Палата Крюка — мой пункт назначения. Мы с Генри, за которым Реджина попросила приглядеть, пока сама отойдёт по делам, устраиваемся на кресле и стуле напротив спящего Киллиана и принимаемся листать его книгу сказок.
Пользуясь случаем, я рассказываю ему о вырванных страницах из истории про Королеву Червей.
— Это странно, — шёпотом отвечает Генри. — Они были! Я читал их, точно!
— Ты помнишь, о чём там говорилось?
— Немного, — Генри хмурит лоб. — Там точно было что-то про маму, кажется …
Генри замолкает, когда Крюк начинает ворочаться. Я замечаю, что тот уже не спит. Не знаю, как долго, но его лицо слишком напряжено для спящего человека.
— Ваш шёпот подымет даже мёртвого со дна морского, — бурчит Киллиан, разоблачая себя.
Сначала он открывает один глаз, потом другой. Трёт переносицу, морщит нос и прежде чем с его губ слетает очередная глупость, я прошу Генри сходить за кофе.
— Красавица, — слабый голос Киллиана разносится по помещению в такт тиканью настенных часов. — Мне казалось, что между сном и пробуждением должен идти страстный поцелуй. Разве не об этом написано в сказках?
Я захлопываю книгу, убираю её в рюкзак Генри и скрещиваю руки на груди.
— Губу закатай.
— Поверь мне, есть более приятное занятие, в котором могут участвовать мои губы, — парирует пират.
Я устало закатываю глаза.
— Господи, что я до сих пор здесь делаю?
Киллиан улыбается одними губами. Ёрзает на месте, пока не принимает более удобное положение. Его рука без крюка смотрится настолько неестественно, что мне так и хочется попросить его вернуть железяку на место.
— Просто я тебе нравлюсь.
Я отрицательно качаю головой.
— О, нет! Мне нравится смотреть на море, есть вишнёвый пирог и делать вид, будто я работаю. А ты … К тебе я, скорее, просто не испытываю ненависти.
Мои слова повисают в воздухе. Выражение лица Киллиана не меняется совсем: он продолжает смотреть на меня, прищурившись, и моргать так медленно, словно сейчас заснёт. Возможно, это всё вина обезболивающих, или ему просто скучно со мной.
— Мне кажется, и с этим можно работать, — наконец произносит он.
Я фыркаю, но меня выдаёт улыбка, которую я не могу скрыть.
— Как твоя нога? — интересуюсь я.
Киллиан приподнимается на локтях, насколько это возможно, задирает уголочек одеяла и демонстрирует мне перегипсованную конечность.
— Что ж, — протягивает он, с глухим вздохом опускаясь обратно на спину, — по крайней мере, она на месте.
— Да брось, — я машу рукой. — Тебе не привыкать.
Крюк не отвечает, и лишь смотрит на меня, словно что-то ждёт — то ли объявления о том, что это шутка, то ли извинения. Я расслабляю руки, скрещиваю пальцы в замок и внимательно осматриваю Киллиана. В больничном халате белого цвета и хлопковой светло-голубой футболке под ним он выглядит слишком … просто. Сейчас тени по его глазами, оставшиеся от чёрных штрихов подводки, делают его похожим на тяжело больного мученика, и культя вместо левой руки только усугубляет это.
Я не знаю, почему меня к нему так тянет. Во всех историях, описанных в книжке Генри, главные герои влюблялись друг в друга с первого же взгляда, ну или, максимум — в этот же день. Например, те же Белоснежка и Прекрасный, или Ариэль и Эрик. Разве что Белль и Румпельштильцхен не совсем тот случай: девушке нужно было время, чтобы разглядеть за чудовищем его хорошую сторону.
Мне не нравится Киллиан. То есть, нравится, но не в общепринятом смысле. Просто он такой же, как и я. Мы отрицательные герои своей и любой другой истории. Таким, как мы, «долго и счастливо» не светит никогда.
— Что? — наконец спрашивает Киллиан.
— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Просто не привычно не созерцать твоих чёрных кудрей на груди.
Слава Богу, в этот момент входит Генри. Он протягивает мне один из пластиковых стаканчиков с дымящимся напитком, второй оставляет себе.
— Мама спрашивает, мы идём или нет? — передаёт Генри.
Прежде чем ответить, я перевожу взгляд на Киллиана. По его лицу невозможно прочитать, хочет ли он, чтобы я осталась.
— Мама? — вместо этого переспрашивает он. — Вы что, теперь разговариваете?
— Что-то типа.
— А что Кора?
— Я не видела её со вчерашнего дня.
Киллиан мрачнеет. Он поднимает взгляд к потолку и шевелит губами, словно что-то вспоминая. Затем вдруг подскакивает на месте так неожиданно, что я чуть не выливаю на себя свой же кофе.
— Мне нужно идти, — говорит он, но, как и предполагалось, все его попытки заканчиваются ничем.
— Нельзя, — говорю я. Осторожно ставлю кофе на стул, подхожу ближе к Киллиану и для убедительности толкаю его в плечо, как бы сильнее прижимая к кровати. — Постельный режим, пират.
— Мне надо, — настаивает Киллиан. Хочется пошутить про малую нужду и утку под его кроватью, но что-то в его лице заставляет меня задавить глупую шутку в зародыше.
— В чём дело?
Неужели, есть что-то, что может так испугать бесстрашного Капитана Крюка?
— Киллиан, в чём дело? — повторяю, не дождавшись ответа.
— Не могу сказать, красавица — отвечает он, глядя мне точно в глаза. — Ты возненавидишь меня. А мне этого, как ни странно, совсем не хочется.
Как только он замолкает, в палату входит Реджина. Её лицо пугает меня ничуть не меньше лица Киллиана: брови сдвинуты к переносице, на губах играет странный оскал, взгляд мечется от предмета к предмету, словно хочет разнести всё в пух и прах.
— Мама? Всё в порядке? — спрашивает Генри.
Реджина глядит на меня.
— Тебе нужно исчезнуть, Лу, — тихо произносит она. Её голос дрожит.
И тут я различаю странные крики, доносящиеся из коридора. Моё имя звучит особенно отчётливо. Чуть тише — имена Реджины и Коры.
Это словно проклятье: родовое, наследственное, приобретённое по глупости, выменянное в сделке — не важно.
Я приоткрываю рот в немом вопросе. Реджина закрывает дверь изнутри. Киллиан хватает меня за руку чуть выше кисти. У него до странности мягкая кожа для человека, орудующего мечом.
— Все знают, что смерч — твоя вина, — говорит Реджина.
Меня будто парализовало. Вот почему миссис Лукас выселила меня! Но кто мог рассказать? Те, кому я открылась, так бы не поступили!
В палате ощущается отчётливый запах старых бинтов. Наверное, именно так пахнет отчаяние.
— Отпусти, — требую я у Киллиана. Затем обращаюсь к Реджине: — Как мне исчезнуть?
— Подумай о месте, где хочешь оказаться. Представь, как появляешься там.
Позволить магии завладеть воображением. Ясно. Только вот проблема — мне некуда перемещаться. Во всех мирах не существует места, где я почувствую себя в безопасности.
Хватка Киллиана не слабеет. Он притягивает меня ближе, заставляя наклониться, и шепчет:
— Лес … Кора рассказала мне, что где-то в северной его части есть склеп. Найди его … Я постараюсь выбраться отсюда, чтобы тебе помочь.
Его дыхание пахнет персиковым желе, которым на завтрак кормят больных. Я молча киваю. Прежде чем исчезнуть, я прошу Реджину вылечить Киллиана. Я знаю, что она умеет.
Последнее, что чувствую, прежде чем на смену запаху бинтов и гула недовольных голосов приходит свежесть леса и пение птиц — пальцы Киллиана, хватающиеся за мою руку, как за спасительный трос.
***
Кора достаёт из специальной коробочки сердце Киллиана Джонса. Женщина уверена, что раньше оно было темнее. Что-то изменилось, определённо. Но это её не волнует, до тех пор, пока пират в её власти. Она склоняет голову максимально близко к бьющемуся органу и шепчет:
— Надеюсь, ты не забыл о своей миссии, Крюк … Многое вышло из-под контроля. Луиза больше не станет мне доверять после случившегося, если только мы не намекнём ей, что Реджина на порядок хуже. Тот парень, которого мы привезли с собой. Пленник … Таран, кажется. Пора им воспользоваться.
— Я не буду этого делать, — раздаётся внутренний голос Киллиана через сердце в ладонях Коры.
— О, нет, дорогой. Будешь. А иначе я лишу тебя возможности самому отомстить Румпельштильцхену.
Молчание. Даже если Киллиан в этот момент пытает побороть самого себя, Кора уже заранее знает, кто победит, и каков будет ответ пирата.
— Что я должен сделать?
— Расскажи ей про семейный склеп Реджины в северной части леса. Скажи, чтобы она спряталась там, а ты, как только выберешься, найдёшь её. Сделай всё, чтобы она тебе доверилась. И уговори зайти внутрь склепа. Дальше — лишь формальности.
Кора опускает взгляд на тело юноши под своими ногами. Он без сознания, изрядно побит и потрёпан, но всё ещё жив. Именно его сердце бьётся вторым у Коры в коробке.
— Ты меня понял, Крюк? — В ответ лишь сухое и грубое да. — Вот и прекрасно. Не подведи меня.
Женщина кладёт сердце обратно в коробку и осторожно накрывает крышкой. Беглым взглядом осматривает склеп и Тарана, проверяя, выглядит ли всё так, словно кто-то в спешке пытался спрятать тело от посторонних глаз, и исчезает в неизвестность, окутанная фиолетовой дымкой.
Комментарий к 4
http://vk.com/ughnastiel
приготовьтесь к тому, что Мой Таран выглядит, как Грант Гастин.
вообще, признаюсь честно, этот мультик смотрела чертовски давно, и кроме гг вообще ничего и никого не помню.
========== 5 ==========
Я даже не уверена, северный это лес или нет. По-моему, все леса вокруг Сторибрука абсолютно одинаковые: та же грязь, те же дубы и липы … Или это ясень? Господи, лучше бы Крюк подкинул идею какого-нибудь другого места, где больше искусственного света, меньше листвы и есть хоть какая-то еда.
Ну и куда идти теперь? Высокие и низкие зелёные деревья стремятся в небо, совершенно никак себя не обозначая. Где-то поют птицы. Ветер шевелит ветки.
Странно, но эта область леса не тронута смерчем.
«Я нанесла заклинание на свой дом. Он остался цел, и я внутри него тоже», — вспоминаю я слова Реджины.
Возможно, склеп и местность вокруг него тоже защищены кем-то? Интересно, откуда вообще Крюк, который без году неделя в Сторибруке, знает про него, и почему именно к нему предложил переместиться? Ощущение, что всем вокруг известно намного больше, чем мне, видимо, никогда меня не покинет.
Я набираю в грудь побольше воздуха. Куда идти: четыре направления, а я одна, и, как назло, совершенно не разбираюсь в сторонах света.
Хотя, по крайней мере, здесь никто не хочет получить мою голову на блюдце из-за того, что я натворила.
Я иду туда, где, кажется, гуще деревья. Ведь наверняка, никто в здравом уме не станет строить склеп на окраине леса, ближе к городу.
Не знаю, как долго плутаю среди деревьев, но первый привал делаю потому, что начинают болеть ступни. Не исключено, что я просто скитаюсь кругами вокруг нужного мне места. Даже в Придейне я не гуляла по лесу и не ходила на охоту без Тарана. С моим абсолютным отсутствием ориентирования на местности в тот единственный раз, когда я решила сама пострелять в диких кур, он вместе с Айлонви искал меня целых два дня.
Вот бы было такое заклинание, с помощью которого можно было бы отыскать нужное мне место! Возможно, конечно, оно и существует, и Реджина научила бы меня ему, если бы не разъярённая толпа жителей Сторибрука, заставившая меня бежать, как крыса с тонущего корабля.
Крыса. Корабль … Цепочка из ассоциаций снова подводит меня к Крюку. Я возобновляю свой путь, думая о том, вылечила ли его Реджина или нет. Ведь она ему ничего не должна, а моя просьба — это всего лишь просьба девчонки, которая почему-то беспокоится о почти незнакомом ей пирате.
И всё-таки, в глубине души надеюсь, что она прислушалась, даже если после этого я буду ей должна. Ведь тогда хотя бы одним травмированным по моей вине человеком будет меньше.
Возможно, мне просто хочется найти Крюка у склепа. Хочется, чтобы тот снова сказал, какой он прекрасный и очаровательный, а я бы фыркнула и ответила, мол, неужели он компенсирует недостаток в штанах такой высокой самооценкой.
А может, мне просто больше не хочется быть одной.
Я смеюсь своим мыслям, а в следующую секунду запинаюсь обо что-то под ногами и растягиваюсь на земле. Ладони саднит и неприятно пощипывает.
— Ты даже не тут, а всё равно всё портишь, — прыскаю я, обращаясь к образу Крюка в своей голове.
И там он, как обычно, надо мной смеётся.
Я встаю на ноги, опираясь в ствол дерева, отряхиваю ладони и поднимаю взгляд перед собой. Когда лес успел так измельчать? Теперь передо мной небольшая поляна, а в её центре маленькое бетонное здание с массивными коричневыми двойными дверями и колоннами с каждой из двух сторон, поддерживающими крышу. В самом верху в круге заключён какой-то рисунок, напоминающий фамильный герб или что-то в том роде.
Недолго думая, я захожу внутрь. Склеп оказывается совсем крохотным (ещё меньше, чем выглядит снаружи) помещением с гробом в самом его центре и свежими цветами на его крышке. Я подхожу ближе. Бронзовая табличка гласит: «Генри Миллс». Должно быть, родственник Реджины. А значит, и склеп её.
Осторожно касаюсь пальцами букв «М», «И», «Л» и «С», обводя их по контуру. Крюк пару раз называл меня этой фамилией, но на слух она воспринималась совершенно по-другому. Не так, как сейчас, когда я вижу её, выгравированную на чужом гробу.
Моя, и не моя вовсе.
Миллс. Лу Миллс.
Луиза Миллс.
Если Реджина назвала своего сына этим именем, значит человек, лежащий в гробу, был ей дорог. Возможно, брат, или отец.
Это всё так странно: чуть меньше недели назад у меня вообще не было ни одного родственника, а теперь есть мать, сводный брат и мёртвый дедушка или дядя.
Это неуместно, но я хмыкаю, продолжая пялиться на гроб. И тут же мрачнею, когда вспоминаю про тех, кого я убила: ту семью, ставшую моим главным испытанием в жизни. Странно, но я даже не помню их имён. Помню, как они выглядели и слышу их голоса в своей голове. Помню страх в их глазах в тот момент, когда я выпустила стрелы им в головы.
Даже помню, что в этот момент на улице кто-то пытался выторговать корову. Но не помню их имён.
Эта мысль вызывает во мне злость, и я бью ладонью по боковой стороне гроба, сжимая челюсть с такой силой, что, кажется, сейчас треснут зубы. А затем гроб вдруг начинает отъезжать в сторону, открывая мне небольшой проход и каменную лестницу, ведущую вниз.
— Это ещё что? — вопрос риторический, и мне некому на него ответить.
Я оглядываюсь на дверь, боясь, что как только шагну на ступеньку, кто-нибудь обязательно ворвётся сюда и обвинит меня в проникновении на частную собственность. Даже несмотря на то, что здесь повсюду моя фамилия.
Затаив дыхание, я спускаюсь вниз. Помещение под склепом намного больше, и лучше освещено. Небольшой каменный коридор ведёт к тупику с зеркалом на стене, сундукам и шкафчикам, уставленным какими-то бутылочками разного цвета и размера.
Мне здесь делать нечего. Не доходя до конца, я разворачиваюсь и уже успеваю практически вернуться наверх, как слышу чей-то глухой стон, отражающийся эхом от стен помещения.
Замираю на месте, не поворачиваясь. Если звук повторится, я посмотрю, если нет — уйду и сделаю вид, будто бы ничего не слышала.
Секунду-другую жду. Тишина. Заношу ногу для следующего шага по направлению к выходу, но стон повторяется. В этот раз громче и настойчивей.
— Чёрт, — ругаюсь я под нос и разворачиваюсь на 180 градусов.
Чья-то рука пытается вытянуть своё тело из-за угла. У этой руки на кисти три браслета из зелёных, коричневых и тёмно-красных бусин. Пытаюсь сглотнуть, но у меня словно гигантский камень в горле.
Имя человека, который носил такие браслеты, высечено у меня на сердце.
Все секунды, что преодолеваю это жалкое расстояние в несколько метров, я надеюсь, что ошиблась. Я молюсь богам, что эти лишь обман зрения.
Но, как и следовало ожидать, это реальность. Та самая жестокая чертовка, что в последнее время слишком любит бить меня по голове.
Я падаю на колени возле Тарана. Он выглядит ужасно: ссадины на лице и руках, светлая рубашка в некоторых местах пропитана кровью, каштановые волосы сбиты в один огромный колтун.