- Да мне только в радость, – Май улыбнулся, вспомнив, как в первый раз после долгого сна Грасс осторожно вложил сына в его руки. Маленькое личико, нос-кнопка, крохотные ручки-пальчики… Май не плакал, когда потерял семью: огонь словно высушил все непролитые слезы. А вот тогда, заглянув в голубые глазенки… расплакался. Слишком много эмоций было. Слишком много счастья. Грасс отругал его тогда, но Маю было все равно. Он держал на руках сына, и больше ничто не имело значение. Теперь ему есть ради кого жить.
- Ну-ка глянь, что там за шум, никак Дозор вернулся, – приглушенно произнес старик, и Май вскинулся, прислушиваясь. Сердце заколотилось, и Маю пришлось сделать усилие, чтобы услышать что-то, кроме шума в ушах. Негромкое ржание, лязг металла и смех. В последнюю секунду вспомнив о капюшоне, Май прошел до двери и, приоткрыв ее, осторожно выглянул. Дозор… Заснеженные плащи, тяжело дышащие лошади… Хлев был слишком далеко от крепостных врат, чтобы разглядеть получше, но сомнений не было. Это действительно вернулись дозорные. Улыбнувшись про себя, Май тихо прикрыл дверь и вернулся к старику.
- Вы правы. Дозор вернулся.
- Вот и хорошо, а то конюшня почти пустая, – Старик вышел из тени, держа маленькую корзинку, бережно прикрытую тряпицей. – Вот молочко для твоего маленького. – Он покачал головой с неожиданно теплой улыбкой. – Надо же, я и подумать не мог, что когда-нибудь в Хай-Когоне малыш появится. Сюда приходят одиночки, которым нечего терять или которым больше незачем жить.
- Спасибо, - с чувством отозвался Май, принимая корзинку, в которой позвякивали бутылочки. Он много вопросов хотел задать старику, но не осмелился. Здесь у каждого своя история, а от хорошей жизни в Хай-Когон не приходят. Уважение к чужим тайнам и прошлому – одно из правил крепости, и жители соблюдали его.
- Да беги уж, - старик добродушно усмехнулся. – Заждался, поди, сынок-то.
- Спасибо! – Май, поддавшись неожиданному порыву, чмокнул его в морщинистую щеку и, подавляя желание действительно побежать, торопливо вышел из теплого хлева на мороз. Помялся немного, издалека глядя на радостных дозорных, а потом, вздохнув, просеменил к двери в жилую башню. Поднялся по винтовой лестнице, подождал за углом, пока стихнут голоса и шум шагов, а потом рискнул высунуться: попадаться на глаза дозорным в первый же день их возвращения он не собирался. Грасс называл их «чумными», а лекарь знал, о чем говорил.
Перехватив корзинку поудобнее и стиснув пальцы, он вышел в коридор и заторопился, насколько позволяла боль. Когда до его комнатки осталось всего два пролета и один поворот, Май выдохнул облегченно, но раздавшийся за спиной голос заставил его оцепенеть.
- Май?! – полный удивления и неверия, он показался смутно знакомым и почему-то… страшным.
Май развернулся и сдавленно охнул, заглянув в синие глаза. Красивые глаза.
- Вы… - взгляд заметался по лицу, фигуре… Двойной крест на лбу. И серая одежда. Но ведь тогда…
- Ты что тут делаешь? Ты преследуешь меня? – мужчина шагнул к нему, и Май шарахнулся назад.
- Нет!
- Тогда почему ты здесь?
- Я… - Май растерялся, вскинулся и в корзинке тоненько звякнули бутылочки. – Мне нужно идти, – он развернулся, чуть не взвыв от боли, и поспешил к своей комнате, молясь всем богам о помощи. Но те, как всегда, не услышали его.
- Стой! – окрик за спиной только подстегнул Мая. Пожалуйста, ну пожалуйста… Еще один поворот и все.
Дверь он захлопнул перед самым лицом мужчины. Засов успел задвинуть в последнюю секунду.
- Открой! – дверь содрогнулась от сильного удара, и Май инстинктивно отступил назад, судорожно размышляя, что делать. Соседей у него не было, здесь его никто не услышит и не поможет. – Я всего лишь хочу поговорить!
Май кинул отчаянный взгляд на спящего сына и решился. Отодвинул засов, распахнул дверь и, оттолкнув стоящего на пороге мужчину, вышел, прикрыв дверь за своей спиной.
- Говори, – сердце билось, как сумасшедшее. Май до сих пор помнил запах, которым словно пропиталось все его тело.
- Что ты тут делаешь? – а теперь его обладатель стоял перед ним, требуя ответа.
- Живу, – Май отвел взгляд, чтобы не увидеть снова того отвращения, которое однажды уже видел. – Меня подобрали и привезли сюда дозорные после того, как на мой дом напали мародеры, – и ни капли лжи. – Я не знал, что ты – из их числа, – наверное, он проявлял неуважение, но называть на «вы» отца собственного ребенка – Маю казалось это смешным. – Я даже не знаю, как тебя зовут.
- Раят, – мужчина нахмурился, собираясь что-то еще сказать, и застыл, услышав очень тихий детский плач. Май оцепенел сначала, а потом дернулся назад в комнату. Распахнув дверь, чуть не упал, зацепившись за порог, но удержался на ногах и подошел к импровизированной кроватке.
- Ну что ты, маленький, - заворковал, с улыбкой глядя на сына и беря его на руки. – Ну, не плачь. Сейчас я тебя покормлю… - он развернулся и, не удержавшись, фыркнул, заметив откровенно ошарашенное лицо Раята. – Дверь закрой, а то дует.
Тот бездумно выполнил указание, а потом, сморгнув, осторожно спросил:
- Это твой?
- И твой, – Май достал одну из бутылочек, проверил температуру и, присев на край кровати, принялся кормить сына, с нежной улыбкой глядя на тонкое личико.
- Ты лжешь, - без особой твердости, скорее растерянно произнес Раят и шагнул вперед, не спуская взгляда с малыша.
- Я не собираюсь требовать от тебя что-то, – Май смотрел на него исподлобья. – Я сам о нем позабочусь. Но он твой. У него… твои глаза.
- Он? – одними губами спросил Раят, делая еще шаг и опускаясь на одно колено на пол. И что-то такое было на его лице…
- Мальчик, – Еле слышно произнес Май. – Иллия.
Раят с зачарованным видом коснулся кончиком пальца нежной щечки.
- Мой… сын?
Май обжег его взглядом.
- Твой, – Май опустил глаза. И не увидел, как исказилось вдруг лицо Раята от испуга.
- Нет! Он не мой! – он взвился с пола, отшатнулся к двери. – Не мой, слышишь!
Глаза Мая мгновенно потемнели от ярости.
- Убирайся, – исчез застенчивый и мягкий юноша, уступив место кому-то другому, полному ярости. – Я благодарен тебе за сына, но ничего больше не прошу. Уходи. Просто уходи, – Май кричал шепотом, боясь испугать малыша, но больше всего хотелось заорать во весь голос, чтобы выплеснуть боль. Пусть он никогда не мечтал встретиться вновь, но… - Уходи.
- Май…
- Уходи! – тот вскинулся и потревоженный его громким голосом ребенок заплакал. Май облил Раята яростным взглядом, и тот поспешил удалиться, осторожно прикрыв за собой дверь.
Май выдохнул судорожно, укачивая малыша, и зашептал, сглатывая непрошеные слезы:
- Все хорошо, малыш. Все у нас с тобой будет хорошо. Ты только мое солнышко, я тебя никому не отдам.
…Он просидел в комнате до самого вечера. Прежде кажущаяся такой уютной и теплой, крепость теперь словно давила на плечи своими каменными сводами. Пылал ожог на лице, и Май то и дело бездумно касался его леденеющими пальцами. Утихла боль от обидных слов, но теперь поселилась в сердце глухая тоска и злость, когда пришло понимание. У дозорных не может быть семьи, они не имеют права иметь детей. И если откроется правда об отце Иллии, Раят больше не будет воином Дозора. Ненавидеть бы… Но только горечь на языке. Не его променял Раят на серые одежды и золото. Сына.
Стук в дверь был таким тихим, что сначала Май даже не понял, что это за звук. Но когда он повторился, лишь немного громче прежнего, Май, стараясь ступать как можно тише, подошел к двери, прислушиваясь. Но все, что он уловил – это тонкий, смутно знакомый запах. Но не Раят. Май отодвинул засов, распахнул дверь и замер, утонув в лучащихся необидным любопытством и теплом глазах.
- Привет, – на лице Павла лежала тень усталости и, кажется, даже морщинки стали глубже. Но он улыбался.
- Здравствуйте, – дыхание перехватило, и Май даже растерялся от неожиданности.
- Как ты? – Павел окинул его быстрым взглядом, и в его глазах появилась улыбка. – Грасс не солгал, и ты теперь отец.
- Да, я… - все еще смущенный, Май отошел, пропуская гостя в комнату. – У меня теперь есть сын. И я благодарен вам за него. Если бы вы не спасли меня, я и мой малыш умерли бы в лесу.
- Пустое, - Павел вошел, стараясь двигаться бесшумно. Улыбнулся, глядя на крохотный комочек, завернутый в пеленки. – Я сделаю ему кроватку.
- Не надо! – Май почти испугался.
- Надо, - почти жестко отрезал Павел, глядя на его с Грассом импровизированную постель из стульев и табуреток. – И комнату побольше.
- Мне хватает, – Май, не знающий, как реагировать на неожиданную заботу, затеребил край рубашки. – Здесь тепло.
- В крепости много пустующих комнат, просторнее этой. Я поговорю с комендантом, - Павел, от внимания которого жест не укрылся, отвел взгляд. – Прости, я слишком несдержан.
Май помотал головой. Сердце стучало, как сумасшедшее, а еще почему-то хотелось прикоснуться. Просто прикоснуться к широкому плечу. Почувствовать его силу.
- Мне хорошо здесь. Правда.
- Но комната все равно слишком маленькая, – Павел улыбнулся уголками губ, а потом вдруг шагнул к нему, отвел пепельные прядки от лица почти нежным жестом, и Май отшатнулся. Мотнул головой, чтобы тяжелая волна отросших за зиму волос скрыла уродливый ожог.
- Не надо! Пожалуйста.
На лицо Павла легла тень.
- Почему ты прячешься?
- Люди считают меня чудовищем! – многолетняя боль всколыхнулась вдруг разом. Павел издевается над ним? Смеется?! – Мною детей пугают!
- Здесь кто-то тебя обидел? – Павел вскинулся, и Май осекся.
- Нет, - он покачал головой. – Здесь все были добры ко мне.
Потревоженный малыш заворочался, захныкал, и Май кинулся к нему. Взял на руки, повернулся, и замер, глядя на словно зачарованное лицо Павла. Тот поймал его взгляд и почти умоляюще попросил:
- Можно? Я только подержу.
Май поколебался немного, а потом отдал ребенка дозорному, который принял его почти с трепетом.
- Привет, малыш, - Павел держал его осторожно, бережно, и Май вдруг подумал о том, как естественно это у дозорного получается. И этот свет в сумрачных глазах…
- У вас были дети? – Май задал вопрос и тут же спохватился, проклиная свой длинный язык. – Простите, я не должен был….
- Да, – Павел ответил, не раздумывая, голосом, полном тоски. – Мальчик. Он погиб вместе с моей женой, когда на селение напали твари из Пустых земель. Ему не было и года.
Май сглотнул. Попытался представить себя на месте Павла и не смог. От одной только мысли потерять сына тело бросало в дрожь.
- Простите. Я не должен был…
- Уже отболело, – Павел смотрел с нежностью на уснувшего в его руках ребенка. - Уже и не снится даже. Зато теперь все дети этого мира – мои, – он мягко прикоснулся губами к чистому детскому лобику и отдал его отцу, подмигнув. – Береги его.
Май, смутившись, прижал сына к груди. Беспомощно трепыхалось в груди сердце, ныло.
- Спасибо, - еле слышно произнес он, и Павел, кинув еще один, полный нежности взгляд на малыша, вышел из комнаты, оставив Мая в смятении и с зарождающейся надеждой, поверить в которую боялся сам…
========== Часть 5 ==========
…Дни сменяли друг друга слишком быстро. Солнце вставало все раньше и уходило на покой все позже. Мороз сменялся теплом, снова возвращался и снова отступал, но в воздухе уже пахло весной. Еще не бежали ручьи, но снег уже осел и на концах крыш башен появились сосульки. Кое-где начали протекать крыши, и все свободное от службы население занялось ремонтом. Почти неделю стучали молотки, а во дворах жгли смолу, и Май с сыном наконец переселился в другую комнату, где было шума поменьше. Все эти дни Павел, занятый делами, появлялся редко, но об обещании своем не забыл, и первый месяц своей жизни Иллия «праздновал» в новой кроватке. Может, не очень красивой, но очень удобной и прочной. Май не мог нарадоваться на нее, и теперь спокойно уходил по делам, не боясь того, что малыш ненароком упадет в его отсутствие.
Грасс привычно ворчал, но уже скорее по привычке. Без своего живота, с зажившей раной, Май двигался быстро и ловко, и лекарь все больше доверял ему изготовление снадобий и зелий. Устроив сына в специально освобожденной для этих целей крохотной комнатке по соседству, Май день и ночь изучал книги и слушал Грасса, рассказывающего о свойствах трав и их взаимодействии. Сначала ему казалось, что он никогда всего этого не запомнит, но понемногу новые знания укладывались в голове.
- Через недельку появятся первые почки на деревьях орхолы, – Грасс деловито помешивал варящееся зелье от аллергии.
- У нас закончились их запасы, я видел, – Май кивнул, кутаясь в свой балахон, собираясь уходить. – Я могу собрать столько, сколько нужно. Теперь – могу.
- Отлично, – Грасс лизнул ложку и, довольно крякнув, снял котелок с огня. – Я скажу, когда настанет время.
- Когда почка будет такой тугой от сока, что начнет лопаться даже от дуновения ветерка? – Май улыбнулся, вспомнив недавно прочитанное.
- С памятью у тебя все хорошо, как я вижу, – Грасс довольно усмехнулся.
- Не так уж и хорошо. Я еще не все запомнил, - Май только вздохнул и вышел из ставшей уже родной «мастерской» зельевара. Тот присмотрит за сыном, а вот ему, Маю, надо использовать передышку и наконец привести в порядок свою одежду и пеленки малыша, пока в купальнях никого нет. Конечно, сами купальни для этих целей в крепости не использовали, но чтобы попасть в небольшую прачечную, надо было пройти общий зал, а Май до сих пор старался не попадаться людям на глаза. В такое время дня купальни обычно были пусты, и Май спокойно занимался своими делами, не опасаясь хоть и не обидных, но болезненных вопросов и любопытных взглядов новичков, коих в крепости было не так уж и мало.
…Аккуратно сложив в корзину выстиранное и выжатое белье, Май гибко поднялся с каменного пола и со вздохом облегчения потянулся. От пара и горячей воды было жарко, даже несмотря на то, что он разделся почти до белья перед стиркой, чтобы не намочить одежду. Надо бы приоткрыть дверь, чтобы пустить немного свежего воздуха. Тряхнув влажными от пота потемневшими волосами, Май шагнул к двери, и услышал тихий всплеск. И кто это в такое время в купальни ходит?
…Сначала он увидел широкие плечи и ровную спину, под кожей которой красиво перекатывались мускулы. Затем - сильные руки, мокрые волнистые волосы почти до лопаток приятного медового оттенка. А потом мужчина повернулся, и Май охнул от неожиданности, в последнюю секунду успев накрыть рот ладонью. Павел… Май никогда не видел того без его серых одежд, и теперь жадно рассматривал его, чувствуя, как заливает краска лицо и шею, а в прачечной становится слишком жарко.
У Павла было красивое тело. И даже шрамы, «украшавшие» своими росчерками смуглую кожу, ничуть его не портили. Май проследил взглядом один из них и шумно сглотнул, стиснув ручку двери. Кажется, у него подрагивают пальцы, а внизу живота стало чуть-чуть щекотно. Он на миг отвел взгляд, чтобы немного успокоиться, а когда снова вскинул глаза, Павел уже вышел из бассейна, и Май выдохнул сквозь стиснутые зубы. Обнаженный, с капельками воды, стекающими по животу и узким бедрам и почти возбужденным членом – Павел был похож на тех альф из книг, о которых в детстве тайком от родителей читал Май.
Наверное, он выдохнул слишком громко, а, может, просто смотрел слишком пристально, но почти уже одевшийся Павел повернулся вдруг, и Май отпрянул от двери. Прислушиваясь к неторопливым приближающимся шагам, заметался по крохотной комнате, лихорадочно одеваясь.
- Есть здесь кто-нибудь?
Дверь открылась, когда Май натянул рубашку и уже почти дотянулся до своего балахона. - Май? – В голосе Павла звучало только удивление. Похоже, он не заметил, что за ним наблюдают.
- Здравствуйте, – Май повернулся, хотя больше всего хотелось остаться стоять к Павлу спиной. Но это было бы слишком невежливо. – Я не хотел мешать и уже ухожу.