Придон задумался, ибо хотя ничего героического в поступке третьего брата нет, но все же огонь людям дал он. И к тому же в его деянии есть нечто… чему пока не мог дать название.
– Так что, – заключил селянин тихо, – огонь – это наша заслуга! Заслуга людей. Собственная заслуга. Плюньте в глаза тем, кто оскорбляет людскую породу, продолжая рассказывать унижающие людей басни, что якобы огонь был украден с неба. Враки! Краденое не прижилось. А вот добытое самим…
Придон насупился, спросил сердито:
– Ты к чему это рассказываешь?
Селянин посмотрел на его блистающий топор, перевел взгляд на топоры его спутников, что отдыхают под стеной, отбрасывая темные тени.
– А догадайся, – ответил он. – Ведь младший брат догадался.
Придон пожал плечами:
– Я не волхв, чтобы разгадывать загадки. Я – воин!
– Некоторые вещи, – ответил селянин кротко, – люди должны разгадывать сами.
– Зачем? – не понял Придон. – Ты скажи – и все.
Селянин покачал головой.
– Прости меня, воин, – сказал он. – Прости… Я просто указал, что к победе ведут обычно разные дороги. И не все дороги ведут к той победе, что… не превратится в поражение.
Эта ночь прошла в лихорадочном нетерпении. Он просыпался, с тоской смотрел на черное небо, все еще ночь, с трудом засыпал, снова просыпался, уже готовый в путь, но все та же ночь, словно солнце передумало подниматься из-за края земли.
Олекса и Тур спали богатырским сном. Тур похрапывал, красиво раскинувшись на спине, могучий, широкий, весь в отца, а отец, все знали, ведет род от велетов. Олекса, напротив, скрючился так, что коленями уперся в подбородок, не то замерз, не то прячет уязвимый живот.
Озлившись, Придон вскочил, бесцельно походил вокруг костра. Сучья уже сгорели, но пурпурные угли даже не думали покрываться серым пеплом, все тот же сухой жар, внутри полупрозрачных углей, так похожих на рубины, скачут всадники, мечутся фигурки…
С высоты раздался заунывный крик. Между звезд пролетела широкая тень, Придон успел рассмотреть огромные крылья, похожие на крылья летучей мыши, только размером неведомый зверь был с крупный длинновесельный корабль.
Мороз пробежал по коже, Придон отступил от костра, чтобы пурпурный свет не выдал чудовищу. Сзади послышались шаги, селянин вышел в круг света, кротко посмотрел на Придона.
– Могу я посидеть у костра?
– Конечно, – ответил Придон поспешно, – только там что-то летает!
Селянин отмахнулся.
– Крупняк.
– Ну и что?
– Все крупное, – объяснил селянин, – не хищное. Волк всегда мельче коровы…
Придон вышел из тени, сел рядом.
– Почему ты живешь здесь?
– Не знаю, – ответил селянин просто.
– Не проще ли поближе к людям?
– А здесь были люди, – ответил селянин. – И дома были… Когда-то здесь было болото… Странное болото! Говорят, на той стороне оно еще по всему кольцу гор. А здесь ветры дуют вольно, несут тучи песка… Словом, болота нет, но земля пока еще кормит мою семью. Когда и здесь засыплет песком, а засыплет наверняка…
– Почему?
Селянин горько усмехнулся.
– Если засыпало песком целые города, то что ему мой огород?
– И что тогда? Уйдешь?
– Наверное, – ответил селянин. – Человеку не дано знать, сколько ему осталось. Возможно, только на болоте я могу… а вне его сразу к праотцам?.. Но тебе, герой, надо ломать голову не над тем, как одолеть горы, это нетрудно, а как пройти болото… То самое, что встретишь сразу за этими горами, больше похожими на забор. К счастью, вы пришли ко мне с добрым словом, поделились едой, говорите вежливо. Я отвечу тем же…
– Поделишься едой?
– Скажу, что пройти можно через болото только в одном месте. Это недалеко… Видишь вон ту красную гору?.. Нет, то оранжевая, сейчас их не различишь…
Придон сказал настороженно:
– Почему же… Хоть и ночь и все серое, но та гора в самом деле…
Селянин оживился.
– Заметил? А вот та, другая, слегка оранжевая! Как будто накалена в огне. Видишь? Если идти от нее, то угодишь в топь, а там еще и логово болотных зверей. Смотри, за оранжевой горой – красная. Выглядит неприступной, но это только с виду. Если подниметесь на нее, то, никуда не сворачивая, прямо от горы через болото… Там есть проход!.. Все остальные пути – гибель.
Глава 16
Утром селянин настоял, чтобы взяли веревку, буквально насильно повесил на Тура. Тот ворчал, но уже при первом же подъеме проскрипел, что без веревки пришлось бы переть взад.
Придону казалось, что он ползет, как муха по отвесной стене. Приходилось цепляться за малейшие щелочки, упираться в крохотные выступы. Если бы не стальные мышцы, что позволяют удерживать тело на одном пальце, не поднялись бы и на треть стены.
Дважды отдыхали, распластавшись, как ящерицы на камне. Придон смотрел в мокрое от усталости лицо Олексы, перекошенное от нечеловеческих усилий, они же благородные сыны степей, а не какие-то вшивые горцы, понимал, что у самого рожа еще та, он слабее Олексы впятеро.
Весь подъем остался в памяти как страшный сон, когда руки и ноги наливаются свинцом, тело застыло, а сверху опускается исполинская ступня горного великана, что вот-вот раздавит.
Сквозь грохот в черепе и шум крови в ушах чувствовал, как сильные руки поддерживают, тащат, трясут. Злой голос кричит в уши, наконец Придон обнаружил себя на крохотной каменной площадке, справа и слева Олекса с Туром, усталые, осунувшиеся, но веселые.
– А все-таки мы это сделали! – услышал Придон голос, это говорил Тур, сквозь шум крови в ушах слова прорываются в сознание слабые, придавленные. – Честно говоря, как-то не думал даже…
– И я, – ответил Олекса. И добавил нагло: – Не подавал виду, но мне казалось, что будет труднее.
Тур захохотал.
– Оказывается, мы чего-то стоим?.. Даже как горные козлы? Олекса, ты вот точно козел!.. Придон, ты как себя чувствуешь? Осталось самое легкое.
Придон спросил слабым голосом:
– Что?
– Как что? – удивился Тур. – Всего лишь спуск.
– Спуск?
– Ну да. Уже на ту сторону.
Горы, на которые влезли, торчат, как гигантские зубы, до небосвода рукой дотянуться, но сколько Придон ни смотрел вниз, везде красная, как пламя, земля, оттуда все еще несет гарью, там стелется дымка, а дальше вообще стена странного розового тумана.
Он содрогнулся, впервые ощутив, не поняв, а именно ощутив, что есть не только земли, подобные Куявии или Славии, но и вот такие, где вообще, может быть, человеку жить невозможно.
– Переведем дух, – взмолился он. – Это вы готовы прямо вот так вниз, а у меня все трясется!
Спускаться все же оказалось намного легче. На этот раз Олекса шел первым, Тур последним, а Придона держали посредине. Если сорвется, Тур удержит на веревке. Впрочем, Тур, как самый сильный, не зря спускался последним. Удержит и двух, если сорвутся оба.
И все-таки Придон выдохся так, что, когда сквозь заливавший глаза пот рассмотрел приближающуюся землю, плоскую, на которой можно удержаться без веревки, он тут же распластался на ней, как медуза, выброшенная на берег, и ощутил, что никогда в жизни не сможет пошевелить даже пальцем.
Очнулся от сильных грубых голосов. Пахло тухлой рыбой, гнилой травой, разлагающейся рыбьей икрой и молоками. Он поднял тяжелые веки, в двух шагах жарко полыхает маленький костерок из трех веточек. Донесся аромат жареного мяса. Придон сразу ощутил, что зверски хочет есть. Олекса и Тур перед костром, хохочут, двигают камни, устраиваясь поудобнее.
– Ничего себе, – донесся голос Олексы, – безопасный проход!.. Уж точно, что войско сюда не проведешь…
– Да, – послышался голос Тура, – тут могут отсидеться в безопасности любые чудища. Я, пока карабкался, чуть к праотцам не отправился…
И Тур тоже, мелькнула мысль. Значит, я не так уж и слабее… хоть и слабее.
Он поднял голову. Там, сразу за спиной Тура, колышется розовый туман. Неприятная розовость, идущая не от утренней зари, а от мяса больного животного. Это оттуда нездоровый запах дохлой рыбы и гниющих водорослей. И еще оттуда страх, как будто из розового тумана с угрюмой злобой смотрит огромный лютый зверь.
Даже не зверь, мелькнула пугливая мысль, а что-то страшнее. Как будто на тебя смотрит ящерица или жаба размером с гору, что слизывает стада зубров, аки муравьев.
Итания, подумал он. Я найду обломки этого паршивого меча, принесу твоему отцу… и ты протянешь мне руку. Я вскину тебя на седло, степь загремит под конскими копытами, ибо со мной приедут сильнейшие витязи Артании, дабы твой отец видел, что не за пастуха отдает дочь!
Он поднялся, шум в голове затих, во всем теле внезапная ясность и свежесть.
– Отдохнули? – спросил он нетерпеливо. – Старик сказал, что через это болото пройти можно только здесь… Где здесь?
Олекса долго всматривался в туман. Тур, напротив, с удивлением посматривал на Придона.
– Ты уверен, – спросил он, – что сможешь двигаться? Я уж хотел было ноги вытереть, думал – мокрая тряпка лежит.
Олекса стоял к ним спиной, ноги на ширину плеч, ладонь прижал козырьком к глазам.
– Странное болото, – обронил он хмуро.
– Чем? – спросил Придон.
– Не вижу в тумане, – ответил Олекса зло. – Или у меня с глазами что-то, или же туман… не туман.
Придон сказал в нетерпении:
– Узнаем на месте.
Не дожидаясь ответа, он шагнул вперед. Обострившийся слух подсказал, что Тур задвигался, вот поднимается, тяжелые шаги за спиной, от сердца отлегло, а то уже кольнул страх, что не пойдут, ибо в Артании слабые не распоряжаются сильными.
Горы, как он понял, торчат прямо из болота. Хотя нет, с внешней стороны эти болота давно высохли, как рассказал селянин, но здесь горы закрывают их от сухого знойного ветра, сюда местные демоны не позволяют занести тучи благословенного артанского песка, здесь смрад, вонь и ядовитые испарения болота…
Влажный воздух коснулся лица. Придон задержал дыхание, запах отвратителен, сделал несколько шагов, под ногами захлюпало. Он невольно выпустил спертый воздух и сделал вдох. Ноздри защипало, а в груди разлилось неприятное жжение.
Сзади плюхнуло, Тур громко выругался, Олекса сказал что-то ехидное. Придон молча двинулся вперед. Вода оказалась неприятно теплой, быстро поднялась выше голенища. Он ощутил, что вместе с гнилой водой кожи коснулись и мелкие не то рыбешки, не то болотные черви.
– Олекса, – проговорил он сдавленным голосом, – что-нибудь видишь?
– Туман, – ответил Олекса. И добавил, будто считал Придона совсем тупоумным: – Вижу туман.
Тур обогнал и двинулся впереди, в одной руке топор, другой взмахивал, как крылом, удерживая равновесие на подводных кочках, склизких корнях.
Он часто останавливался, прислушивался, потом плюнул на все предосторожности, пошел напролом. Хуже всего, этот розовый, а теперь еще и грязно-желтый туман окружал их и сверху. Двигались в странном белесом полумраке, видно не больше чем на десяток шагов, зато слышно за пару сот. Звуки странные, ни на что не похожие. Придон сперва хватался за рукоять топора, но вскоре устал, шел уже почти равнодушный к этому бормотанию, шипению, бульканью, кашлю, хрипу, стонам.
Иногда воздух дрожал от мощного рева, время от времени слышался писк, сочный хруст, словно ломались толстые молодые деревца. Или кости большого зверя в пасти еще более крупного.
Тур на ходу обернулся, лицо в зеленых потеках, на плече болотные листья. Олекса поспешно сорвал их с брата, пока те не пустили корни.
Тур сказал пораженно:
– Ничего себе безопасный проход!
– Да, – пробурчал Олекса, – тот мужик насоветовал…
Придон напомнил:
– Он не говорил, что здесь мед и цветы. Просто в других местах вообще не пройти.
Со всех сторон окружал двигающийся, но абсолютно плотный туман. Теперь не розовый и даже не желтый, а странного грязно-лилового цвета, выглядел то монолитным, как скала, то в нем возникали тени, сгущения, призрачные фигуры, что манили, завораживали, тут же исчезали, уступая место другим.
Все трое остановились перевести дух в трясине по колено. Придон первым сделал шаг, провалился до пояса. Из тумана доносился не то приглушенный рев, не то бурчание. Хотя, может быть, это лопаются пузыри болотных газов.
По эту сторону стены тумана прямо из темной жижи поднимаются струйки, а иной раз и целые клубы зловонных испарений. Налетавший ветерок размывал их, но когда не успевал, то гнилостные испарения скатывались волнами, удивительно живыми, двигались будто сами по себе. За ними исчезали лягушки, а зеленые сочные стебли превращались в желтые и высохшие, ломкие с виду.
Они стояли долго, вслушиваясь, всматриваясь в неясные тени, в выступающих болотных чудовищ, но ветерок размывал и зверей, и проступающие вдали деревья.
– У меня уже в глазах рябит, – сказал Тур. – Надо идти, пока снизу никакая тварь не подобралась.
– Или наши ноги не пустили корни, – добавил Олекса очень серьезно.
Придона передернуло с головы до ног. Он с детства слышал о народах, что в старости пускают корни и превращаются в деревья. От них даже пошло слово «укорениться», так стали говорить о тех, кто оставил славный путь воина и осел на хозяйстве.
Ломились через красный, как кровь, мир, Придону чудилось, что багровый закат не отступил, а приблизился сам, принял их в себя, и теперь бредут в этой красноватой мгле, похожей на редкий розовый, а временами грязно-лиловый туман.
Затем то ли ветер чуть развеял красную мглу, то ли подошли ближе, но навстречу из тумана выпукло выступил город… или настолько огромный дворец, что равен городу: исполинское здание, которому не подыскать сравнения, множество неимоверно высоких башен, причудливых, с парапетами, площадками, высокими остроконечными шпилями…
Именно выступил: как барельеф, как лицо бога из каменной стены, за чудо-городом мутно проступало нечто вроде огромного оранжевого шара, он почти тонул в красной мгле, но Придон всеми чувствами осознал неимоверно чудовищную массу, перед которой даже горные хребты – пылинки. Верхушка шара блестит, вся из металла, но красная мгла гуще, шар исчез, даже сам город начал колебаться, жутковато прекрасный, непостижимый, причудливый…
Тур бросил холодновато:
– Мираж.
Олекса подтвердил мрачно:
– Наше счастье, что города нет уже тысячи и тысячи лет.
– А жаль, – прошептал Придон. – Почему красота так мимолетна?
Воины посмотрели с удивлением, переглянулись. Придон усмотрел в их взглядах озабоченность. Как бы не сочли, что рехнулся. Кто рожден быть воином, тот должен быть воином! И думать только о подвигах, о новых срубленных головах врагов, а не о красотах чужих городов.
В болоте часто попадались гниющие деревья, обычно из воды торчали покрытые слизью корни. Дважды встретили странные плиты, похожие на камень, но слишком уж пористые, как творог, черного цвета. Они торчали из воды, полузатопленные, все трое обычно слышали шумные всплески, а когда подходили ближе, Тур, как лучший следопыт, старался по мокрым отпечаткам определить, что же там сидело.
Солнце начало клониться к закату, Придон уже едва волочил ноги, но Олекса вскрикнул, указал в туман, сам устремился, будто его тащили на веревке.
Тур и Придон вскоре увидели еще одну такую огромную черную плиту. Она по наклонной торчала из болота, а другим концом уходила далеко в туман. Олекса уже стоял на плите и махал рукой.
– Там какие-то заросли! – крикнул он.
– А здесь болото, – сообщил ему Тур.
– Дурень, так заросли уже на берегу!.. Болото кончилось!
Огромная плоская плита, на которую взобрался Олекса, другим концом в самом деле тонула в зарослях странных растений, похожих на трубки. Снизу на плиту пыталась взобраться плесень, карабкался мох, но блестящая, хотя и ноздреватая поверхность все еще блестела гордо и вызывающе.
Придон ускорил шаг, провалился по грудь. Отсюда бледные волны тумана казались такими плотными, что он видел только сгущения, плавающие комки, а сама плита в разрывах тумана появлялась то с одной стороны, то с другой.
Сцепив зубы, он двигался по памяти, еще дважды провалился по шею, наконец ноги уперлись в твердое. Олекса протянул руку, помог взобраться обоим.