчение наказания, — сообщил монотонно желтозубый тип, заполняя бланк. — Если вашу личность установят в течение срока, определенного тридцать второй статьей кодекса о преступлениях, срок задержания увеличивается до момента получения из Правительственного суда разрешения на снятие дефенсора.
Я начала судорожно вспоминать, какой срок моей висоратской неприкосновенности определен в упомянутой статье.
— А сколько времени дается на опознание? — спросила смятенно.
— Двадцать четыре часа.
— Но вы сами сказали, что раньше, чем через двое суток моим делом не займутся!
Первоотдельщик пожал плечами:
— Не могу знать. Подписывайте. — Протянул исписанный бланк. — И не задерживайте. Машина греется, а лимит на бензин почти исчерпан.
Я могла бы понять равнодушие уставшего и злого мужчины, третьи сутки не вылезающего из окраинного района и выполняющего дурацкую и пустую работу, но в данный момент мне было не до понимания. В данный момент я являлась частью его работы, эпизодом, о котором он забудет, сдав в отделение ораву задержанных из грузовичка, и поедет домой, чтобы отмокать в ванне и нежиться в мягкой постели, в то время как меня втолкнут в переполненную камеру, где мне достанется стоячее место у решетки.
Получалась абсурдная логическая цепочка, имевшая единственный закономерный конец: я впустую промыкаюсь в отделении, потому что у дознавателей не дойдут руки в силу загруженности работой, а затем через сутки автоматически поступит запрос в Правительственный суд на выдачу ордера для снятия с меня дефенсора и принудительного опознания личности. Обычная процедура.
Строчки поплыли перед глазами.
— А право на звонок? — пролепетала. — Можно позвонить?
— В отделении в порядке очередности.
И когда наступит моя очередность — через два дня или через неделю, когда придет разрешение из суда? И кому звонить? Отцу, чтобы приехал, вызволил из-за решетки и придушил на ступеньках отделения? Стопятнадцатому или Аффе, чтобы придумала, как вскрыть мою комнатушку, и привезла документы? Я же не знаю номер её телефона! — простонала разочарованно. Зато знает Мэл, ведь он звонил ей не раз.
Пока я в панике ломала голову в поисках выхода, не сразу сообразила, что Мэл давно отстранился и переминался в сторонке, разговаривая с кем-то по телефону. Поймал мой затравленный взгляд, нахмурился и отвернулся.
Вот и всё. Я вчиталась в протокол. По пунктам: время задержания, место задержания, обстоятельства задержания, вменяемые нарушения — циферки с точками и их расшифровка: незаконное использование дефенсора и отсутствие документов, удостоверяющих личность. Взгляд выхватил оставшийся незаполненным пункт: "Отметка о принятии под стражу" с пустой заготовкой интервала дат.
Пожизненно, — подумала я безнадежно, обводя тоскливым взглядом окрестности. Прощайте, края, ставшие мне родными!
Мэл, не отрываясь от телефона, что-то спросил у Олега, тот тихо ответил, и он вернулся к телефонному разговору. Быстро же скончалась его симпатия, едва понял, что мне не выбраться из уголовного будущего. Стоит теперь в стороночке, делая вид, что совершил большую ошибку, назвав своей девушкой, — вспыхнула я, послав Мэлу враждебный взгляд.
Нужно бежать, пока на меня не надели наручники и не повели под конвоем на эшафот под бой барабанов, — пришла в голову дикая мысль. Представила, как убегаю, а вслед раздаются меткие выстрелы, выпущенные прицельно с колена, и я падаю лицом в снег, раскинув руки. Красиво падаю, как в кино. Или нет, пригибаюсь, слыша свист пуль, и ползком скрываюсь в проулке, а потом стану живой легендой и буду прятаться от правосудия и мстить.
Решив воплотить план в реальность, я начала отступать маленькими шажками, воровато оглядываясь по сторонам. Не дав осуществить героическое бегство, рядом оказался Мэл, выудил из моих пальцев помятый протокол и, пробежавшись по строчкам, сказал по телефону:
— Соглядатаи первого отдела Иванов и Филиппов. Да. Спасибо. — Закончив разговор, сказал мне: — Ничего не подписывай.
— Не положено, — обрубил грубо желтозубый. — Подписывайте, и пройдем в машину.
— У нее есть право на несогласие, — сообщил Мэл.
Первоотдельщики переглянулись.
— Оно не распространяется на документы на бумажных носителях, — ответил носатый.
— Тем не менее, в примечании к восемьдесят шестой статье присутствует конкретизация, в которой говорится, что к бумажным носителям относятся рукописные документы, — с видом заправского адвоката пояснил Мэл. — Данный документ нельзя считать полностью рукописным, поскольку четвертая часть исполнена машинописным способом.
— Канцелярские отговорки, — сказал тип с блокнотом и ухватил меня за рукав. — Задержание состоится в любом случае. Пройдемте.
— Поскольку протокол не подписан, взамен необходимо составить расписку о задержании согласно статье девяносто первой, — просвещенный Мэл раскрыл глаза соглядатаям, явно невзлюбившим настырного и чересчур подкованного в юридических вопросах парня.
Пока Мэл дискутировал о статьях и правах, мои ноги то подкашивались, то собирались пуститься в бегство, то приплясывали от начавшегося озноба.
Мужчина, скрипнув прокуренными зубами, демонстративно вырвал из блокнота листок и принялся карябать расписку, как вдруг у него зазвонил телефон.
— Иванов у аппарата, — отрапортовал и замолчал. Выслушав с недовольным видом, он взял из рук Мэла протокол задержания, что-то дописал и снова протянул. — Подписывайте.
Внизу было выведено неровным торопливым почерком: "Папена Эва Карловна. Личность установлена по ходатайству первого советника премьер-министра Семута З.Ч. Задержанию не подлежит".
Я поставила внизу закорючку, оторопев от небывалой чести, оказанной мне первым советником… как его там? Хотела еще раз взглянуть на фамилию, но соглядатай Иванов выхватил бумагу и, сложив, сунул в блокнот. Первоотдельшики официально попрощались с нашей компанией, отсалютовав двумя пальцами, и отправились к урчащему грузовичку, а Мэл успел подхватить меня за талию, потому что ноги мне отказали.
10.4
Мы сели в машину. Я кое-как забралась на заднее сиденье, а Мэл с Олегом, устроившись впереди, тихо переговаривались.
Проводив глазами отъезжающий грузовичок, я наконец-то вздохнула свободно, но облегчение не наступило. Ведь сейчас меня могли увозить за глухими металлическими дверями с большим засовом вместе с другими попавшимися невезунчиками.
Внезапно заныли пальцы ног и рук, видимо, опомнились, что не успели поморозиться. Щеки защипало, и губы нещадно заболели — я вспомнила, что беспрерывно облизывала их, нервничая.
— Третий день как обложили, — пояснил Олег. — Из дома выходим с документами, после девяти на улицу не высовываемся. Меня неоднократно проверяли, и каждый раз — новые лица. Все бы ничего: обычно задерживают и выпускают в тот же день, но если дела обстоят, как они разрисовали, — кивнул на грузовичок, превратившийся в крохотную точку и вскоре завернувший за угол, — то мало хорошего.
Неудачный эпитет выбрал Олег. Это не "мало хорошего", это катастрофа. Апокалипсис личного масштаба.
Я-то знала, из-за кого попала под раздачу, потеряв несколько килограммов душевного равновесия. В зеркале заднего вида, которое Мэл выровнял сразу же, едва мы загрузились в машину, перехватила его взгляд.
Хорошо, что вчера вечером проснулась интуиция, отговорившая меня пойти в район невидящих, потому что прогулка по кварталу могла закончиться плачевно. Вчера меня никто бы не спас, а сегодня пришел на помощь Мэл, на которого я зря возвела поклеп. Упрекнула в малодушии, в то время как он искал выход, по-своему, по-мелёшински, не мелочась: позвонил в правительство, оторвал серьезных дядей от совещаний и уговорил подтвердить личность одной сопливой висоратки, не выходя из кабинета. Благодаря звонку Мэла меня вызволили из дружеских лап соглядатаев первого отдела. Какими связями нужно обладать, чтобы добраться — надо же! — до первого советника премьер-министра!
И все же, несмотря на запоздалую радость спасения, на меня угнетающе подействовала легкость, с которой Мэл, оперируя высокими знакомствами, убедил кого-то из избранных удостоверить мою личность с помощью телефонного звонка и пригнуть исполнительных работников первого отдела гнетом властного указания в обход установленных законов и правил.
Я поняла, что Мэл может всё.
До общежития доехали в два счета, и Мэл поставил машину на обочине у дыры в ограде. Я хотела выразить опасения по поводу сохранности имущества в непосредственной близости от района невидящих, но вспомнила, что Олег не подозревает о причастности Мэла к заварушке в районе, и будет лучше и спокойнее, если он останется в неведении, равно как и Мэлу совсем не обязательно знать, что Тёма и Олег — братья.