— Катрин, — как можно, мягче произнесла я, понимая, что перед девушкой действительно виновата. Она ведь планировала, организовывала, а я если и не испортила её вечер, то точно добавила никому не нужного колорита. — прощу прощения. Моя выходка имела случайный характер и не ставила целью тебе навредить.
Лицо кузины по-прежнему не выражало никаких эмоций, но я как-то поняла: она удивлена, если не поражена.
— Можешь высказать обо мне всё, что думаешь, так сказать, облегчить душу. Обещаю: всё выслушаю и приму к сведению! — улыбнулась я.
И понеслось, поскакало, полетело…
Не сказать, что я узнала о себе что-то новое, но ещё никто не говорил мне подобного с абсолютно беспристрастным голосом, с каменным лицом. Так что да, опыт можно признать за новый… И хотя бы ради этого, приходилось вслушиваться в слова.
— Эй-эй! — прервала я Катрин, как-то резко перешедшую с описания моей личности на моих родителей, а если быть уж совсем точной, то на личность моего папы. — Так мы не договаривались. Отца не тронь!
Девушка предупреждения не послушалась, наоборот, свою, можно сказать, жаркую речь продолжила с новой силой, вот только зря…
— Да, что могло родится у босяка! У этого отребья! — сказала она, словно плюнула.
— Я сказала: отца не тронь! — угрожающе прошипела я и резко сделала шаг в сторону, максимально приближаясь к Катрин.
Не знаю, что отразилось на моём лице, в моих глазах, жестах, но кузина замерла и как-то затравлено посмотрела. «Первая истинная эмоция», — лениво отметила про себя.
В слух же я громко и ёмко произнесла, вернее, слова сами сорвались:
— Я не знаю, кто твой отец. Может, босяк, может, то самое отребье, а мой был самым лучшим, самым светлым человеком этой планеты. Поняла? Если нет, то предупреждаю: ещё раз услышу от тебя нечто подобное — останешься без языка.
Сказала всё, что думала, и поняла… Я устала. Безумно устала. Хочу домой, в теплую постельку, спать. И только спать.
Подхватила свои вещи и вышла, по пути отмечая, что, кажется, у ледяной принцессы в глазах блестят слёзы.
«Ерунда! — отрезвила сама себя. — Скорей всего, померещилось».
Решила для себя и, не мучаясь более никакими угрызениями совести, поспешила на улицу, параллельно выполняя сразу два действия: набирала сообщение-предупреждение деду и вызывала такси.
Люблю современную систему: сообщил, вышел на улицу — мобиль тебя уже ждет. Удобно, продуманно, можно не волноваться. Правда, я волновалась, но по другому поводу: я же планировала ещё проследить за Сонией… Хотя она сама уже должна разбираться с проблемами, особенно с теми, которые сама себе создала! Не маленькая!
Глава 5
Утро стало поучительно-наставительным, то есть, за завтраком дедуля поинтересовался, почему я так быстро покинула праздник — пришлось рассказать, а потом долго слушать разного рода премудрости о, так называемой, политкорректности.
Оказывается, я смертельно обидела Катрин, причем не своим выступлением, а словами о её родителях, пусть и произнесенными лишь в ответ на её грубость.
— То есть, ей можно поливать грязь моего папу, а мне нельзя? Я правильно всё поняла? — жестко спросила я, отодвинув в сторону от себя тарелку со вкуснейшим омлетом.
— Её отец — твой дядя! — сузил глаза Дедуля. — Говорить о нём подобное, по крайней мере, глупо!
— А мой отец был человеком достойным исключительно уважения и благодарности! Человек, который самостоятельно чего-то добился… Меня в одиночку воспитал. И полоскать его имя никому не позволю!
— Хлоя, ты должна извиниться! — жестко настаивал Дед.
— За что? За песню ¬¬- уже, а за мои слова — не дождетесь! — отрезала я.
— Хлоя! — рычал Дед.
— Извини, я уже опаздываю… — бросила я, поднялась из-за стола и поспешила покинуть столовую.
Быстро заскочила в свою комнату, забрала сумку и флайборд и пошла на выход.
— Хлоя, Сэр просил вас вернуться. — выловил меня у самых дверей Жан.
Я лишь усмехнулась тому, как дворецкий смягчил формулировку: Дедуля, вряд ли, просил — он требовал.
— Нет. — покачала головой.
— Хлоя, вы не правы… — пробормотал мужчина.
— В чём? В моём праве на защиту памяти отца?
Жан на мгновение осекся, а затем резко заговорил:
— В своём отношении к Катрин.
— Чего это вдруг? По-моему, адекватный ответ — на её запрос.
— Не совсем. — покачал головой Жан. — Когда ей было шесть, в газетах разгорелся скандал и клан МакДи там так и мелькал… Журналюги обвинили Маргарет МакДи, мать Катрин, в супружеской измене. Более того, эти низкие людишки утверждали, что Катрин не дочь своего отца! На бедную девочку столько негатива вылили, а она не сдалась! — в голосе Жана послышалось восхищение. — Поставила себе цель вести себя и действовать так, чтобы больше никто и никогда не смог заподозрить её в низком происхождении — и Катрин это удаётся. Она аристократка до самой последней своей клеточки… Нет, даже молекулы!
— То есть, у неё до сих пор на этой почве комплекс? — я, скорее, утверждала, чем спрашивала. — Так почему Катрин никто не помог, с возможностями-то клана?
Жан не ответил, поэтому это я сделала сама:
— Всех всё устраивало. Не так ли?!
Жан смотрел куда-то в сторону, молчал. А я… А мне почему-то так жалко стало неизвестную мне шестилетнюю девочку, которой была Катрин, что я мгновенно набрала сообщение на наручном компе и отправила…
— Я извинилась. — оповестила Жана, после чего отвернулась и ушла, не попрощавшись.
* * *
Сказать, что после всего произошедшего настроение было на нуле — ничего не сказать. В студию я влетела, как будто за мной маньяк гнался. Влетела и остолбенела… Просто на моём рабочем столе стояла громадная корзина потрясающе красивых цветов!
Я давно не получала цветы, а тут ни цветок, ни веточка, ни маленький букетик, а целая КОРЗИНА. И цветы были такими красивыми, нежными… А запах!
Подошла ближе, обнаружила открытку, которая, правда, скрывала имя дарителя, зато делала комплимент.
«Цветы для цветущей девушки» — гласила она. Я улыбнулась. Если раньше возникали сомнения, что цветы для меня, то теперь пришла уверенность, ведь Хлоя с одного практически забытого языка означает именно «цветущая».
Я стояла, смотрела и просто таяла, расплывалась… А потом, словно опомнившись, поскакала за фотоаппаратом и оптическим кристаллом для активной технологии.
В тот момент я поняла, о чём говорила Дарина Вольн, упоминая, что хотела остановить мгновение, чтобы потом поделиться с кем-то близким или снова пережить самой. Да, я поняла, подхватила настроение, настроила аппаратуру и щёлкала, щёлкала, щёлкала…
А чуть позже пересматривая отснятый материал и показывая его Сонии, осознала, что, возможно, я нашла тему, характер, стиль для своей будущей персональной выставки, если она у меня когда-нибудь будет…
Маленькие радости, всё то, что держит нас на плаву и заставляет улыбаться, несмотря ни на что.
— Какое чудо! — вторила моим мыслям ассистентка. — Вот бы и мне такому научится!
— В чем проблема? Научим! — рассмеялась я. — Тем более, я столько подопытного материала вчера надыбала! 12 студентов Академии искусств. Все красивые, молодые, талантливые и определено фотогеничные! Вот будешь помогать мне, вот и освоишь!
— Правда? — с какой-то надеждой, смешанной со страхом спросила девушка. Впрочем, для неё это было естественно, ведь, на самом деле, хоть Сония и не получила специального образования, как я, но фотографом была неплохим и сама… Вот только, чтобы пойти дальше ей не хватало ни уверенности в себе, ни амбиций. Казалось, её полностью устраивает текущее положение дел. И только изредка, когда у меня был перегруз она становилась к фотоаппарату вместе со мной… Вот только перед этим поистине эпическим действием Сонию приходилось отпаивать успокоительным, иначе у неё так тряслись руки, что казалось ещё чуть-чуть — и камера вылетит из рук девушки и разобьётся на тысячи мелких кусочков. Что парадоксально, когда Сония делала снимки для себя, то подобного эффекта не возникало.
— Правда. — кивнула я. — Так что готовься. И да, эти фото пойдут в их портфолио. И, может быть, именно благодаря им ребят заметят!
— Когда?! — взвыла девушка.
— На этой неделе точно!
— Но я… — начала канючить Сония, но я её прервала:
— Во-первых, я в тебя верю. Во-вторых, у тебя получаются неплохие снимки — и это говорит, что все барьеры находятся исключительно в твоей голове. В-третьих, раз эти барьеры имеются, то с ними нужно бороться, а с этим справится только практика и ещё раз практика!
Сония хотела, как обычно, возразить, но ей это не удалось: открылась дверь и в студию ввалился наш визажист, чтобы в очередной раз что-то уточнить.
* * *
И потянулись горячие денечки: приходить с рассветом, уходить за полночь… А всё потому, что Август разрешил пользоваться студией, а Стефан техникой, но только в свободное от работы время.
Но ни я, ни Сония не расстраивались, не огорчались и не уставали, наоборот, мы обе, казалось, излучали чистую энергию, искрились и сияли. Потому что всё, что происходило было волшебным, чудесным… Словно мы стали очевидцами чуда. Даже больше — мы к нему прикасались. И не только! Мы сами его творили.
Пожалуй, одно из лучших ощущений в мире, которое дурманит, пьянит… И ты, как совсем пропавший наркоман, бежишь, преследуешь его.
Оно даже вызывает привыкание настолько, что, когда всё закончилось, я даже огорчение почувствовала, а Сония и вовсе разрыдалась!
— Эй! Ты чего? — теребила я ассистентку. — Не расстраивайся, ты так. Да, работа закончилась, но это лишь значит, что скоро начнется другая. Другая, но не менее интересная и увлекательная!
— Да, причём тут работа?! — совсем некрасиво всхлипывала Сония. — У меня проблемы! Пока была занята, забывалась, а сейчас нахлынуло!
— Так! А ну-ка, пойдём-ка выйдем… Я знаю чудную булочную, где твои хлеб, коврижки, булочки и кексы выпекают прямо у тебя на виду!
Я знала, чем подкупить помощницу. В итоге и часа не прошло, а мы сидим в плетенных креслах и ждем заказ. Но это фон, ведь на самом деле Сония на жестком, извращенном допросе, на котором что-то скрыть весьма и весьма проблематично, а для девушке и просто нереально: она явно, ни разу, даже совсем-совсем не кремень… Сломалась сразу, что, впрочем, для такого открытого человека и неудивительно.
Вот именно поэтому я задала пару грамотных вопросах, а потом слушала и слушала, слушала и слушала… А чем больше слушала, чем отчетливее понимала: Кевину не жить! Убью гада собственными руками! Голову оторву! Всё равно она пустая и толку от неё никакого. Абсолютно никакого!
И да, пусть не жалуется! Во-первых, я его с самого начала честно предупреждала! Во-вторых, есть за что!
* * *
— Кевин, открывай, зараза! Быстро я сказала! — ломилась обычно симпатичная девушка Хлоя Риверс, а ныне взмыленная ведьма, в моём лице в дверь пентхауза, где по данным деда проживал его нерадивый внук. Внук, который всячески меня избегал, на звонки не отвечал… Который сво… нехороший человек определенно знал, что я свои обещания всегда выполняю, а значит всё-таки приду по его душу! И именно поэтому любезный братишка меня тщательно избегал, звонки просто сбрасывал, если в черный список не занес. Чем, собственно, довёл меня до исступления! Я даже попросила Алека, охранника с которым у нас завязались вполне доброжелательные отношения, проследить за братюней. В итоге, я совершенно точно знала, что Кевин дома.
— Кевин, я ведь не уйду, пока мы не поговорим. Буду стоять и орать. И орать буду долго и со вкусом, глотка у меня хорошо тренированная!
— Выгонят. Консьерж охрану вызовет! — раздалось ехидненько из-за двери.
— Не-а. Не дождешься! Во-первых, он в курсе, что я твоя родственница. Во-вторых, вы с ним в не очень хороших отношениях. Все-таки добрее к людям нужно быть, добрее… В-третьих, я ему рассказала душещипательную историю спасения моей подруги от злобного и страшного тебя — в общем, он проникся и на моей стороне. И последнее: его крышует Дед, то есть, на него даже жалобу подать не могут, ни то что выговор устроить или, бог ты мой, уволить… Так что, либо мы нормально говорим и расходимся, либо всю ночь тебе слушать мои рулады!
— Вот включу звуконепроницаемость — и всё.
— Действительно, и всё. Дедулины спецы временно перепрограммировали твою систему… Никуда не спрячешься. Из любого угла услышишь мой чарующий голосок. Да, на такой громкости, что рискуешь оглохнуть!
— Да, не может быть такого!
— А ты рискни и проверь!
— Хлоя, — спокойно произнес кузенчик. — Ты же об Сонии пришла поговорить? Так, не надо. И она, и я взрослые люди. По крайней мере, совершеннолетние… — быстро исправился братюня, услышав мой саркастический фырк.
— Что?! Ты даже не хочешь узнать, что в действительности о тебе думает моя ассистентка? — попробовала закинуть удочку иначе. Вовремя, однако… Ведь дверь тут же отворилась.
— Ну, и… — самодовольно произнес Кевин.
Я же говорить не спешила. Для начала, уверено вошла в квартиру, безошибочно, определила гостиную и со всеми удобствами плюхнулась на мягкий диван.
— Кайф… — закрыв глаза, промычала.
— Хлоя! — попробовал призвать меня к порядку братюня.
— Что «Хлоя»? Попробовал бы ты столько пробегать, пройти, простоять, пропрыгать, как я сегодня, и тоже ощутил бы почти райское наслаждение. — ничуть не смущаясь заявила я. — Кстати, ты тоже присядь: сейчас вещать буду.
Кевин недовольно нахмурился, но всё же совета послушался и устроился в кресле напротив.
— И так… — начала я. — Что же она к тебе чувствует?
— Хлоя, не тяни! — огрызнулся братец, и, надо признать, было за что.
— Жалость. — наконец, закончила я.
— Что?! — не понял Кевин.
— Сония чувствует к тебе жалость. Она давно, глубоко, безнадежно и, главное, счастливо любит своего жениха. У них свадьба через полтора месяца. И она чувствует к тебе, Кевин, жалость, хотя, возможно, ещё и вину зато, что не может ответить на твои чувства, ведь, в отличие от нас, она, действительно, думает, что ты в неё влюблен. Она в этом уверена и боится обидеть. Ну, такой уж она человечек…
— Да, что ты понимаешь! — воскликнул Кевин. — Может я к ней тоже глубокие чувства испытываю!
— Не отрицаю. — согласилась я. — Но эти чувства — азарт, предвкушение и что-то там ещё, сопутствующее погоне или охоте, но точно не влюбленность, а, тем более, не любовь. Ведь тогда, на вечере, ты, скорее всего, от скуки или назло мне захотел закадрить девочку. Но не получилось. Ты попытался поцеловать её, но Сония оттолкнула и сделала это так мягко, аккуратно, тактично, как умеет только она… Вот ты и загорелся.
— Да, что ты понимаешь! — повторил брат, но голос стал гораздо, гораздо злее.
— Определенно не всё, но точно больше тебя. Просто сравни… — сказала я и достала из своего походного рюкзачка, который всё это время держала под рукой, кипу фотографий, сделанных по «активной» технологии. Фотографии двух любящих людей… Сонии и её жениха. — Просто посмотри и сравни свои чувства, а потом ответь на мои вопросы сам себе, сможешь ли ты подарить Сонии что-то подобное и хочешь ли чего-то такого же в своей жизни. Если на хотя бы один вопрос будет положительный ответ, то, пожалуйста, брось свою затею. Оно того не стоит…
Я положила снимки на кофейном столике, а сама поднялась и не прощаясь вышла. И уже спускаясь в лифте, закрыла глаза, прислонилась к зеркальной стенке и убеждала себя всего в трёх вещах. Первое, я поступила правильно. Второе, выбрала правильный «воспитательный» метод. Третье, он обязательно посмотрит фото. Обязательно…
Он размышлений-мучений прервал звонок Алека.
— Да. — произнесла я, нажав кнопку «ответить» на моем наручном компе.
— Он смотрит. — проинформировал охранник.
— Хорошо. — улыбнулась я.
— Дальше следим? — отозвался мужчина.
— Нет. Отбой. И огромное спасибо за всё…