А затем умер её супруг. Якобы от несчастного случая. Всего через год.
Нет, никаких доказательств, в ежегоднике указана естественная смерть, только я в неё не верила. Не стала бы такая женщина, как Элоиз, терпеть такого мужа, наверняка оставила указания для сообщников, раз первая попытка оказалась неудачной.
Вот, собственно, и всё.
Вторая часть объяснительной касалась меня самой и моей семьи. Как и с какой целью совершено превращение, что ещё умеет и делал супруг? Где был, чем занимался в прошедший месяц.
Потом меня повели в храм Светоносного, проверять на наличие тёмной сути. Разумеется, не нашли и, по-моему, огорчились. А я обрадовалась. Как выяснила: зря. Моя нейтральная сила выплыла наружу. А у меня дети от тёмного… Предугадать реакцию блюстителей порядка несложно: волей-неволей, но я поборница торжества детей Тьхери.
Светоносный, зачем мне вообще эта сила, если я ей воспользоваться не могу! Разве что с мужем связаться. Это я и попробовала сделать, не особо надеясь на успех. Как ни странно, получилось. Сбивчиво попыталась рассказать ему о том, куда попала, но в ответ получила лишь едва слышное: «Всё хорошо».
Меня не тронули, не посадили в тюрьму, не подвергли пыткам. Обращались вежливо, хотя не скрывали неприязни. Не арестовали, позволили жить в собственном доме, но запретили без разрешения покидать Лайонг. А потом повезли в Дажер, к Лэрзену, для участия в обвинительном процессе по делу Элоиз Радаман. Краем уха я слышала, что её могилу раскопали и естественно никого не нашли. Ни тела, ни истлевшей одежды, ни чего-то ещё. Более того, гроб не был заколочен.
«Там всё пропиталось этой пакостью, — шептались солдаты — главные поставщики новостей, потому что маг хранил молчание, агент — и подавно. — Эта тёмная сучка и не думала умирать. Либо её раскопал тот поганец, муженёк той красотки, — они покосились на меня, — либо она сама всё проделала».
Признаться, я боялась, что с Лэрзеном что-то сделают. Все эти разговоры пугали, заставляли думать, что из свидетеля он мог превратиться в обвиняемого.
Но обошлось: в Дажере судья Кадех сказал, что вина Элоиз полностью доказана, а Лэрзен оправдан. Некромантка полностью себя изобличила, совершив убийство мага и проститутки, которую приняла за меня.
Тут я помрачнела:
— Простите, а причём тут продажная женщина? И я?
— Ну как же! Обвиняемая, движимая злобой к разоблачившему её сеньору Азарху, решила отомстить. Выследив, она приняла женщину в его постели за вас, и убила. И попалась в ловушку.
Он ещё что-то говорил, а я не слушала, сосредоточившись на его фразе о женщине в постели Лэрзена. Он был с проституткой? Я уже нашла объяснение, более-менее успокоилась, но тут мне дали ознакомиться с протоколом допроса супруга. И там чёрным по белому было написано, что у него с ней…
Нет, одно дело, когда предполагаешь, что он тебе изменяет, догадываешься, что ты не единственная женщина в жизни мужа, но ведь в глубине души я надеялась, что Лэрзен верен мне, что он любит меня. Даже не так: я боялась, но мысли не допускала, что изменяет. И тут… С проституткой, пока я ради него…
Ещё раз взглянула на омерзительный протокол, который мне надлежало дополнить и засвидетельствовать, что я, истинная Одана Азарх, не предавалась любовным утехам на постоялом дворе.
Лэрзен так спокойно признался, что нанял продажную девку, похожую на меня, обращался с ней, как с женой. Целовал, касался, спал… Он сам, сам написал, что решил развлечься, чтобы даром не пропали деньги! Мой муж! Так, походя, будто это обычное дело! А, может, обычное, может, он каждый раз в городе, в деревне… А после этого спал со мной. Мерзавец, похотливая скотина!
Поставить меня в один ряд со шлюхами, приносить в нашу постель мерзость борделей! И хорошо, если без дурных болезней. Вдруг он чем-то меня чем-то заразил? Нужно провериться.
Меня тошнило при мысли о том, что ещё вечером его пальцы и губы ласкали проститутку, а уже утром меня. Абсолютно так же!
Ему всё равно с кем, главное, удовлетворить похоть. Кобель!
Нет, я не стану терпеть! Я не желаю делить постель со всеми женщинами округи. Да, я сама виновата, но он! Если бы он хоть немного любил и уважал меня!
Значит, с Анже не спал, а со всеми остальными за деньги — легко. На те деньги, которые пошли бы детям. Пил, развлекался с продажными девками и даже не вспоминал, что женат.
Сколько их было за эти восемь лет? Несколько десятков, сотен? Лэрзен ведь изменил мне ещё до свадьбы.
Даже не с Ланит, она хотя бы «чистая»! Хотя, почему нет? Уверена, они кувыркались каждый раз, когда Лэрзен бывал в лесу, кувыркались и смеялись надо мной, дурой, которая заботилась о нём, давала ему бесплатно, где бы и когда бы он ни захотел. Хорошо устроился: вёл прежний образ жизни, а я… Я так ради него старалась, детей рожала, помогала, рисковала жизнью, полюбила, душу ему отдала, а он в эту душу наплевал.
Я не нужна ему, я абсолютно ничего для него не значу. Просто я ему выгодна как жена: дети с сильным даром, сама — тихоня, не ревнует, не пилит, не корит, позволяет собой помыкать, обожает мужа, верит ему.
Больно-то как!
Мельком проглядела остальные страницы, что-то подписала, узнала, где остановился Лэрзен, и направилась к нему.
Может, я никчёмная женщина, не ведьма, не дворянка, но ноги о себя вытирать не позволю. Мне хватило Эйта и его похождений. Нельзя такое терпеть, и так давно меня обманывали.
Ничего, проживу. Он не единственный на свете. В Империи найдутся мужчины, которые умеют ценить женщин. Я ещё молода, найдётся тот, кто будет меня любить и для кого верность не будет пустым звуком, равно как брачные обеты.
Сжав кулаки, преисполненная решимости, я толкнула дверь гостиницы и осведомилась, где поселился сеньор Лэрзен Азарх.
Пока шла, поняла, что сообщение о разрыве оставлю на потом, сначала пусть муж вернёт мне прежний облик. Так и быть, потерплю его прикосновения. В последний раз.
Села дожидаться Лэрзена внизу. В расстроенных чувствах выпила полкувшина вина и захмелела. Зато решимость отстоять свою честь и достоинство окрепла.
— Одана? — а вот и мой благоверный.
Улыбается. Так и хочется влепить ему пощёчину, но я подожду. Всего час — и каждый в городе будет знать, что мой муж — подлый изменщик и последняя тварь.
Попыталась изобразить, что рада — не смогла, лицо перекосила гримаса боли. Отвернулась и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Скинула его руку с плеча и не своим, чужим, голосом потребовала расколдовать.
— Дана, что случилось?
Лэрзен попытался заглянуть мне в глаза, обнять, но я не позволила, резко встала и направилась к лестнице. Потом вспомнила, что не расплатилась, и швырнула на стол деньги. Сдачи не надо.
— Одана, что твориться в твоей голове? Мне будто подменили жену. Ты ведь всегда такая ласковая…
Читает мысли?
Икнув (много я выпила, да ещё на полуголодный желудок, но вино заглушает боль), начала считать, перескакивая через цифры, то в прямом, то в обратном порядке.
Нахмурился: значит, действительно залез в мою голову. Не позволю!
Восемь лет, даже чуть больше!
Если я никто, то обременять его своим присутствием не собираюсь. Я не просила жениться, прекрасно жили бы с Сиром без Лэрзена.
У меня благородная профессия, с голоду не умру.
— Лэрзен, я хочу вернуть свой облик. Пожалуйста.
Тяжело, ох, тяжело, мне далась эта вежливая просьба. Признаюсь, я готова была уйти и такой, как теперь, только это добавило бы проблем. Не собираюсь жить из-за его игр на нелегальном положении.
Нахмурившись, муж провёл в свой номер, попросил подождать, сказав, что ему нужно кое-что прикупить. Поинтересовался, как прошло в Лайонге. Я рассказала, подробно, со всеми деталями.
Он вернулся примерно через полчаса, велел раздеться и встать в центр сложной геометрической фигуры, начертанной углём на полу. Сам в это время занимался перемешиванием трав, от густого аромата которых подташнивало. Или меня от Лэрзена тошнило?
Опять пила какую-то гадость, опять была вода, воск, руны, бормотание мужа, прикосновение его рук, заставлявшие напрягаться, а не расслабляться, как прежде.
Комната плыла перед глазами, всё как в тумане…
Магический огонь, расплавившийся, но не обжигающий воск. Вода, смывающая мой временный облик, и поцелуй Лэрзена. Тут я не смогла, не скрывая отвращения, отвернулась и вытерла губы рукой.
Боль во всём теле, будто мне ломают кости.
Вижу, как меняюсь на глазах, становясь прежней Оданой.
Как только всё закончилось, взяла одежду (теперь она мне велика, но другой нет) и начала поспешно одеваться. Спиной к мужу, плотно сжав губы.
— Одана, а разве ты не хочешь… Я думал, ты соскучилась.
— Зато ты не скучал!
Развернулась, шагнула к нему, как была, полуодетая, и влепила пощёчину. Изо всех сил. Разбила ему губу — что ж, я рада.
— Одана, ты чего?
Лэрзен в недоумении уставился на меня, прижимая пальцы к распухшей губе.
— За твоих шлюх, подонок!
Дала ещё одну пощёчину, даже не пощёчину, просто ударила, наслаждаясь видом расплывавшегося по коже синяка, и в истерике полоснула ногтями по щеке, раздирая кожу. Лэрзен перехватил руку, но я вырвалась, ударив его локтем в живот. Рванулась к вороху одежды и, путаясь в крючках, за считанные мгновенья натянула платье.
Плевать, что бельё едва держится, плевать, что почти вся грудь наружу, я хочу немедленно уйти отсюда, уйти и никогда больше его увидеть.
Слёзы душили, комом стояли в горле. Не выдержав, я всё же разрыдалась.
— Одана, за что?
Подошёл, притянул к себе, пытаясь успокоить. Я не поддалась, потому что перед глазами — все эти годы, все эти женщины, в объятиях которых он сладко проводил время, пока я его ждала. Оттолкнула его и дала очередную оплеуху. Отскочила к двери, едва не потеряв нижнюю юбку, и крикнула:
— Не смей прикасаться ко мне! Слышишь, никогда! За что? За проститутку, с которой ты был, когда пришла Элоиз. За всего эти годы бесконечных измен. Тебе мало, да?!
— Одана, успокойся, послушай… Клянусь, что больше никогда… Дана, да, было, скрывать не стану, но это в последний раз! Кто тебе вообще рассказал?
— Добрые люди. И я им благодарна. Благодарна за то, что раскрыли глаза. Я возвращаюсь в Лайонг и подаю на развод. Детей забираю с собой. Сумму на их воспитание обсудим позже. Не беспокойся, с голода не умру. Устроюсь обратно в библиотеку.
— Дана, какой развод? О чём ты говоришь?!
Лэрзен шагнул ко мне, протянул руку — я ударила по ней, заверила, что завизжу, закричу, что убивают, если он приблизится.
— Мне противно от одной мысли, что ты ко мне прикоснёшься. Как ты мог?! Всех дажерских шлюх приволок в нашу постель? Хотя нет, там не только дажерские, ты ведь ещё в Лайонге начал. А ещё Анже, Ланит, разные подавальщицы, служанки, ведьмы — с кем ты там ещё? Что глаза отводишь, не было? Светоносный, чего тебе не хватало? Или похоть сильнее брачных обетов? Ты и меня принимал за шлюху. Хотя бы в замке лендлорда, когда фактически изнасиловал.
— Не придумывай, не насиловал я тебя! Да, всё было немного не так…
— Немного? — я покраснела от переполнявшей меня ярости. — То есть для тебя это нормально? Ты меня за кого в доме держал?! Явно не за жену. Какая там любовь, какое уважение — так, прислуга, бесплатная любовница, которая, как выясняется, тебя не устраивала, и мануфактура по производству тёмных магов. Тебе плевать на меня, на мои чувства, желания, ты только о себе думаешь. Только мне это надоело, слышишь, надоело быть существом второго сорта. Какая же я дура, наивная дура!
Я давилась слезами, сумбурно высказывая Лэрзену наболевшее, всё то, что копилось, всё то, чего он не замечал или не желал замечать.
— Никакой заботы, никакой нежности, никакого уважения — ничего! Мне это надоело, и я ухожу.
Муж некоторое время молчал, а потом решительно заслонил дверь, не позволяя уйти.
— Прости, я не думал, что мимолётное развлечение принесёт тебе столько боли. Я на крови поклянусь, что этого не повторится. И ты не права, я тебя люблю.
— Тем, кого любят, не изменяют в первом же борделе, — отрезала я.
— Дана, это был первый раз за прошедшие шесть лет. Тьхери клянусь, здоровьем наших детей! Не веришь? Да, в первые годы я позволял себе… Иногда. Редко. Но когда понял, что хочу от тебя второго ребёнка, когда ты забеременела, всё прекратилось. Хорошо, что мне сделать, чтобы ты меня простила? Хочешь, на колени встану?
Я промолчала. Ну как ему объяснить, что этим ничего не решишь, что я ему не верю.
А он встал, действительно встал передо мной на колени.
— Не надо, Лэрзен, раньше надо было думать. Я не изменю своего решения. Ты всё решил за нас обоих. Не останавливай меня и не оправдывайся.
— Одана, не уходи! Какой развод, я не желаю развода. Я тебе его не дам!
— У меня достаточно оснований. Твоя неверность документально доказана, а то, что ты тёмный маг, — лишь отягчающее обстоятельство.
— Но дети, они ведь тоже тёмные.
— Ничего, как-нибудь. В Лайонге теперь более лояльны к вам.
— Ты просто злишься, ты ведь на самом деле не хочешь этого. Ты же любишь меня.
Такой растерянный, пожалуй, даже испуганный.
— Да, люблю, но всему есть предел. Свою женщину нужно уважать и ценить, а не вытирать об неё ноги, как сделал ты. Прощай!
Придерживая платье на груди, я обошла мужа, увернувшись от его рук, и переступила через порог.
Внутри было пусто. Меня будто выжили, а сердце вырвали из груди.
— Прости, прости меня, Дана! Я подонок, согласен, последняя сволочь, каашеров выродок, но я не хотел! Вернее, не думал… Дана, остановись, зачем ты так…
Мне стоило большого труда не обернуться, потому что таких интонаций в голосе Лэрзена я ещё не слышала. Но то, что он сделал, намного серьёзнее, чем то, за что можно просто извиниться. Ничего, пусть подумает, пусть почувствует то, что чувствую я, если он вообще чувствовать умеет.
Встал вопрос о том, где ночевать и что носить. Я решила вернуться домой, к детям. Прямо сейчас, благо лошадь есть. Ничего, если завернуться в накидку, того, что платье не по размеру, не видно. Мои ненаглядные меня успокоят, утешат, а их подлый изменщик-отец… Пусть даже не надеется, что я снова лягу с ним в одну постель, устроюсь на диване: в спальне всё напоминает о муже, я не смогу заснуть.
А после… После возьму детей и уеду в Лайонг. На развод пока не подам, просто поживу пару месяцев отдельно — а там посмотрим. Он ведь прав, я его люблю. Даже сейчас люблю.
Вышла на улицу, села на ступеньки и разрыдалась. Сначала тихо, а потом в полный голос. Плакала и не могла остановиться, растирая слёзы по щекам, хлюпая носом. Всхлипывала и даже тихо подвывала.
На меня обратили внимание пара прохожих, спросили, не помочь ли чем, — отчаянно замотала головой.
Несколько раз пыталась встать, дойди до конюшни — не могла. Давно, очень давно мне не было так плохо. Только беда в том, что сейчас всё намного сложнее.
Взглянула на кольцо, вздохнула и утёрлась рукавом.
Скоро стемнеет, нужно успеть до закрытия ворот.
Дети дома одни, я должна быть с ними. Никогда их не брошу. Даже если действительно разведусь с Лэрзеном.
— Дана, не глупи, куда ты на ночь глядя?
Я даже не обернулась, сквозь зубы пробормотав:
— Оставь меня в покое. И не ходи за мной.
Встала, поправила съехавшее платье и направилась к конюшне. Приказала оседлать лошадь, проигнорировала заигрывания конюха: не до этого, пусть говорит, что хочет, и ринулась прочь, подальше от Лэрзена.
Я сидел и рассматривал содержимое кружки. Настроение паршивое. Выглядел соответствующе: лицо и руки хранили следы ссоры с Оданой. Заживали и затягивались сами: я их не трогал.
Она ушла. Хадершет, ушла! И не пошутила. Моя Одана, такая тихоня, которая и слова поперёк не сказала! Нет, возмущаться возмущалась, но чтобы так, разукрасить мне лицо, собрать вещи и…