— Я ходила на медицинские осмотры, — горячо возразила, не поднимая глаз. — Ничего не было!
— Он не врач, чтобы посещать его через день. Или вы играли в ролевые игры? — ухмыльнулся похабно Мэл.
— Ни во что мы не играли! Он брал анализы, замерял давление, пульс, смотрел глазное дно — и всё!
— Почему он, а не Морковка? — продолжал выпытывать Мэл.
— Потому что после случая с Касторским мне велели регулярно ходить на пятый этаж и не предавать огласке.
— С Касторским? — переспросил Мэл озабоченно, но через мгновение его тон стал приказным: — Сегодня же поговоришь с ним и откажешься от осмотров.
— Почему?
— Почему? — удивился Мэл и с яростью саданул кулаком по стене, заставив зажмуриться от испуга: — Объясню тебе, почему. Потому что меня бесит его высокомерие и спесь! Потому что он решил, будто может взять чужое. Потому что он лапал мою девушку, и между ними что-то было!
— Никто меня не лапал и ничего не было! — опротестовала я и утонула в раскаленном изумрудном море.
— Заезженная пластинка, — скривился Мэл.
— На себя взгляни. Чуть не облизал Эльзушку, жалко, платка не оказалось под рукой, чтобы подтирать слюни! — выкрикнула я и прикусила язык. Зря сказала. Мэл решит, что перед ним патологическая ревнивица.
Он замолчал, соображая, о чем речь, а потом неприятно ухмыльнулся:
— Значит, понравилось смотреть, Папена? Смотреть и запоминать, чтобы прокручивать в голове днем и ночью. И ведь нет никакой возможности стереть из памяти эти чертовы картинки.
Я чувствовала разочарование и боль Мэла, они были и моими тоже. Протянула ладонь к его щеке, но Мэл сбросил прикосновение, мотнув головой.
— Мне пришлось дать обет, потому что… потому что так нужно, — сказала я с отчаянием. — Но нас связывают только дела.
Не стоило переводить разговор на профессора, лучше бы он крутился около Эльзы. Глядишь, Мэл понемногу утихомирился бы, наслушавшись моих ревнивых возгласов, и мы смогли бы внятно поговорить. Упоминание об Альрике подействовало на него как сухая трава на огонь. Я оказалась прижатой к стене, и Мэл поцеловал меня — агрессивно, истязая рот.
Следовало отрезвить наглеца — дать пощечину, оттолкнуть или наговорить уйму гадких слов. Вместо этого я без раздумий сделала первое, что пришло в голову. Рука обхватила Мэла за шею и притянула, а язык начал вытворять нечто сумасшедшее — честное слово, в том не было моей вины. Рассудок канул куда-то вместо того, чтобы сопротивляться. Осталась лишь одна потребность — отдать себя и впитать близость Мэла.
Я и не подозревала о том, как сильно соскучилась по нему, аж сердце заныло. Прижималась к Мэлу откровенно, бесстыдно и целовала исступленно, не уступая ему. Пусть он мучил мои губы и прикусывал болезненно, пусть стискивал в объятиях, не позволяя вздохнуть, пусть наказывал — на грани жестокости, сминая волю и подавляя, — я принимала его таким, каков он есть.
Тянулась к Мэлу и не сразу сообразила, что он отстранился и что-то сказал.
— Что? — зашевелила онемевшим ртом.
— Ему ты также пела? — повторил Мэл, дыша, как загнанный.
— Как?
— Громко и требовала не останавливаться.
Скабрезные слова облили ледяной водой. В голове совершенно не отложилось, о чем я только что просила Мэла. Врет он всё!
— Руки убрал, — процедила. Хотела, чтобы вышло гордо, а получилось тускло, и Мэл, конечно же, не послушался.
— Или он делал это сзади? — спросил вполголоса, прикусив мочку, и моя кожа покрылась мурашками.
— Отвянь! — попыталась я вырваться. Безрезультатно.
— А твое тело было таким же отзывчивым? — Он прошелся пальцами по спине, заставляя меня прогнуться.
— Сейчас врежу! — вспылила, но Мэл не проникся угрозой. — Я не стала говорить, что еду к нему, чтобы не отвлекать тебя! Откуда мне знать, почему он поставил четверку? Вот спущусь вниз и узнаю! И скажу, что хочу ходить на пересдачи и маячить каждый день у него под носом!
Мэл замолчал, и я поняла, что его раздирают противоречия: с одной стороны, его самообладание испарялось при мысли о причине положительной оценки за экзамен, с другой стороны, исчезла угроза частых встреч с профессором. Так ведь на пересдачи будет ходить четверть курса, кроме меня, в том числе и Мэл.
— И вообще! — раздухарилась я, воодушевившись временным затишьем. — Складывается впечатление, что тебе и ему требовался повод, а мне приходится отдуваться в ваших разборках.
— Ладно, Папена, — протянул лениво Мэл. — Я придумал, как простить тебя.
Мои брови поднялись от удивления.
— За что прощать?
— За вранье. Ты признала это.
Признала, — вздохнула я покаянно. Не стану спорить.
Несмотря на видимое спокойствие, вернувшееся к Мэлу, он по-прежнему излучал враждебность. Это ощущалось по поднявшимся волоскам на моей коже и слышалось по фамилии, которую он называл, забыв об имени. Это виделось по горящим ободкам в глазах, которые не желали гаснуть. Об этом кричала моя интуиция.
На месте Мэла я бы тоже не успокоилась легко и быстро, требуя доказательств раз за разом, изводя и терзая, пока, в конце концов, не удостоверилась бы и не успокоилась. Поэтому к разговору об Эльзе мы еще вернемся.
— Ты находчивая и отчаянная девочка, — сказал он, овевая дыханием щеку, и я затрепетала. — С легкостью срываешься и мчишься в неизвестность. За твою смелость дам тебе шанс.
Мэл достал из кармана брюк маленькую карточку и ловко опустил в растянутый ворот моего свитера, где она закрепилась как раз в ложбинке.
Я в замешательстве замерла. Вынуть карточку не представлялось возможным, потому что Мэл удерживал меня. Он же раскусил мою реакцию на прикосновения и безжалостно пользовался своим преимуществом, предпочтя вести разговор нашептываниями на ушко.
— На ней адрес. Сегодня вечером, после девяти ты приедешь.
— К-как?
До чего же отвлекала теснота нашего "общения"! Я теряла нить разговора, а Мэл беспрерывно поглаживал мою спину и дышал над ухом.
— Сама придумай. Ты выкрутишься.
— Мне н-нечего надеть…
— Тебе не понадобится одежда, — голос Мэла опустился до шепота, заставив меня сглотнуть. — Потому что будешь просить прощения.
— Просить? Как просить? — промямлила я, растерявшись.
— Как упрашивают маленькие лгунишки? — Меня затрясло от воркующей интонации. — Губами… руками… собой… Лгунишкам придется умолять не раз и не два… И может быть, я прощу тебя.
— Может быть? — переспросила я, с трудом соображая, о чем говорит Мэл.
— А как ты хотела? Твое невинное вранье стоило мне очень дорого.
Я думала, речь пойдет о размерах потерь, но Мэл не стал заострять внимание на подсчетах, видимо, убытки касались седых волос и угробленных нервов.
— Заодно отметим твою удачу на экзамене.
Его слова прозвучали как издевательство.
— У меня не получится… наверное… — выдавила неуверенно. Я теперь ни в чем не уверена.
— Изыщи время, — сказал Мэл, и в его голосе зазвенел металл. — Повторять не буду. Ты откажешься от осмотров и приедешь сегодня вечером. Не разочаровывай, Папена. Ты горячо убеждала меня в том, что "ничего не было", и я почти готов поверить. Но для полной уверенности не хватает последней капли. Хочу знать, что тебе важно, чтобы я поверил.
— Важно! — воскликнула я и смутилась.
Он отстранился, отпуская меня, и я чудом удержала равновесие, чтобы не рухнуть на ослабевших ногах.
Мэл стряхнул с рукавов джемпера несуществующие пылинки, пригладил волосы и пошел в сторону лестницы, насвистывая. Неловкие пальцы залезли за ворот свитера и извлекли маленькую карточку с буквой М в равностороннем пятиугольнике и адресом курсивом.
— А как…? — окликнула я охрипшим голосом удаляющегося Мэла.
— Покажешь, и тебя пропустят, — не оборачиваясь, ответил он и исчез в пролете, а я сползла по стене.
13.3
Ура, я объяснилась с Мэлом! Правда, разговор получился не ахти, но наивно рассчитывать на великодушие парня. После резких слов по телефону и скандальной сцены на экзамене, встреча под люком стала настоящим чудом, в прейскурант которого вошли жаркие объятия, опять лишившие меня здравомыслия.
Не все потеряно! — звенел в голове колокольчик, пока я быстрым шагом направлялась в лабораторию Альрика. Почти бежала, не оглядываясь по сторонам и не притормаживая перед поворотами. К чему скрываться, если тайное стало явным? Чем больше секретов, тем больше подозрений и слухов, а мне нечего стыдиться. Почти.
Не боясь, выскажу профессору бездну претензий, потому что мы партнеры.
Электронный замок сработал, запустив в стерильную зону пятого этажа, но профессорская лаборатория оказалась закрытой. Экзамену пора давно закончиться, ведь после фееричного ухода Мэла в аудитории остались трое последних студентов, не считая меня. Эх, не повезло парням. Наверное, Альрик отыгрывается сейчас на них, улучшая отвратительное настроение, засыпанное бумажными клочками.
Коли экзамен не завершился, придется ждать под дверью, чтобы перехватить профессора тепленьким и вытрясти признания. Как назло, полоса невезения распростерлась бескрайним полем, потому что из соседней лаборатории выглянула Лизбэт в белом халатике. Вот она, потенциальная врагиня и преступница, которая снесет тараном любые препятствия на пути к цели! Наверняка это соседка по общаге пустила слух о моих визитах на пятый этаж.
Я взглянула с ненавистью на светлые кудряшки девушки. Руки так и тянулись обкромсать растительность на её голове, укоротив до ершика. Поглядите-ка на красотку! Сдала экзамен и, не запыхавшись от стресса, прибежала трудиться на благо материальной висорики вместо того, чтобы расслаблять натруженный мозг как все нормальные люди.
— Он на кафедре, — сказала Лизбэт и ушла обратно, хлопнув дверью. Стопудово разозлилась, увидев меня, и забыла, зачем выпорхнула в коридор.
Интересно, соврала она про кафедру или нет? Точно, соврала и дала неверное направление, чтобы отвадить от своего высокоумного принца, который оказался вовсе не принцем, а обычным смертным, в котором я разочаровалась. Однако на всякий случай стоит проверить слова Лизбэт.
Итак, Альрик завернул на кафедру материальных процессов, месторасположение которой нам неизвестно. Для начала дойдем знакомой дорогой до административного этажа, встанем лицом к родному деканату и начнем обход по часовой стрелке, читая таблички на дверях.
По пути из одного крыла в другое на ум пришел ультиматум Мэла, и в голове снова замкнуло. При мысли о том, как мне предстояло выпрашивать прощение, извилины переклинило напрочь. Я вообще мало что соображала, находясь в опасной близости от Мэла. У чердака мне опять не хватило сил прекратить страстные обжимания, и неизвестно, чем закончилось бы "общение", если бы Мэл не отстранился.
Незабвенный полуторный этаж встретил тишиной и слабым сквозняком. Оно и понятно, от экзаменов устали как студенты, так и преподаватели и прочий персонал, причастный к интеллектуальному терроризму, поэтому в равной степени рванули освежать ротовые полости и укреплять расшатанные нервы.
Отойдя от двери любимого деканата, я пошла в обход, зачарованно разглядывая двери. Все-таки на полуторный этаж нужно ходить с экскурсией, чтобы любоваться рукотворными чудесами, потрясающими воображение.
При разглядывании необычных конструкций попалась дверь, на фасаде которой красовалась двухмерная проекция черной дыры. Взгляд прилип к ней, а рука потянулась, чтобы потрогать. Еще чуть-чуть, и меня аннигилировало бы и растворило в древесной структуре, покрытой светлым лаком. Хорошо, что сознание вовремя прояснилось.
Бесцеремонность — мое второе имя. На стук и скрип двери обернулись несколько мужчин. Бородачи и очкарики, устроившись в приземистых креслах, вели оживленную беседу, которая застопорилась при моем появлении. Одним из любителей размять язык после изнуряющей экзаменовки оказался профессор Вулфу. Увидев меня, он поднялся из кресла.
— Папена? Что-нибудь произошло?
Святая простота на публике. Не далее как полчаса назад спровоцировал Мэла, поставив мне незаслуженную оценку, а теперь спрашивает с невинным видом, что случилось.
— Произошло, — поведала я голоском благовоспитанной девицы.
— Прошу прощения, — обернулся Альрик к собеседникам. — В диспуте временно не участвую.
Мужчины вернулись к горячему спору о материях и сферах. Наверное, я беспардонно оторвала профессора от бесценного общения с коллегами, но угрызений совести по данному поводу почему-то не испытывала. Мне требовалось разрешить собственные проблемы.
— Пройдем в лабораторию. — Переступив порог, Альрик увлек меня следом.
— Нет, — ответила я с вызовом. Голос прозвучал непривычно громко, отразившись от коридорных стен.
Профессор оглянулся по сторонам:
— Что вас смущает?
— Многое. Наверх не пойдем.
— Хорошо. Заходите, — распахнул дверь кафедры.
При нашем появлении спорящие опять замолчали.
— Не обращайте внимания, — махнул рукой Альрик, открыв дверь в смежную комнату.
В крохотном помещении, предназначенном для чаевничаний и кратких перекусов на бегу, я уселась на высокий стул и закинула ногу на ногу. Подумала и вдобавок перекрестила руки на груди, приняв оборонительную позу на языке жестов.
Мужчина осмотрелся и нарисовал на дверном косяке невидимые символы, цепляя к ним невидимые волны. Проделав то же самое с окном, он оперся спиной о кофейный столик.
— Вы поступили неосмотрительно. Только что несколько свидетелей заметили наше уединение. Всё-таки следовало подняться наверх в рабочую среду.
— Осточертела осмотрительность! — воскликнула я запальчиво. — Из-за нее мне закатали сrucis[34] в волосы и залили замок клеем. Что будет дальше?
— Не вижу связи, — пожал плечами профессор. — Объясните, почему.
— Да потому! Потому что вы мужчина, Альрик Герцевич, а не преподаватель! Вот Лютик… Лютеций Яворович — он препод, Ромашка… то есть Максимилиан Эм…
— Не утруждайтесь, — улыбнулся профессор. — Я прекрасно понимаю, о ком идет речь.
— Ромашка — тоже препод и Стопятнадцатый — препод, а вы — интересный симпатичный мужчина, словом, идеал и совершенство, и скоро мне открутят голову за встречи в вашей лаборатории!
— Кто открутит?
Вот балбес, а ведь считается гениальным ученым с исключительной логикой.
— Ваши фанатки. Поклонницы. Лизбэт, в конце концов.
— Причем здесь Лиза? — удивился непрошибаемый товарищ.
— Как причем? — я поиграла бровями для пущей выразительности. — Она питает надежды и наверняка не без основания.
— Какие надежды? — изумился профессор. Чем бы его вразумить да потяжелее?
— Проехали. Альрик Герцевич, половина института надеется на ваше внимание, а тут я прогуливаюсь по закрытым лабораториям. Поэтому особо решительные поклонницы не стали бездействовать и намекнули, что почём. В общем, впредь не собираюсь ходить на пятый этаж и вообще отказываюсь посещать осмотры.
— Не предполагал, что возникнут осложнения… подобного рода, — сказал растерянно мужчина. — Постойте! Отказ от визитов в лабораторию ясен. Мотивируйте отказ от осмотров.
— Мне известно, зачем они нужны, — для иллюстрации я повертела рукой с колечком Некты. — Если оно проявится, значит, есть причина для беспокойства, чтобы сразу прибежать к вам. Вот и все.
— Когда прибежите, будет поздно, — профессор порывисто оттолкнулся от стола и сел рядом. — Проще и безопаснее предупредить, нежели устранять последствия.
— Вы до сих пор не объяснили, что это, — протянула руку, которую Альрик машинально погладил. Я вырвала её и прижала к груди.
Только что мои пальцы зарывались в волосы Мэла, а тело с радостью откликалось на его настойчивые притязания, поэтому прикосновения профессора показались предательством по отношению к парню.
— Что-то не так? — спросил Альрик, взглянув пристально.
— Не так. Поставив несправедливо четверку, вы сделали назло Мэ… Мелёшину, хотя накануне говорили, что не станете подначивать его, — выпалила я на одном дыхании.