— Смейтесь, принц, пока еще можете, — жестоко усмехается Уриэль. — Приступай, — кивает он палачу.
На углях жаровни палач начинает раскалять стальной прут.
— Да, высокий лорд, вы — храбрец, — стараясь сдержать дрожь, продолжаю я. — Наверное, леди Эйвилин оценила, как храбро вы оставили ее умирать в долине.
— Я не бросал ее! — неожиданно взрывается Уриэль, голос его срывается на визг. — Меня завалило лавиной, я с трудом выбрался и вернулся в крепость! Я хотел отправить поисковую пар…
Поняв, насколько глупо он выглядит, оправдываясь перед пленником, Уриэль замолкает на полуслове. Его лицо идет красными пятнами. Если бы взглядом можно было убивать, я был уже мертвецом.
— Надеюсь, перед ней вы будете более красноречивы, — нагло улыбаюсь я.
— Эта гордячка еще приползет ко мне на коленях! — мстительно сверкает глазами эльф. — Скоро все изменится. Смейся, принц. Через час ты будешь целовать носки моих сапог и молить о смерти. Потом придет черед и других.
Палач, одетый в кожаный передник и толстые рукавицы, подходит к жаровне и снимает с огня раскалившийся прут. Алеющая головка медленно приближается к моей груди. На секунду палач останавливает раскаленный кончик в каких-то дюймах от меня, потом резким тычком вгоняет прут в мой правый сосок.
Только в глупых сказках попавшие в плен герои под пытками сохраняют презрительное молчание. Благородство, достоинство — все это теряет смысл, когда в тебя входит раскаленное железо.
Боль взорвалась в мозгу. Тело само забилось в путах, сквозь крепко сжатые зубы прорвался несдержанный крик. В воздухе повис тошнотворный запах паленой плоти.
Лорд Уриэль достал из кармана камзола кружевной платок и прижал к носу.
— Хорошее начало, — прокомментировал он. — Продолжай.
Боль, целый океан боли. Кажется, болит каждый кусочек тела. Несколько раз сознание проваливалось в спасительное забытье. Но каждый раз холодная вода возвращала меня из беспамятства, приводя с собой боль. Я ничего не вижу, в пелене мелькают какие-то странные тени. Одна из теней нависает прямо надо мной.
— Ну же, принц, сколько можно терпеть? — произносит она столь ненавидимым мною голосом. — Еще немного — и ваши раны не вылечит ни один целитель. Помолите меня о снисхождении. Достаточно нескольких слов, и ваши страдания прекратятся.
Собрав остатки сил, посылаю кровавый плевок в сторону тени. Слышу вскрик: кажется, попал. Сознание вновь устремляется прочь из израненного тела.
* * *
Отгородившись от хлопот дня покрывалом ночи, улицы города погрузились в сон. На небесном своде ярче засияли созвездия. Выглянули две луны, извечные спутницы. Большая, кроваво-красная Аишиу и ее меньшая сестра — бледно-желтая Уртай. Только размеренные шаги эльфийских патрулей и редкие переклички стражников на стенах разгоняли звенящую ночную тишину.
Очередной патруль, раздвигая горящими факелами темноту ночи, прошел по площади перед мрачной тюремной башней. Едва он скрылся за поворотом улицы, невысокая закутанная в черное фигура бесшумной тенью пробежала по площади — и замерла у стены перед входом в башню. Некоторое время неизвестный жадно вслушивался в ночные звуки. Было тихо. Едва слышимо скрипнули дверные петли, и вновь воцарилась тишина.
В небольшой караульной комнате на заставленном бутылками столе спали вповалку несколько эльфов в доспехах стражи. С улыбкой окинув взглядом эту картину, фигура в черном плаще продолжила движение. Ноги в высоких сапогах аккуратно переступали через разбросанное в беспорядке оружие и доспехи. Миновав короткий коридор, она снова замерла перед узкой деревянной дверью, ведущей вниз к камерам. Недолгая возня позаимствованной у спящих стражников связкой ключей — и последнее препятствие осталось позади. Спустя несколько десятков ступеней фигура оказалась в самом сердце башни, в ее печально известной пыточной. Пред ней предстала малоприятная картина. На потемневшем столе был распят полукровка, засохшая кровь из многочисленных ран покрывала его тело сплошной коркой. Страшные раны на груди были обуглены. Кисти стянутых ремнями рук покрыла неестественная синева. Тихо ахнув, неизвестная фигура быстро приблизилась к столу. Сверкнул сталью острый нож, перерезая путы, стягивающие пленника. Леклис не двигался, только тихое хриплое дыхание свидетельствовало о том, что он еще жив.
Убрав нож, неизвестный защелкнул на руке узника снятый с себя серебряный браслет в виде двух переплетенных змей с изумрудными крупинками глаз. Убедившись, что браслет плотно охватил предплечье, он нажал на глаза змеек. По телу Леклиса прошли цепочки небольших голубых искорок. Фигура всхлипнула и сбросила капюшон: длинные волосы золотым водопадом упали на спину Эйвилин.
* * *
Из забытья меня вырвала ужасная колющая боль по всему телу. Чья-то рука, завернутая в край плаща, зажала мне рот, приглушив сорвавшийся с губ крик. Чувствую, что путы, стягивающие меня, исчезли. Преодолевая ужасную боль, удается поднести к глазам правую руку. На предплечье, чуть ниже локтя, поблескивает серебром искусный браслет в виде хорошо знакомых переплетенных змей. От браслета вверх по руке, подобно нитям паутины, расходятся дорожки светящихся искорок. Мои покрытые кровавой коркой раны затягиваются на глазах, оставляя после себя тонкие ниточки шрамов. Медленнее всего заживают три обугленные раны на груди. Кожа на их месте получается сморщенной и неживой, как будто неловкий портной поставил несколько неаккуратных заплаток на моем теле. Наконец перевожу взгляд на склонившуюся надо мной фигуру Эйвилин. Девушка пытается мне что-то сказать. С трудом удается разобрать слова:
— Тише! Ты можешь встать? — шепчет она мне. — Прости, я не могла поступить иначе. Стражники убили бы тебя.
С трудом сажусь на пыточном столе и, свесив ноги, пытаюсь встать на каменные плиты пола. Тело охватывает страшная слабость, голова кружится, я начинаю заваливаться вперед. Эйвилин, тихо вскрикнув, прижимается к моей груди, пытаясь помешать падению. Валимся на пол уже вместе, причем я удачно оказываюсь сверху. Эльфийка полузадушенно хрипит. Ценой неимоверных усилий перекатываюсь на спину и, закрыв глаза, жадно глотаю воздух. Девушка, поднявшись рядом со мной на колени, пристраивает на них мою голову.
На губы падает несколько теплых капель; машинально слизнув их, чувствую соленый вкус слез. Открываю глаза: на лице Эйвилин блестят две мокрые дорожки.
— Прости, я не могла прийти раньше! — Она близка к истерике.
Сделав над собой усилие, приподнимаю руку и ласково провожу ладонью по ее щеке, девушка жадно ловит мое прикосновение.
— Мне уже лучше, Эйвилин. Нам надо выбираться? — тихо спрашиваю я.
— Да. Тебе как можно скорей нужно покинуть город. Высокий лорд поклялся тебя четвертовать и выбросить в долину на съедение волкам. Сможешь подняться?
С трудом сев, я прислушиваюсь к своим ощущениям и утвердительно киваю:
— Да.
— Я помогу, — встает девушка с холодных плит пола.
С ее помощью привожу себя в вертикальное положение. Боль прошла, но все тело налито свинцовой тяжестью, будто я целые сутки упражнялся с оружием.
Киваю в сторону застегнутого на предплечье браслета:
— Артефакт?
— Да. Браслет, подарок моей матери. На него наложено мощное заклинание исцеления.
Теоретически любой предмет можно зарядить заклинанием — и не одним, — но на практике магическая энергия быстро рассеивается. Наиболее хорошо сохраняли манну драгоценные металлы и камни, поэтому именно драгоценности чаще всего являются магическими артефактами. По ряду причин артефакты довольно редки. Любой артефакт с течением времени требовал подзарядки, причем именно у того мага, который его создал. Частота зарядки зависит от комбинации драгоценных металлов и камней, из которых сделан зачарованный предмет, а также от силы и количества вложенных заклинаний. Сила заклинания зависит от мага. Чаще всего зачаровывают мелкие предметы: перстни, кольца, кулоны, браслеты. Реже всего — оружие (на самом деле заклинание накладывается не на само оружие, а на драгоценные камни, которыми оно украшено).
— Нет, не снимай, — останавливает меня девушка, видя, что я хочу вернуть ей браслет. — Тебе придется носить его несколько дней: он поддержит силы, пока ты окончательно не придешь в себя.
С ее помощью мне удается покинуть камеру. Миновав коридор, мы оказываемся в караулке. Стражники спят. Я вопросительно киваю в их сторону. Улыбнувшись, Эйвилин прикладывает палец к моим губам и тихо шепчет на ухо:
— Сонная трава. Вечером новая смена стражников обнаружила в караулке корзину вина. Ее тайно оставил мой… — Она немного замялась: — …Слуга.
Минуем стражников и покидаем тюремную башню.
Ночь все еще безраздельно правит городом. Аккуратно двигаемся вдоль одной из широких темных улиц. С каждым шагом ко мне возвращаются крупицы сил, но до полного восстановления еще очень далеко.
Неожиданно впереди нас загораются факелы ночного патруля, вынырнувшего из лабиринта многочисленных боковых переулков. Эйвилин увлекает меня в сторону, в сумрак небольшого переулка.
Моя спина прислоняется к холодной каменной стене здания. Девушка вжимается в меня, прикрыв нас обоих своим черным плащом. Ее теплое дыхание обжигает мою шею не хуже раскаленного железа. Чувствую испуганное биение ее сердца. В душе возникает волна щемящей нежности к этому храброму созданию.
Патруль проходит мимо нас и растворяется в ночи. Разомкнув объятия, продолжаем движение.
Некоторое время спустя мы выходим на окраину городка. Широкий тракт тянется на юг, истаивая в сумраке ночи. Эйвилин тихонько свистит.
Из темноты выныривают две тени. Одна из них принадлежит высокому эльфу, закутанному, подобно Эйвилин, в длинный черный плащ. Эльф окидывает меня мрачным взглядом. Мое внимание привлекает вторая тень, идущая за незнакомцем. Из темноты доносится дружеское фырканье, и, мотнув лохматой гривой, ко мне подходит навьюченный Ветер. К его седлу приторочен знакомый мне короткий меч.
— Ветер, как ты тут оказался? — спрашиваю я, обнимая его за шею.
— Я попросила лорда Уриэля отдать мне твой меч и коня в память о моих приключениях, — улыбнулась эльфийка. — Он не смог мне отказать. Еще бы: если при дворе узнают, что он меня бросил, его карьере придет конец.
— Ты недооцениваешь высокого лорда, Эйвилин, — хмурюсь я — Он ведет собственную игру.
— Хватит разговоров, мятежник! — резко перебивает меня забытый незнакомец. — Забирай своего коня и убирайся отсюда!
— Повежливей, Илион! — оборачивается к нему Эйвилин. — Он спас мне жизнь.
— За это вы спасли его, — парирует эльф. — Между вами больше нет долгов.
Он подходит ко мне.
— Я обещал помочь Эйвилин, поэтому ты покинешь эту долину живым. Но наша следующая встреча будет для тебя последней. Одевайся, мятежник! — бросает он мне сверток с одеждой.
— Мятежник?! Эльф! Я — мятежник?! — ярость накатывает на меня подобно волне. — Это вы, ушастые выродки, предали нас!
Эльф выхватывает узкий кинжал. Я тянусь к рукояти меча.
Неожиданно между нами возникает Эйвилин:
— Хватит! — И, обращаясь к своему спутнику, добавляет: — Илион, жди меня в гостинице.
Бросив на меня хмурый взгляд, эльф бесшумно растворяется в ночи.
— Оденься, Лекс. — Девушка, перебирает брошенную мной на землю одежду. — Одежда моего слуги должна тебе подойти.
«Слуги, как же!» — думаю я, со злостью натягивая на себя одежду. Эйвилин целомудренно отвернулась.
Кого вы обманываете, леди? Меня? Или, может быть, себя? С каких это пор слуги носят рубашки из черного эльфийского шелка и сапоги из оленьей кожи? Не каждому барону по карману такое одеяние.
— А что ты волнуешься, Лекс? Какое тебе дело до девчонки и ее поклонников. Ты спас ее, она вытащила тебя. Эльф правильно сказал: между вами больше нет долгов.
Только переодевшись, я почувствовал, насколько замерз. Мы все еще были в долине, а тут стояла ранняя весна. Плотнее завернувшись в полы плаща, я, шатаясь, подошел к Ветру и потрепал его лохматую гриву.
— Пора прощаться, светлая леди, — бросаю я, специально назвав ее по титулу.
Девушка подходит ко мне.
— Жаль, что мы не встретились раньше, — тихо шепчет она.
Я хмуро киваю в ответ.
— Прощай, Леклис.
Неожиданно теплые девичьи губы касаются моей щеки. Эльфийка, не дав мне опомниться, стремительно растворяется в ночи.
— Прощай, Эйвилин, — тихо шепчу я. — Мне тоже жаль…
Идет война, Лекс, сейчас не время и не место для любви.
Рядом призывно фыркает Ветер. С трудом сажусь в седло и галопом направляю его по дороге на юг, к выходу из долины. Черный плащ за моей спиной раздувается подобно крыльям дракона.
«Куда двигаться дальше?» — думал я, стоя на большой развилке.
Небо на востоке стало предательски краснеть.
Мне нужно вернуться домой. Интересно, как там сейчас? По идее, мне нужно двигаться на восток, но это значит, что придется пересечь практически пол-империи по землям эльфов. Искать на этом пути меня будут особенно тщательно. Двигаться на юг? Придется идти через земли людских королевств. Сейчас людские королевства сотрясают междоусобные войны. Впрочем, люди постоянно воюют друг с другом. Север?
Я задумчиво почесал бровь.
Север — это горные кланы гномов. В свое время наши королевства попортили друг другу немало крови, после чего решили, что лучше заключить союз. Из всех созданных творцом рас именно с гномами у полукровок сложились наиболее тесные отношения. Но что там творится сейчас? Горный король мертв. Нового короля должен избрать Совет, но Совет глав кланов также уничтожен. Гражданская война? Чушь! Гномы — единственные создания творца, которые не воевали друг с другом.
Итак, решено: север! Через земли гномов я могу добраться до ничейных земель, а там до Восточного королевства — несколько пеших переходов. Гномы должны помочь, остались же в этом проклятом Падшим мире хоть какие-то осколки чести.
Поворачиваю Ветра на северный тракт. До восхода солнца я должен уйти как можно дальше. Как только солнце встанет, придется покинуть дорогу и пробираться через лес. Проклятье Падшему! Чувствовал я себя прескверно, слабость не проходила, очень хотелось спать. Проезжаю еще немного и сворачиваю с имперского тракта.
Солнце поднялось над горизонтом, начав новый забег по небосклону. Легкий туман окутывал шумевший вокруг лес. Узкая тропинка, петляя меж корней, вела меня все глубже в чащу.
Спать, спать, спать — одна эта мысль билась в моем мозгу.
Неожиданно лес расступился, я оказался на большой лесной поляне с огромным вековым дубом. Среди его причудливо переплетенных корней решаю устроить привал. Не разводя костра, я заваливаюсь в мокрую от утренней росы траву и, плотнее закутавшись в плащ, проваливаюсь в сон.
* * *
Гневное хриплое ржание Ветра вырывает меня из объятий сна. Открываю глаза: тени стали длиннее, солнце уже начинает клониться за горизонт. Мой взгляд обращается в сторону Ветра. Коня сотрясает нервная дрожь, ноздри бешено раздуваются, ловя воздух. Он косится в сторону темнеющего леса и настороженно хрипит. Из леса доносится возбужденный вой собачьей своры.
Собачьей своры!
Сердце бешено ускоряет ритм, остатки сна мгновенно испаряются. Не замечая слабости, вскакиваю с земли и мгновенно оказываюсь в седле. Хорошо, что перед сном я не распряг Ветра. Легко ударив коня пятками, припускаю в сторону леса. Как же мне надоело чувствовать себя дичью!
Пригибаясь к самой шее Ветра, пускаю его в галоп. Над головой стремительно проносятся кроны деревьев, узкая тропинка змеей петляет меж стволов. В спину мне несется радостный вой своры, почувствовавшей добычу.
Лес делается реже. Тропинка устремляется вверх по склону большого холма. Стрелой долетев до его вершины, Ветер вздымается на дыбы. В двух ярдах впереди гребень холма пересекает широкая рана глубокого оврага. Встревоженные копытами Ветра камни срываются в колючий кустарник на его дне.