- Вы говорили, что есть еще хранилище.
- Для редких трав и тех, хранить которые нужно в особых условиях. Ни смола Красного дерева, ни рэнди не являются редкими, да и хранятся, как обычно. Просто в крепости они не нужны. Те омеги, которые здесь есть, имеют своих альф. А для другого это не используется, – Грасс встал из-за стола и, шагнув к Маю, навис над ним. – Твоему сыну уже исполнился месяц. Пришел твой срок?
- Да, – Май в отчаянии закусил губу. В лесу еще лежит снег, а до ближайшего большого города, где можно все это купить – два дня пути. – Что же мне делать? – От собственного бессилия он был готов разрыдаться.
- Ну-ну, малыш, еще три месяца о втором ребенке можешь не беспокоиться, зато можешь взять от жизни хоть немного удовольствия. В крепости полно альф, и все, что тебе нужно – только выбрать.
Май выругался, скомкано извинился за беспокойство и вылетел из обители Грасса. Стараясь держаться самых безлюдных коридоров, поднялся на верх башни и забился в уголок, глядя на поднимающееся солнце. Нужно придумать, что делать. У него есть немного времени до того, как он потеряет рассудок и будет подчиняться только зову собственного тела. Даже взаперти он будет выть и кидаться на стены в безуспешной попытке получить хоть какое-то облегчение, а без смолы его запах разойдется по всей крепости. Май с отчаянным стоном запустил руки в волосы. Нет, нельзя. Кто присмотрит за его сыном, пока он будет сидеть где-нибудь в темнице? А так… Он сможет хотя бы покормить его и выкупать между приступами. Значит, придется искать альфу, как и говорил Грасс. Но сейчас мысль о том, чтобы отдаться первому встречному вызывала отвращение. Хотя, можно подумать, у него есть выбор. А его нет, его просто нет. Раят? Они однажды уже были вместе, даже несмотря на то, что желание не сводило его с ума. Но тогда Раят еще не видел его лица. Павел? Нет! Нет… Стыдно. И дергает что-то. Бесцеремонность, с которой дозорный выкинул не принадлежащую ему вещь, коробила, но Май слишком хорошо знал альф-солдат, чтобы этому удивляться. Те редко когда относились к таким как он как-то иначе. Защита рука об руку шла с пренебрежительным отношением. Носить на руках и распоряжаться жизнью так, словно она твоя собственная – альфы не видели в этом никаких проблем и противоречий. Май на секунду представил себе, как приходит к Павлу с просьбой разделить с ним ложе, и на щеки плеснуло румянцем. Но когда предательница-память поделилась с ним картинкой выходящего из купальни Павла, тело словно окатило кипятком. Май зашипел сквозь зубы и вскочил. Еще немного – и он будет на грани. Надо найти Раята: с ним легче, с ним проще. Перед ним… не стыдно. Потому что он поймет.
…На него оглядывались, когда он шел по коридору. Он спиной чувствовал взгляды, а обострившееся обоняние говорило ему, что альф в крепости гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. И теперь он может узнать дозорных, даже если завяжет себе глаза. Их запах гораздо слабее, а еще есть в нем тонкая, почти не различимая горьковатая нотка орхолы, являющейся основной для зелья бесплодия.
Поймав чей-то слишком выразительный взгляд, Май поспешно надвинул капюшон поглубже и свернул за угол, благодаря всех богов за то, что Раят выбрал себе одну из дальних комнат. Но на этом его везение закончилось: Раят дверь не открыл. Дозорного не было дома, но даже так Май чувствовал его. Его след. Тогда, той ночью, они пропитались запахом друг друга достаточно сильно, чтобы он не мог не узнать его теперь. Май облизнул пересохшие губы, и тело отозвалось острым возбуждением. Прокатился жар вдоль позвоночника, сконцентрировался в солнечном сплетении, и Май зажмурился, умоляя собственное тело хоть немного подождать. Но рассудок уже мутился, мысли путались, и Май рванулся прочь из коридора. Остатки разума умоляли остановиться, но тело вело вперед. И когда Май осознал вдруг себя стоящим перед дверью комнаты Павла, отступать уже было поздно. Но стыд еще жил, бился где-то в глубине его существа, и когда Май переступил порог, причиной его лихорадочного румянца было не только возбуждение.
- Я прошу вас… - он никогда не просил о таком, и сейчас мучительно подбирал слова под взглядом дозорного, открывшего дверь и позволившего ему войти. – Стать моим любовником сегодня и разделить со мной ложе. – От стыда, кажется, красной была даже шея, но жар, заливающий тело погружал все в какой-то вязкий, сладковатый туман такого близкого запаха альфы. Незнакомого запаха, но от того не менее желанного сейчас. Но почему молчит Павел?
Май поднял голову и невольно отступил, заглянув в его потемневшее лицо. Крылья его носа трепетали, но губы были плотно сжаты.
- Прости, но я вынужден тебе отказать, – Май никогда не слышал у дозорного такого голоса. Холодного. Бесцветного. – Я не делю ложе с омегами, когда им все равно, с кем быть.
Май дернулся, отшатнулся. Павел открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но юноша уже был за порогом. Пекло под веками, жгло невыносимо. Клубился в горле крик отчаяния, обиды и боли. Ошибся… Как же он ошибся…
- Май! – объятия, в которые он попал, были сильными, теплыми. Май дернулся, выгнулся, пытаясь вырваться, и обмяк, узнав. Раят… Май вскинул голову, глядя на него с отчаянием. Отзывалось тело на близость альфы. На запах. На силу и нежность рук.
- Отпусти… Пожалуйста… - однажды он уже увидел в этих синих глазах отвращение. – Отпусти!!
Кончики ресниц Раята дрогнули, а пальцы, обнимающие его, сжались.
- Ты плачешь. Кто обидел тебя?
Плачет? Он плачет?! Май напрягся, словно пытаясь выломаться из обнимающих его рук, но замер, когда щеки вдруг коснулись теплые губы.
- Тише… Все хорошо.
- У меня…
- Я знаю. Я почувствовал твой запах, когда вернулся к себе. Я пошел за тобой следом, но не успел, прости.
Май задрожал и уткнулся лицом в его плечо:
- Не оставляй меня, – ломило тело от жара. От близости. – Сегодня – не оставляй. – Почему не стыдно просить? Между ног немного влажно, подрагивают пальцы и жарко губам.
- Не оставлю…
Май только слабо охнул от неожиданности, когда Раят подхватил его вдруг на руки. А потом просто обнял дозорного за шею, жадно вдыхая запах возбужденной альфы…
…Кровать приняла их без звука. Лишь шорох одежды был слышен в комнате, да тяжелое дыхание. Не было благословенной темноты, чтобы спрятаться в ней, но когда Май попытался отвернуться, скрывая лицо, Раят остановил его коротким и четким «нет».
- Не надо… не смотри… - Май еще успел выдохнуть почти робко, а потом его губы накрыл чужой рот, и все вдруг перестало иметь значение. Это было сладко. Упоительно. Почти безумно. Закрыв глаза, Май все глубже погружался в этот поцелуй, теряя остатки сознания и памяти. Отдаваясь альфе до самого конца, до последней капли своей души.
А Раят был жаден. Он осыпал поцелуями-укусами шею и плечи, почти не щадя. Посасывал и играл языком с набухшими потвердевшими сосками, вырывая у Мая стоны и всхлипы. Чертил замысловатые узоры кончиками пальцев на животе и боках. Но напор вдруг сменила почти нежность, когда Май, повинуясь легкому нажиму, развел бедра в сторону, и Раят устроился между ними, дав любовнику познать еще одну грань стыда и удовольствия. И напрасно Май шептал заполошно, прося остановиться, то и дело срываясь на долгий тягучий стон. Раят ласкал его непристойно, слишком откровенно. Май чувствовал его язык в себе, и умолял всех богов о том, чтобы дали сил удержаться и не попросить еще. Еще такой ласки, еще жара.
Свою сладкую пытку Раят закончил сам. В последний раз провел языком по входу в тело и выпрямился. Погладил подушечками пальцев внутренние стороны бедер, развел их шире и одним плавным, долгим толчком вошел внутрь, застонав протяжно. Май дрожал, царапал плечи, сжимал его запястья, только бы не медлил Раят. И тот задвигался. Сильно, жадно, глубоко. Так, что Май забыл свое имя, отдавшись альфе целиком. До самого конца.
…Сил не было даже на то, чтобы поднять ресницы. За окном была уже глубокая ночь, но лихорадочный жар начал спадать только сейчас. Почти сытое тело тонуло в неге, и Маю не хотелось даже двигаться, но он и так слишком сильно задержался. Пик желания прошел, и надо было возвращаться в свою комнату к сыну, которого он и так надолго оставил.
- Спасибо, – Май заставил себя разлепить ресницы и повернуться. – Ты помог мне, но больше задерживаться мне нельзя.
- Тебе плохо со мной? – Раят, вставший с постели парой минут раньше, ничуть не стеснялся своей наготы, и Май невольно обласкал взглядом изгиб его талии.
- Мне плохо без сына, - выдохнул он и наконец поднялся. Раят оглянулся на него, улыбнулся тепло.
- Позволь мне пойти с тобой. Я… скучаю по нему.
Май только кивнул, потянувшись за своей одеждой и радуясь про себя, что ее крой скроет все следы, которые до сих пор горят на теле.
- Думаю, он тоже по тебе скучает. Я кладу куклу рядом, и он успокаивается.
Раят светло и немного грустно улыбнулся.
- Хотел бы я, чтобы все это было по-другому.
- Я не думаю о том, что могло бы быть. Я думаю о том, что еще может быть. Тебя выгонят из Дозора, если откроется правда. И я не хочу, чтобы ты делал такой выбор, – Май оделся, привел волосы в порядок.
- Почему мы не встретились раньше? – Раят снова, как тогда подошел к нему и опустился на одно колено. Взял его руки в свои и мягко поцеловал ладошки. – Я не мечтал бы ни о ком другом.
- Посмотри на меня, Раят, - с горечью произнес Май. – Я уродец, смотреть на которого без отвращения нельзя.
- Загляни в мои глаза, - Раят улыбнулся. – И увидишь там себя. Чистого, светлого и тихого юношу с самыми красивыми на свете глазами.
Май опустил голову, сглатывая ком в горле.
- Мне… больно, Раят, – до крика, до слез больно. От слов. От теплоты и нежности, которые испарятся, как только за ним закроется дверь. Это не его. И его никогда не будет.
- Прости, - Раят покаянно опустил голову. – Я не хотел.
- Я знаю, - Май вздохнул и встал, вытянув руки из его пальцев. – Мне нужно покормить сына. Если хочешь увидеть его – приходи, как только оденешься.
Раят кивнул и встал с пола.
- Но ты ведь вернешься?
Май отвел глаза.
- Я знаю, что это только временная передышка. Но дальше будет проще.
- Май…
- Спасибо тебе, - тот, не удержавшись, качнулся вперед, коснувшись губами уголка его губ. Улыбнулся устало и поспешил выйти из комнаты, пока Раят не остановил его. И Раят остановить его не успел. Зато густой бас Грасса «поймал» его почти уже у самой двери его комнаты:
- Пришло время собирать орхолу, Май.
========== Часть 7 ==========
Они действительно были такими тугими, как и было написано в книгах. Тающий снег напитал почки орхолы влагой, и Май потратил немало времени для того, чтобы приноровиться и правильно рассчитать собственную силу. Зато когда он это сделал, дело пошло гораздо быстрее, и его коробочка, которую ему дал Грасс, была почти полна. Май осторожно срезал почки и старался не думать ни о чем, совсем ни о чем. Разве только о том, что до следующего месяца ему надо как-то выбраться в город, чтобы купить там немного снадобий для себя. Он до сих пор чувствовал влагу меж ягодиц, но Раят помог справиться с самым пиком, а слишком холодный для весны воздух охлаждал тело, и переносить желание близости было гораздо легче. Ничего, завтра к вечеру все закончится. И он сможет, наконец, объясниться с Павлом, хоть и стыдно попадаться ему на глаза.
Май вскинул взгляд на виднеющуюся вдалеке крепость. Надо поторопиться. Скоро солнце покатится к горизонту, и к этому времени ему надо будет быть уже как минимум на полпути к Хай-Когону. За спиной совсем рядом хрупнула ветка, и Май резко обернулся. Сердце заколотилось от испуга, но вокруг только чернели стволы деревьев, чуть влажные от тающего снега. Отругав себя за излишнюю пугливость, Май снова потянулся к дереву, и тут словно из под ног, взмыли две гибкие высокие тени. Май отшатнулся, выпустив из рук коробочку, и влетел спиной во что-то теплое. В кого-то теплого. И утробно рычащего. Он испуганно рванулся, было, прочь, но от удара в шею потемнело перед глазами, и он упал вперед, краем угасающего сознания отмечая чьи-то холодные прикосновения.
…Он снова был в постели. Он снова занимался любовью. Возбужденное тело горело, словно в лихорадке, а чьи-то руки ласкали его. Руки, губы, языки. Жадно касались его кожи, вылизывали изнутри и снаружи, словно пытаясь вобрать в себя его вкус, запах. От этих ласк он метался, стонал, заполошно умоляя дать ему разрядку. А когда пришло освобождение, он открыл глаза. Но сон не растворился, не исчез. Он продолжался. Только ощущения стали острее и ярче.
Май растерянно оглянулся, но света едва хватало только на то, чтобы разглядеть собственную руку. Он попытался вырваться, но, в конце концов, оказался стоящим на коленях, а кто-то невидимый пристроился сзади, раздвинул его ягодицы и проник языком внутрь. Мая тряхнуло от страха и волны жара, которым отозвалось текущее тело на ласку, и он взвыл, дернулся в попытке уйти от слишком наглого прикосновения.
- Не дергайся. Они не сделают тебе больно. Дай им тобой полакомиться, они слишком давно не пробовали соков таких, как ты.
- Они? – прохрипел Май, пытаясь оглянуться, но все, что увидел – это мечущиеся тени. Горела кожа, не желающее слушаться доводов рассудка тело содрогалось от возрастающего удовольствия. Май не видел того, кто говорил с ним, только слышал голос и странный выговор.
- Они. Подари им еще немного – и они оставят тебя в покое. На время.
Май зажмурился, усилием воли заставив себя расслабиться. Ноющий от напряжения член тут же обняла чья-то прохладная ладонь, Май застонал глухо и излился, скребя ногтями. Содрогнулся раз, другой и рухнул на свое ложе, тяжело дыша. Лицо тут же обдало теплым воздухом, дрожащее тело накрыла теплая шкура, и до Мая донеслись тихие шаги, а потом – ликующий вой. От нахлынувшего ужаса Май сжался, зажмурился, и тут помещение залил неяркий свет.
- Ты принес им радость. Они будут сильны и ловки.
Май, чувствуя разливающуюся в теле слабость, повернулся. Медленно поднял глаза и застыл, не в силах пошевелиться от сковавшего его страха. Ласка… Вожак, которого зимой Май видел на холме. Пусть тогда он плохо разглядел его лицо, но взгляд… Пусть не было сейчас в нем ненависти, Май все равно узнал его. Но…
- Вы умеете разговаривать?! – от удивления он приподнялся, даже забыв свой страх. Спохватился, отвел взгляд и только сейчас вспомнил, что даже не знает, где находится.
Больше всего это напоминало пещеру. Нет окон, неровные стены, увешанные шкурами. Кажется, шкуры были везде. Они лежали на полу, закрывали вход, а одна такая же служила Маю одеялом.
- Я умею не только разговаривать, - чужак рассмеялся и встал, а Май почти зачарованным взглядом уставился на его тело, отличающееся от человеческого разве только пропорциями.
- Но я видел картинки в книге. Читал про вас. У вас есть клыки и когти. Вы ходите на четырех ногах. Вы… звери, - удивление ушло, сменившись почти детской обидой на то, что его обманули.
- Звери? У меня есть имя. Меня зовут Аэт. Я умею говорить. Я умею плакать и смеяться. Я хожу на двух ногах, а в свою звериную сущность превращаюсь только, когда нужна скорость, - вожак ласок подошел к ложу Мая, откинул шкуру, которой тот был укрыт и, проведя пальцем меж его ягодиц, облизал его, не спуская взгляда с лица своего… гостя. – А ты? Считаешь себя человеком?
Май покраснел и поджал губы, не найдя, что ответить.
- Так я и думал, - Аэт усмехнулся, склонился к нему, и Май снова замер, глядя на то, как пульсируют зрачки в его глазах. И почему он раньше не заметил, что у этого существа нет белка, зато радужка светло-янтарного цвета занимает все его пространство? Это было красиво. И страшно. – Ваши книги писали сказочники. Мой народ живет здесь испокон веков. Мы всегда чтили природу и старались не вредить ей, но когда сюда пришли те, что называли себя людьми, равновесие нарушилось. Они пришли с войной. Они пришли за тем, что им не принадлежало. Они забрали с собой таких, как ты, вынудив оставшихся без своей пары идти следом. А потом и жить в своих городах и своих домах, изменив их. Сделав своим подобием.