Пролог
Теперь все готово.
Семь полных недель я подметала опавшие листья на каменных плитах дорожки, ведущей к чайному домику, и сорок девять раз оставляла для себя пригоршню, чтобы разбросать обратно — так дорожка не будет казаться чересчур убранной. В этом правиле чайной церемонии отец всегда оставался непреклонен.
Однажды Санья сказала мне, что не нужно пытаться умилостивить мертвых. Может, и нет, может, я просто пытаюсь порадовать себя. Есть ли разница — не знаю, да и как я могу не делать этого, если они во мне — в костях и крови, если от них осталась только я!
Уже семь недель, как я не решаюсь пойти к источнику. Вчера открыла кран и долго держала у его металлического носика бутылку. Говорила с ним, заклинала его, произнося сначала разные красивые слова, затем совсем некрасивые и, кажется, даже кричала на него и плакала, но что воде за дело до человеческих печалей. Она течет не медленно и не быстро, течет там, где-то в земной толще, где ее слышат только камни.
Сегодня военные выделили мне всего несколько капель воды, ну, может быть, с ложку.
Я знаю, к чему все это.
Утром я вылила остатки воды в котелок, сходила в сарай за сухим торфом и положила огниво рядом с очагом. Вспомнила об отце, чей завет я нарушила, подумала о маме, которая не дождалась дня, когда меня посвятили в чайные мастера. Подумала о Санье. Хочется надеяться, что она уже там, куда направляюсь я.
Сюда по тропинке идет знакомый гость, протягивает мне руку, я тоже готова протянуть ему руку и подняться. Земля не начинает вертеться ни быстрее, ни медленнее, и мы выходим за ворота.
Остается только свет на поверхности воды или отступающая тень.
Часть I
Хранители воды
* * *
Лишь то, что меняется, может сохраниться.
Вэй Вулонг. Путь чая
VII век, эпоха Старого Киана
Глава 1
Вода — самый переменчивый из всех элементов. Так сказал отец в тот день, когда вел меня на место, которого нет. Хотя он ошибался во многом, в этом он был прав — верю до сих пор. Вода движется вместе с луной, заключая землю в объятия, она не боится погибнуть в огне или жить в воздухе. Войдешь в нее — она сроднится с тобой, с силой ударишься о нее — разобьешься на куски. Когда-то в мире были зимы, такие холодные, белые зимы, обволакивающие холодом, тогда можно было зайти в тепло, и люди тогда ходили по поверхности затвердевшей воды и называли ее льдом. Мне приходилось видеть лед, но только маленькие кусочки, сделанные человеком. Всю жизнь я мечтаю о том, каково оно — пройтись по морскому льду.
Смерть — союзник воды, их невозможно отделить друг от друга, и ни одного из них невозможно отделить от нас, ибо в конечном счете нас слепили из переменчивости воды и близости смерти. У воды нет ни начала, ни конца, а у смерти есть и то и другое. Смерть суть оба. Порой смерть прячется в воде, порой вода изгоняет смерть, но они всегда вместе — в мире и в нас.
Этому я тоже научилась от отца, но сейчас верю, что научилась бы точно так же и без него.
Могу сама выбрать свое начало.
Возможно, я выберу свой конец.
Началом стал день, когда отец отвел меня на то место, которого не было.
Прошло две недели с экзаменов, обязательных для всех граждан, достигших совершеннолетия, они дают право ехать в город учиться дальше. Все прошло удачно, но я еще с детства знала, что пойду по стопам отца и останусь жить в деревне в нашем доме. Этот выбор я всегда воспринимала как обязанность, отчего, пожалуй, он вовсе и не был выбором. Родители выглядели довольными, я тоже не чувствовала себя несчастной, да и в то время все остальное не имело значения.
Утром мы с отцом развешивали в саду за чайным домиком пустые бутылки, цепляя их вверх дном за металлические крючья. Солнечный свет просачивался сквозь прозрачный пластик, капли воды медленно стекали и падали в траву.
— Чайный мастер обладает особой связью с водой и смертью, — произнес отец, отыскивая трещины в стенках одной из бутылок. — Чай ничто без воды, да и чайный мастер без воды тоже ничто. Чайный мастер посвящает свою жизнь служению другим, но участвует как гость в чайной церемонии лишь один раз в жизни, когда чувствует приближение смерти. Он приказывает своему преемнику подготовить последний ритуал и, когда церемония закончена, остается в одиночестве в чайном домике, пока смерть не опустит руку на его сердце и не остановит его.
Отец бросил бутылку на лужайку к двум другим. Они стоили дорого, как и все сделанное из хорошего пластика, так что надо было хотя бы попытаться починить их, хотя и не всегда получалось.
— Случалось ли кому-нибудь ошибиться, — спросила я, — ощутить приближение смерти, когда его время еще не пришло?
— Не в нашем роду, — ответил он. — Но я слышал об одном мастере. Тот приказал своему сыну провести последний ритуал, а потом остался лежать на полу чайного домика. А через два дня вернулся в дом. Слуги подумали, что это привидение, с одним даже приключился удар. В общем, чайный мастер ошибся, приняв приближающуюся смерть слуги за свою. Слугу кремировали, а мастер прожил еще двадцать лет. Но такого обычно не бывает.
Я попыталась пришлепнуть севшего на руку овода, но тот успел вовремя улететь, прожужжав в ответ. Резинка москитной сетки давила и щекотала, однако снять ее было нельзя — это только привлекло бы насекомых.
— Как узнать о приближении смерти? — спросила я.
— Ну, это легко, — ответил отец. — Так же легко, как знать, что любишь, или когда во сне знаешь, что знаком с тем, кто в комнате, хотя он совсем чужой. — Он взял последние бутылки: — Возьми фонари на веранде и наполни их. Все должно быть готово.
Просьба показалась мне странной, ведь было еще совсем светло, да и в это время года солнце не опускалось за горизонт. Я обыскала чайный домик и нашла под скамейкой два фонаря. На дне одного из них лежала дохлая муха. Вытряхнула ее и потрясла ветки крыжовника — в них обычно водятся мухи-огневки — над обоими фонарями, пока на дне не набралось достаточно сонных насекомых, закрыла крышку и отнесла их отцу. С бутылками за спиной и сеткой на голове, он, казалось, сосредоточенно о чем-то размышлял. Я протянула ему оба фонаря, но он взял только один.
— Нориа, настало время показать тебе кое-что, — сказал отец. — Пойдем.
Мы пошли через каменистую равнину за домом к подножию сопки и начали взбираться вверх. Идти было недалеко, но волосы очень скоро слиплись от пота. На вершине, сплошь усыпанной камнями, я стащила с головы сетку — из-за сильного ветра мошка и оводы почти не донимали.
С чистого и неподвижного неба палило солнце. Отец остановился, словно отыскивая путь. Я поглядела назад: внизу виднелся домик чайного мастера с его садом — крохотное пятнышко зелени в окружении выжженной солнцем почвы и раскаленных камней. Деревенские домики были рассыпаны у подножия сопки Алвинваара. Далеко за ней, где находились орошаемые земли, виднелась темно-зеленая полоса еловых лесов. Еще дальше в том же направлении было море, но увидеть его не получалось даже при самой ясной погоде. В другой стороне стоял Мертвый лес с его сухими перепутавшимися ветвями и непролазным буреломом. Местами там пробивались березки, но они никогда не дорастали до моего пояса, а однажды я даже набрала там горсть брусники.
Отец свернул на тропинку. На этой стороне сопки было множество пещер, где мы часто играли в детстве. Однажды мама нашла нас с Саньей и двумя деревенскими ребятишками, играющими в троллей. Помню, как она молча тащила меня домой, а потом накричала на отца, забывшего присматривать за мной. Мне запретили на месяц ходить в деревню. Но всякий раз после того случая, когда мама уезжала в командировки, мы с Саньей тайком пробирались к пещерам и играли в первооткрывателей, или в искателей приключений, или в тайных агентов Нового Киана в пустынях Средиземноморья. Пещер было много десятков, если не сотен, и мы, казалось, обшарили их все в поисках тайных ходов и сокровищ — таких, о которых написано в старых книгах или в рассказах, приходивших на транслятор, но не нашли ничего, кроме выщербленного камня.
Отец остановился у входа в пещеру, похожего на кошачью голову и, не произнеся ни слова, полез внутрь. Я — за ним. Проход был низкий, и мне с трудом удалось залезть туда, да еще с фонарем и москитной сеткой. Камень царапал колени через тонкую ткань штанов. В пещере было прохладно и сумрачно, отчего огневки в фонаре начали призрачно светиться желтым.
Я узнала это место: однажды летом мы с Саньей даже поссорились, когда ей захотелось устроить здесь Главный штаб Центрального общества посланцев Нового Киана, а мне казалось, что в ней останется слишком много пустого места, потому что потолок резко снижался к задней стенке, да и сама пещера находилась чересчур далеко от дома, и вряд ли у нас получилось бы тайком приносить сюда еду. В общем, мы выбрали другую пещеру поменьше и поближе к нашему дому.
Отец подполз к задней стене, сунул руку, как мне показалось, прямо в стену и пошевелил. Скала над его головой скрипнула и раскрылась. В этом месте пещера была настолько низкой, что если сесть, то голова оказывалась как раз на уровне появившегося лаза. Отец протиснулся туда, взяв с собой фонарь.
— Ты идешь? — окликнул он меня.
Я поползла в конец пещеры, где только что отец открыл лаз, и потрогала стену. Сначала в трепещущем свете я смогла разглядеть только грубый камень, но потом пальцы нащупали небольшой выступ, за ним — трещину с маленьким рычажком. Она была настолько удачно скрыта, что непосвященному увидеть ее было невозможно.
— Я тебе потом расскажу, как тут все устроено, — сказал отец. — Теперь залезай сюда.
Лаз вел в другую пещеру, точнее, в туннель, который вел прямо в глубь сопки. Над входом в потолке проходила металлическая труба, рядом торчал непонятно для чего здоровенный крюк. В стене было два рычажка — отец повернул второй, и лаз закрылся. В кромешной темноте свет фонаря стал совсем ярким. Отец стянул с головы сетку и снял со спины бутылку.
— Можешь оставить сетку здесь — она не потребуется.
Проход спускался в глубь сопки, туда же шла металлическая труба. Идти выпрямившись было неудобно, отец порой задевал головой за своды. Скала под ногами была неожиданно гладкой. Свет путался в складках одежды, темнота цеплялась за выступы на стенах. Я слушала тишину вокруг: она была другой, чем на поверхности, — куда более густая и недвижимая. Понемногу в глубине начал различаться тягучий нарастающий звук, такой знакомый и чужой одновременно. До того момента мне никогда раньше не приходилось слышать ее, текущую свободно. Это было похоже на дождь, стучащий в окно, или так звучит вода, льющаяся из котелка на корни сосны, при этом звук не был прирученным человеком, зажатым или закованным в металл. Он поглотил меня полностью и тянул все глубже, пока не оказался совсем рядом, как стены вокруг или темнота.
Отец остановился, и в свете фонарей я увидела, что мы вышли к входу в другую пещеру. Кругом грохотало. Отец обернулся ко мне. Свет расходился кругами по его лицу, темнота пела сзади. Я подумала, что он хочет что-то мне сказать, но он повернулся и пошел дальше.
Я шла за ним, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но видела только ноги. Нас обнимала темнота, шумевшая точно закипающая вода для чайной церемонии, точнее, вода в тысяче — нет, в десяти тысячах котелках, когда вода только-только закипает и чайный мастер знает, что настало время снять ее с огня или же она выкипит и исчезнет в никуда. Сначала я ощутила что-то прохладное и влажное, затем еще несколько шагов, и свет наткнулся на звук. Так я впервые увидела сокровенный источник.
Сверкающими, искрящимися потоками и рассыпающимися брызгами вода вырывалась из щелей в скале и обрушивалась величественной стеной, она бежала вокруг камней, бурля и закручиваясь в узлы, укутываясь в пену, фыркая в невероятном танце и разворачиваясь вновь и вновь. Подземное озеро сотрясалось от внутренней силы. Из него прямо в сторону выступа, на котором мы оказались, вытекал ручей, уходя в расщелину в скале. Над водой виднелось что-то вроде белого пятна и металлический рычажок — чуть поодаль. Отец подтолкнул меня вперед, к воде.
— Давай-ка, попробуй! — сказал он.
Рукой я почувствовала всю ее силу: вода была похожа на вздрагивающее животное, на живую человеческую кожу, но она была холодной, куда холодней, чем все мне известное. Я осторожно лизнула пальцы — еще в детстве меня строго-настрого приучили никогда не пить воды, не попробовав ее.
— Пресная!
Отец улыбнулся, и свет от фонаря сложился в складки на его лице, затем улыбка исчезла.
— Тебе семнадцать. Ты уже совершеннолетняя и способна понять то, что я собираюсь тебе рассказать, — сказал он. — Этого места нет. Легенда гласит, что этот источник иссяк много лет назад, и в нее верят даже те, кто слыхал, будто источник в сердце сопки давал воду всей деревне. Запомни. Этого источника нет.
— Запомню, — ответила я и только много позже поняла, что за обещание я дала отцу на краю подземного озера. Тишина — вещь материальная и осязаемая, она не нужна, чтобы оберегать очевидное, но порой она охраняет силы, способные все разрушить.
Мы вернулись по туннелю обратно к выходу. Отец взял оставленную бутылку и аккуратно пристроил ее на крюк, затем повернул рычажок: сначала раздался электрический звук — такой же слышится из холодильника у нас на кухне, а вслед за ним и другой звук, чуть более лязгающий. Через мгновение сверху хлынула вода.
— И это все сделал ты? — спросила я. — Или мама? Она придумала? Вы соорудили это вместе?
— Никто в точности не может сказать, кто и когда это построил, — ответил он, — но чайные мастера всегда считали, что это был один из них, возможно, первый, кто давным-давно осел в этих краях, еще до исчезновения зим и начала войн. Нынче лишь вода помнит это.
Отец повернул оба рычага: вода перестала течь, открылся лаз.
— Иди вперед, — сказал он.
Я вылезла наружу. Отец плотно закупорил бутылку и передал ее мне. Лаз закрылся, и пещера вновь стала выглядеть совершенно обычной, без всяких тайн.
На солнце фонарь быстро поблекнул. Когда мы вошли во двор, мама подняла голову от толстой книги, из которой она что-то выписывала, сидя под навесом. Отец передал мне свой фонарь и понес бутылку к чайному домику. Тени от листвы двигались на каменных плитах дорожки. Я было пошла за ним, но он сказал:
— Не сейчас.
Я стояла, держа в руках оба фонаря и слушая, как огневки бьются об их нагретые солнцем стеклянные стенки. И, только услышав голос мамы, сообразила открыть крышку.
— Ты опять обгорела, — сказала она. — Где вы были?
Огневки вылетели из фонаря и скрылись в кустах.
— На месте, которого нет, — ответила я, посмотрев на маму, и тогда мне стало ясно, что она знала, где мы были, и что она там тоже бывала.
Мама ничего не сказала — тогда ничего, но спокойствие навсегда покинуло ее.
Поздно вечером, когда я уже лежала в кровати под пологом, разглядывая оранжевые отблески заходящего солнца в соснах, они с отцом долго разговаривали на кухне. Нет, слов разобрать не удалось, но в них было что-то такое, смысл чего я поняла значительно позже.
Глава 2
Земля еще дышала ночным холодом, когда я помогала отцу загружать треснутые бутылки в коляску солнцевела. Их исцарапанные бока блестели в лучах восходящего солнца. Я крепко привязала бутылки, закинула за спину плетеную сумку из морских водорослей и уселась на сиденье.
— Обратись к Юкара, он сделает скидку, — сказал он напоследок.
Юкара — так звали самого уважаемого пластмассовых дел мастера на деревне. Он был давним приятелем отца. Правда, я ему не доверяла после того, как в прошлом году запаянные им бутылки вскорости потекли. Так что я ничего не ответила, лишь неопределенно кивнула головой.
— Не задерживайся надолго, — продолжил он. — Ко мне завтра придут гости, я хочу, чтобы ты помогла убрать чайный домик.