— Ты Рудольф, — маменька показала его северу. — Ты Рудольф! — повторила маменька и показала его востоку. — Ты Рудольф, — маменька показала его югу. — Ты Рудольф, — маменька показала его западу.
После имянаречения она положила вольт на алтарь в пентаграмму головой на север. Новорожденный "граф" продолжал двигать конечностями и плакать.
Тогда мы приготовились ко второму этапу.
Порча была очень сильной и требовала долгих приготовлений.
Грета взяла алую свечу и стала натирать ее маслом при этом желая графу всех тяжких мук: — Да чтоб твое лицо съели черви Рудольф, чтобы покрылось плесенью, чтобы глаза повыпали, чтобы мозги усохли, чтобы тебя топили, чтобы тебя душили, чтобы тебя стрелою в затылок застрелили. — Таких пожеланий было около ста штук.
После такой травли матушка поставила свечку у изголовья куклы и зажгла ее при помощи Игниса — прошептала слово и провела над свечой рукой, тогда та загорелась. Маменька встала лицом к свече и скрестила руки на груди подобно Богине Моране.
— Не моими руками делаю колдовство, но руками Мораны. — Ее глаза засветились желтым, голос исказился, а сзади нас появилось нечто ужасное —вызывающее приступ паники, желание заткнуть уши и убежать. Это была она — богиня смерти. Она не принимала своего истинного лика, а словно дымом вошла в мать.
Глаза Греты сменили цвет — теперь они были бирюзовыми, яркими как две луны. Из них словно срывался пар, может быть даже иней иль холод, не знаю, а голос маменьки и вовсе преобразился — она говорила словно сама Морана, эдаким звонким шепотом, который эхом разлетался по всей пещере.
— Ekor; Ekoras; Azarak! Ekodim; Zomelak! Varvaros; Cernunos! Arada! Bagabi; Lavra; Wachabe; Lamos; Achababad, Karelliosi! Lamac; Lemac; Belial; Gabahagy; Sabalyos; Baryolas! Lagos; Gabiolas; Samahac; Athar; Gemiolas, Darrahya! MORTEM!!! (Смерть!!!)
Молниеносным движением маменька схватила рыбью кость с алтаря и вогнала куколке прямо в лоб, при этом она со злобой выкрикнула: "Сдохни Рудорльф!!!"
Игла пришпилила вольт к столу. Глиняный человечек застонал и стих.
— И да будет так!
Больше "Рудольф" не двигался.
После того как дело было сделано. Грета сказала, что свеча должна догореть, а кукла похоронена в подвале.
Помню, как мама закапывала ее в землю и читала заупокойную молитву: — Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen. — Так был закончен ритуал великой порчи. Теперь графу оставалось жить считанные дни.
Запись 10
Помню то хмурое утро хорошо. Рыжик сказала, что хочет ненадолго сбегать к деревне — встретиться с Юнтаром. Я пыталась ее переубедить, но знала, что она все равно пойдет, поэтому не стала ее отговаривать.
— Не беспокойся сестра, — успокаивала она, — мы встречаемся в лесу, на секретной опушке, помнишь, где мы затоптали Лиходея? Там нас солдаты не найдут.
— Сейчас неспокойные времена сестра, — Я остановила ее, чтобы поговорить. Не знаю почему. Что-то на душе было как-то тревожно. Не хотелось ее отпускать. Я сказала: — Сестра, в последнее время мы так мало говорим. Ты так увлечена Юнтаром, что все мысли твои только о нем.
— Веда, он очень милый. Юнтар читает мне стихи, дарит подарки. Мне весело с ним. Когда-нибудь мы сбежим!
— А как же его родители? Они знают?
— Я не уверена. Да и это не важно. Главное чтобы он был со мной.
— Ты же помнишь, что не должна вступать до первого шабаша в половую связь с мужчиной?
— Плевать мне на эти правила! — Проклятие сделала серьезными глаза, рассмеялась, закружилась вокруг себя. — Я сама ведьма и сама устанавливаю правила.
— Тебя отдадут в жены бесам!
—Враки! Я слишком красива для бесов... я красива Веда. Я знаю, что нравлюсь тебе, но мы должны прекратить, то что мы делаем по ночам... теперь я с Юнтаром.
Хотела тебя спросить, где ты этому научилась... да все стеснялась...
— Я подглядела за двумя ведьмами на шабаше несколько лет назад сквозь замочную скважину. — Ах как же я любила свою сестру о дневник. На этом свете не было для меня никого роднее и ближе... еще ближе... и еще ближе...
Маменьке это не понравится. — Я попыталась ее остановить. — Она ведь строго настрого запретила туда ходить. Ты же сама рассказывала про солдат! Ведьм ловят!
— Я аккуратненько Веточка — как лисичка, — продолжала кружиться Проклятие в очередном светлом платьице и волчьей шубе.
— Проклятие! — тогда помню, серьезно, сказала я. — Маменька знает, куда ты бегаешь, и ей, это не нравится. Ее палка уже на тебя не действует?
* * *
— Что мне палка, когда я парю на крыльях любви. Прощай сестра... я улетаю...
Отчетливо помню эти ее слова. Они навсегда врезались в мою память, словно вырубленные топором на сердце.
* * *
Помню, что чувство тревоги сводило меня с ума. Я не хотела ее отпускать. И хорошо помню тот вечер, когда из деревни прибежала испуганная Витка.
— Грета! Баба Грета!!! Ой беда! Беда-а-а-а!!! — кричала она, спотыкаясь.
— Что такое? Говори Вита! — взволнованная маменька стояла возле пещеры.
— Беда!!! Доченьку вашу! Дочку солдаты сожгли на костре, живьем! Я ничего не смогла поделать...
— Что ты такое трепешь?! Как сожгли?!! — у маменьки стали подкашиваться ноги. Вита ее поймала.
Мне стало так плохо, что я потеряла равновесие. Бросило в холод. Страх пробежал по всему позвоночнику, затошнило. Я отбежала в сторону. Схватилась за дерево. Стала задыхаться от боли и горя. Глаза намокли. В груди разлилась ноющая боль.
Я упала на коленки и зарыдала:
—Прокля-я-ятье!!!
"Твоя сестра поступила очень глупо, — послышался голос Апокрифезиса. — Не стоило ей встречаться с этим мальчишкой."
— Почему-у-у?! Почему ты мне не сказал?! Не предупреди-и-ил?! Ведь я могла ее остановить!!! — Я кричала как безумная, надрывая горло.
"Нет, не могла. Не остановила бы. Прости, но в Наших планах не было твоей сестры." — все, что сказал Он тогда вместо душевных слов поддержки.
А потом я почувствовала ее — ее — родную и милую Зеленоглазку. У меня началось видение, и я смогла увидеть все в ярких красках, так как оно случилось...
Запись сердца
Голые деревья сбросившие листву к зиме стояли укрытые хмурыми облаками, срывались хлопья белоснежного снега.
— Юнтар! Юнтар!!! — Рыжеволосая девочка 15 лет бежала по лесу в своем белом платье и шубке из волчьего ворса. — Юнтар?
Впереди показался ее возлюбленный. Он вышел из-за деревьев, но его вид не был радостным. Под глазами, словно нарисованные красными красками застыли мокрые разводы.
— Беги Проклятие!!! Беги любовь моя!!!
Из-за трухлявого толстого дуба выскочило несколько белогорских солдат. Их глаза наполняла ненависть: блестели жаждой наживы при свете тусклого зимнего солнца.
— Схватите ее!!! — крикнул один из них с бородкой по контуру подбородка. На его голове вместо шлема был кольчужный капюшон.
Один из солдат схватил Юнтара, заблокировав шею локтем. А двое других догнали сестру. Она попыталась атаковать их ударной волной, но сил хватило только на одного. Раззява свалился с ног и покатился по снегу.
Второго Проклятие попыталась ударить в пах, но защитная пластина уберегла его от повреждений. Он засмеялся, бросился на нее и ухватил за ворот шубы. Но Рыжик вырвалась, побежала в сторону леса. Там тоже уже поджидали солдаты, которые успели обойти сзади. Сестра испуганно схватила ртом воздух. С ее губ сорвалось облачко пара. Она схватилась руками за платьице и попыталась бежать в сторону деревни.
В доспехах солдатам было трудно ее догнать. Пришлось гнаться за ней до самых ворот. Она кричала: "Помогите!!!" — звала на помощь, плакала.
Но никто не собирался ей помогать.
Стоило ей вбежать в деревню, как ее тут же изловили местные мужики.
— Отпустите меня! — эхом в видении звучал голос Проклятия.
— Добегалась! — выкрикнул кто-то из толпы.
В то же время в деревню притащили Юнтара. Он пытался вырваться, кусал солдата за руку через кольчугу, но бесполезно.
— Отпустите моего сына! — кинулся на солдата Лукай. — Ни в чем он не виноват! Что же вы творите с девочкой? Она же еще ребенок!
Солдат дал пинка Юнтару и велел забрать его подобру-поздорову. Лукай схватил сына, прижал, чтобы не дать ему спасти сестру — не провоцировать людей.
— Юнтар!!! — слезно кричала Проклятие, ее за волосы тащили на середину деревни, где граф Рудольф уже поджидал у эшафота.
Лесорубы выстроили его в центре заранее. На нем лежал деревянный крест и был заготовлен хвораст. Меня всю трясло, когда я видела то, что происходило дальше. Я чувствовала боль сестры, словно не она находилась там, а я сама. Зеленоглазка была храброй ведьмой, но в те минуты я чувствовала, как страх сковал ее целиком. Мне сложно держать эту память в себе. Я хочу поделиться ею с тобой... дневник.
— Сказать по правде мы ждали не тебя, а твою мать! — надменно начал свою речь граф. Его омерзительное лицо было исполнено тщеславия. — Но ты тоже сгодишься.
— Сжечь ее, сжечь!!! — кричала обезумевшая толпа.
Что сделала моя сестра им плохого? Чем перед ними провинилась? Паранойя графа смогла одурачить толпу. Он до смерти боялся того, что кто-нибудь узнает о том, что тогда произошло на поле, а единственными свидетелями оставшимися в живых были мы. На самом деле единственным чудовищем здесь был он. Ведь это он согласился на сделку. Он принимал решение. Мать наша стала только проводником. Не более!
— Пусть зло, которое затаилось в наших лесах, знает о том, что мы не останемся стоять в стороне. Очистительный огонь, горит в наших сердцах!
— Сжечь, сжечь ведьму!!!
— Пощадите! Она ведь совсем маленькая! — доносился чей-то единственный голос разума из обезумевшей толпы.
Проклятие дрожала от холода, страха. Ее дар смелости словно покинул ее. Солдаты держали ее за руки с двух сторон.
— А сейчас уведите ведьму в сарай и подготовьте к сожжению! — радостно приказал граф. Он посмотрел в глаза моей сестре, и она выдержала его взгляд. Мы ведьмы, не любим смотреть в глаза — это доставляет нам боль. Но она посмотрела.
Он приказал надругаться над ней и раздеть, чтобы все смогли видеть ее принадлежности к нашему виду.
Я видела, как они волокли ее по холодной земле за волосы в чей-то сарай. Там эти ублюдки разорвали на ней платье и изнасиловали. Ах бедная сестра, она так мечтала что ее первым мужчиной станет возлюбленный Юнтар. Но ее девственность досталась кучке немытых стражников, которые сделали с ней все что хотели.
Заплаканную и израненную Зеленоглазку вывели перед толпой обнаженной, с туго привязанными к рукам веревками, под которые они вели ее к эшафоту. По запястьям текла алая кровь от тугого капрона. Крестьяне, ликуя, требовали расправы.
Все было, как в том самом кошмарном сне, о котором она рассказывала. Теперь сестра знала, что не сможет уйти от Мораны. Тогда она решила держаться достойно до самого конца — так как подобает любой ведьме загнанной в угол людьми.
— Смотрите!!! — надрывал глотку граф, расхаживая в своих доспехах вдоль эшафота. — Смотрите вот доказательства! Это ведьма! Дочь самого дьявола!!!
Эта собака заставила ее повернуться задом к толпе и все увидели маленький парасячий хвост. Сестренка дрожала от холода. Она не собиралась стыдиться того кто она есть. Я видела, как она держалась с высоко поднятым подбородком. Но граф ударил ее по лицу своей железной перчаткой. Из ее глаз потекли слезы, но она не проронила ни звука. Тогда он ударил ее еще, и еще, и еще! И только тогда Рыжик тихонько заплакала. Граф занес над ней руку, чтобы нанести еще один подлый удар и Проклятье вздрогнула — испугалась — ее некогда прекрасные глаза, теперь заплыли кровоподтеками, на белках лопнули все сосуды, из носа красными струйками вытекала кровь.
Он уничтожил ее прекрасный лик. Этот мерзавец убил красоту моей девочки!
Он вынул кинжал из-за пояса. Но не для того чтобы облегчить ее страдания. Он сделал это для того, чтобы срезать часть ее прекрасных огненных волос и показать всей деревне маленькие острые рожки.
Толпа оживленно заохала и еще больше возжелала расправы.
— Распять ее! — холодно бросил граф, а затем плюнул в израненное лицо сестры.
Солдаты потащили ее на крест и привязали веревки к нему. Кто-то из крестьян вынес 4 толстых ржавых гвоздя. Кто бы это мог быть? Это был тот кузнец Адамантий, которому мы с маменькой помогали избавиться от марены. Добро забывается быстро.
— Из-за них погибла моя жена! Распните ее! — гневно кричал кузнец.
— Да! Да!!! Распните!
— Юнта-ар! Юнта-а-ар, где ты любимый?! — протяжно закричала сестра. Страх был силен. Она хотела, чтобы ее возлюбленный просто был рядом в этот тяжелый момент. Из-за калитки выбежал мальчик. Отец гнался за ним, но он бежал слишком быстро. Лукаю удалось схватить его уже у самого эшафота.
— Проклятье! — с заплаканными глазами повторял он, — Проклятье! Отпустите ее!
Юнтар бросился на стражника, но тут же получил кулаком в лицо и упал.
— Оставьте моего сына! — кричал отец, пытаясь перекричать дико ревущую толпу.
Он поднял его с земли и обнял. Лукая выпихнули подальше.
Сквозь слезы отец умолял сына уйти, умолял не смотреть.
— Я должен быть с ней отец, — рыдая, сказал Юнтар.
Мальчик посмотрел на разбитое лицо возлюбленной, словно пытаясь сказать, что он с ней. Проклятие посмотрела на него, попыталась улыбнуться, но у нее не получилось — нежные губы были разбиты. Теперь он был рядом... теперь она уже ничего не боялась.
Первый гвоздь со звоном вошел в ее мягкую ладошку. Сестра стиснула зубы, но выдержала. Кровь темной дорожкой полилась по кресту на эшафот и закапала. Ее глаза озарились фиолетовым фосфором. Сущность, подаренная владыкой, хотела жить. Ей не хотелось терять тело. Но теперь было слишком поздно. Фиолетовый взор угас, оставляя зелеными радужки — обычными — принадлежавшими моей сестре.
— Нет!!! — закричал Юнтар. — Милая держись, только не умирай!!!
Второй гвоздь вошел в дрожащую ладонь без каких-то усилий, пробил ее, орошая кровью грязный брус. Проклятие застонала от боли, ее глаза снова вспыхнули и угасли, но она снова выдержала и не закричала.
Третий гвоздь раздробил ее ножку и тут сестра не сдержалась. Пронзительный крик разлетелся по всей округе, спугнув на заборах дремавших ворон. Они стали кружить над лесом подавая сигнал тревоги. Теперь ее глаза тускло светились фиолетовым.
Четвертый гвоздь завершил начатое — этот крик вырвался самым громким. Проклятие с трудом дышала от боли, из ее потухающих глаз лились кровавые слезы. Она двигала ими, впиваясь в небо, глядя на тысячи снежинок летящих вниз. Ах если бы она так же могла превратиться в снежинку и улететь далеко-далеко как и мечтала раньше.
— А теперь поднимите ее, — сурово велел этот выродок.
Ее подняли на кресте и установили в специальную ложбинку. Крест прочно упал в нее, доставляя рукам и ногам распятой девочки нестерпимую боль.
Крест обложили хворостом и бревнами для розжига.
Юнтар отчаянно смотрел на нее. Отец обнимал его сзади.
С трудом повернув голову, Проклятие в последний раз взглянула на возлюбленного и все-таки смогла подарить ему подобие прощальной улыбки.
Юнтар больше не мог смотреть... он зарыдал и побежал домой.
Теперь она осталась наедине с толпой — одна — обреченная на смерть. Сестра окинула полным боли взглядом людей, дрожащим голосом прокляла всю деревню, сглотнула комок и закрыла глаза. Стражники подожгли хворост.
— Будьте вы прокляты...
Нет, она не кричала, скорее — стонала от боли, когда беспощадный огонь пожирал ее прекрасное тело, ее яркие волосы и ресницы. Такая молодая, полная желаний — влюбленная ведьма... моя Зеленоглазка... превратилась в дым и улетела на небеса. Ведьмы, сожженные до совершеннолетнего шабаша, попадали в рай.
— Прощай сестра... я улетаю... послышался тихий голос Проклятия, пред тем как я пришла в себя. Справа на моих волосах появилась горизонтальная прядь рыжих волос.