Взгляд учительницы полыхнул на секунду холодным огнем, но тут же снова потух. — До звонка еще семь минут, но… думаю, вы можете идти.
Класс как-то тихо — на удивление тихо и спокойно — встал, собрал вещи и покинул кабинет. Проходя мимо, друзья смотрели на Кэрен сочувствующими взглядами — конечно! ей и самой не сильно хотелось оставаться и, тем более, решать какие-то задания, но делать было нечего.
— Вы говорили, что хотите дать мне какое-то дополнительное задание? — подходя к учительскому столу, осторожно спросила девочка. Свой собственный голос на минуту показался до противного писклявым.
— Да… Да… — непривычно рассеянно отозвалась Мария Николаевна. Что бы ни произошло, пока ее не было в классе, это явно вытолкнуло ее из накатанной колеи. — Сейчас…
Она порылась с минуту в разных тетрадях и передала девочке увесистую стопку бумаг. При этом движении рукав на левой руке учительницы сполз, и Кэрен заметила на ее руке страшный шрам — четыре белые, узловатые полосы, рассекающие предплечье. Давний отпечаток страшной раны…
— Держи, — сунув девочки бумаги, растерянно протараторила учительница, торопливо поправляя рукав. — Попробуй поработать пока сама, потом разберемся. А сейчас можешь идти.
На Кэрен вдруг накатила волна смущения — на минуту ей показалось, что она без спросу заглянула за завесу какой-то очень важной и значительной тайны, которую ей знать совершенно не полагалось, — и, не заставив просить дважды, пулей вылетела из класса, держа только что полученные бумаги в руках…
Но вдруг… сама не понимая для чего, обернулась…
Мария Николаевна, чуть покачиваясь из стороны в сторону, в задумчивости смотрела вдаль, что-то неслышно шепча одними губами.
По спине Кэрен прошла холодная дрожь, когда она разобрала эту, постоянно повторяющуюся фразу: «Per aspera ad astra»
Сквозь тернии к звездам…
ГЛАВА ВТОРАЯ. Послание
Она ругалась и злилась. Говорила себе, что непростительно забивать голову сказками. Конец года. Скоро экзамены. Думай об учебе.
И думала о ней день и ночь. Но по утрам, сама того не замечая старалась собрать в голове обрывки сновидений, потому что только там и только в такие моменты она чувствовала себя живой, единой с целым миром и… нужной ему. Она знала это. Чувствовала каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой души. В приветливом шелесте безбрежного океана высокой травы и полевых цветов, в звонком, заливистом пении птиц, в мягких объятиях свежего ветра, несущего с собой жизнь и весну. Только здесь она была по-настоящему счастлива, хотя вряд ли смогла бы объяснить, почему. Просто радовалась каждой минуте, каждому короткому, мимолетному мгновению. И этот мир отвечал ей тем же. Заботливо подхватывал под руки, унося от привычного волнения и проблем, укутывал в нежное, невесомое покрывало приятной тишины и спокойствия, убаюкивал и укачивал в своих объятиях, позволяя наконец-то забыть обо всех заботах и печалях. И она радовалась этому и была благодарна, послушно уплывая в манящий, цветной мир грез. И все вокруг, казалось, было лишь приветливое, теплое солнце, ветер, нашептывающий на ушко добрые сказки о дальних морях и одиноких островах, и мягкая, тихо шелестящая трава…
И девочка не мечтала о другом, не хотела. Лишь остаться в этом мире подольше. Лучше навсегда.
И эта фраза… Это была ЕЕ фраза, ее слова, которое она хранила как самое священное, самое дорогое. Ведь это было напоминанием о самом волшебном из ее снов…
…Однажды она случайно наткнулась на полуразрушенные останки старого города. Высокая крепостная стена, вся оплетенная зарослями бело-зеленого плюща с тонкими острыми листьями, обвалилась в некоторых местах и щерилась на ясное небо треугольными зубьями бойниц. Высокая полукруглая арка вблизи полуразрушенной, башни вела внутрь. Старый рассохшийся мост, перекинутый через пересохший ров, когда-то полный водой, а сейчас поросший на дне степной травой и мелкими цветами, неприятно заскрипел, словно жалуясь на судьбу, стоило только девочке ступить на него, и проводил натужным скрипом до самых ворот города, словно предупреждая о чем-то.
Но она не послушала и лишь отмахнулась. При виде заброшенных руин в груди шевельнулось на миг какое-то незнакомое, странное чувство. Словно что-то в душе вдруг вздрогнуло, пробудившись от долгого сна, и отозвалось на неслышный зов, потянулось навстречу его источнику, заставляя следовать ему, делать шаг за шагом. И эта громадина, в ясном свете солнца выглядевшая еще более угрюмой и неживой, не могла помешать ей, не могла заставить остановиться. Был лишь неуловимый, притягивающий к себе зов, а сердце, окутанное непроницаемым покоем, покалывало странное ощущение родства с этим городом, родства с его историей, жизнью.
И она не останавливаясь шла по пустынным, мертвым улицам, проходила разрушенные, опаленные перекрытия бывших домов, еще хранящих ощущения тепла и уюта, осторожно ступала по занесенным навеянным ветром песком улицам, пока не дошла до центральной площади.
Перед ней, пронзая небо обломанным шпилем, величественно и гордо возвышаясь над землей, стояло словно вырезанное из цельного куска белого мрамора, огромное здание.
Искусная резьба, почти не потерявшая своего вида, белоснежные колонны и ярко сверкающие при солнечном свете золотые орнаменты на стенах. А вокруг здания, направленные на четыре стороны света, пронзали небо ослепительными пиками четыре башни, казалось, касавшиеся вершинами облаков. Это был словно другой мир, другая вселенная, мираж, выросший вдруг в центре забытых каменных руин. Сердце вздрогнуло, на мгновение прекратив ход, когда ее взгляд коснулся оставленного на одной из стен изображения: три сверкающих в солнечном сиянии граненых кристалла с переливающимися и словно источающими нежный, теплый свет сердцевинами. И витиеватая надпись над ними: «Per aspera ad astra». Сквозь тернии к звездам…
Она вздрогнула, чувствуя, как по спине пробегает волна холода, и на негнущихся ногах подошла ближе, осторожно касаясь рукой шершавой, испещренной трещинами стены. Вот он — таинственный, влекущий к себе источник, чьему зову она так трепетно следовала. Вот он, здесь, в толще мертвого, холодного камня, теплый, живой, настоящий.
Она ощущала, как покалывает кожу пробегающее по телу горячее тепло, как душа рвется навстречу чему-то неясному, скрытому, таинственному и — она чувствовала это — такому родному и похожему на нее саму. И продолжала стоять, замерев возле мрачной стены, прислонившись щекой к холодному камню, пока не почувствовала, что под ней ничего нет.
Сон исчез. Как всегда — неожиданно, резко, оставляя после себя лишь чувство болезненно тягучей пустоты. Будто у нее отняли что-то очень важное, необходимое. И это чувство все разрасталось, все усиливалось, не давая покоя.
Как и в этот день…
Стараясь отогнать назойливые мысли, кружащие в голове, подобно стае мошек, Кэрен прошла по оживленной, заполненной людьми, улице и свернула в узкий переулок. Девочка любила иногда после школы побродить здесь. Это место казалось ей каким-то необычным — не таким, как остальные городские улицы, будто не из их времени.
Вокруг стояла удивительная тишина, нарушаемая только звуками находившегося недалеко моря и пронзительными криками чаек, постоянно кружившими над городом.
Дома были совсем невысокими — два-три этажа, — и стояли очень близко друг к другу. Порой даже казалось, что люди, живущие в двух соседних зданиях, могли здороваться за руку, просто высунувшись из своих окон.
Кэрен медленно шла по переулку, дотрагиваясь рукой до шершавых фасадов домов. Потом вдруг резко остановилась, смотря вперед и закрывая глаза от яркого солнечного света.
Впереди было шумящее и беспокойное море, сливавшееся на горизонте с чуть более светлой полоской неба. Море раскинулось далеко во все стороны и, казалось, заполнило собой все вокруг. Воздух был свежий, чуть-чуть отдающий резким запахом соли. Морской. Воздух тоже был частью моря.
Плоский, засеянный нанесенным ветром песком, берег пологим уклоном спускался к морю. Там, не доходя нескольких десятков шагов до воды, он вдруг резко обрывался вниз чередой крутых отвесных скал. Скалы образовывали собой широкий, чуть вытянутый полукруг, и море, неторопливо и степенно лизавшее волнами мелкий, обкатанный водой желтовато-бурый галечник, вдавалось в берег небольшим уютным заливом.
Это и был дикий пляж. Какой-то смельчак вырезал давным-давно в скалах крутую узкую лестницу, спускавшуюся почти к самой воде, но даже после этого ничем не примечательным и почти незаметным с первого взгляда пляж оставался пустым и одиноким.
Кэрен часто приходила сюда. Она очень любила это место, потому что здесь ее никто не мог потревожить. Пляж, хоть и находившийся совсем близко к городу, был словно каким-то другим миром: здесь все посторонние звуки сразу пропадали, растворяясь в мелодичном шуме морского прибоя. Девочка очень любила сидеть у воды, думать, мечтать и смотреть на искрящиеся в солнечном свете волны.
«Кто бывал в Консате, — мысленно произнесла она, сбегая по шершавым, потрескавшимся от времени ступенькам, — должен помнить узкую и крутую лестницу, вырезанную в береговых скалах. Лестница начинается у площадки с колоннадой и ведет к морю. Там ее отделяет от воды только тонкая полоска земли. Покрытая ноздреватыми камнями и круглым галечником, она тянется между морем и желтовато-белыми скалами от Долины юга до самой Северной Косы, где наклонной иглой пронзает небо обелиск — памятник погибшим астролетчикам».[1]
И пусть дикий пляж и не отличался своей монументальной красотой, пусть их тихий, по-южному безмятежный и спокойный городок и не был похож на космический порт Консату, а слова эти были лишь отрывком полюбившейся ей с детства книги, приходя сюда, Кэрен каждый раз ловила себя на мысли, что пляж чем-то напоминает ей те места. Словно и здесь жило ощущение чего-то сказочного, необычного, волшебного. Стоит только приглядеться, и сразу поймешь это.
Опустившись на песок в тени большого высокого камня, похожего на гигантский зазубренный клык, и вытянув ноги, Кэрен начала вытаскивать из сумки полученные утром бумаги, недовольно бормоча себе под нос:
— Тесты какие-то, задания, куча информации, которую я все равно не запомню, — пальцы быстро перебирали листы, стараясь, чтобы их не разметало ветром по всему пляжу, но вдруг что-то заставило Кэрен озадаченно замереть.
Перед ней лежал небольшой, плоский конверт, аккуратно склеенный из белой, чуть потертой бумаги. В углу, почти у самого края, неразличимой полоской виднелась витиеватая подпись: «Мэреш Адель Винсант» и приписка: «Лично».
— Ого!.. А это что такое? — давно просившийся наружу вопрос, наконец-то слетел с ее губ и повис в удивленной тишине, нарушаемой лишь тихим рокотом разбивающихся о берег волн.
— Письмо для… Мэреш. Это у нашей-Маши такое прозвище, что ли?..
Девочка еще повертела конверт, задумалась.
«Открывай, живо! — кричало ее любопытство, но слабый голос совести твердил: — Это не твое, положи на место, а лучше вернись в школу и отдай письмо Марии Николаевне!»
Девочка хотела поступить так, как советовал второй голос, но вдруг словно
что-то вздрогнула где-то внутри, трепетно расправляя нежные крылья, отозвалось неслышному зову. Как тогда, в руинах заброшенного города. И Кэрен не выдержала.
Словно боясь передумать, она схватила пальцами послание и вытащила его наружу. В руке оказался небольшой листок, больше походящий не на письмо, а на одну из коротких записок, которыми обычно обмениваются школьники на уроках.
«Мэреш, — вслух прочитала Кэрен, едва разбирая мелкий, непонятный почерк. — Я никогда не стал бы пугать тебя раньше времени (и, наверное, потом даже буду жалеть, что написал тебе это письмо), но мне кажется, в нашей Долине опять творится что-то неладное. Кто-то уже несколько раз пытался незаметно проникнуть через Барьер на территорию города. Последний раз это случилось вчера. Часов в восемь вечера.
Не знаю, кому и, главное, для чего это понадобилось, но мне не нравится их явная нацеленность на барьер в районе северной границы Вэрделя. Как будто проверяют его прочность в каком-то определенном месте. У нас с Даниэлем есть несколько догадок, но — о Великий Кристалл! — надеюсь, они не подтвердятся.
На всякий случай охрана внутри Круга была усилена (я верю, что Барьер выдержит, однако, лучше не рисковать зря).
Но в любом случае ты должна срочно вернуться! Без тебя мы не справимся».
Подписи не оказалось.
— Ого! — само собой вырвалось у Кэрен. Прочитанное больше походило на вырезку из какой-то книжки жанра фэнтези, чем на безобидное письмо. — Я наверно чего-то не понимаю, но у меня два варианта: либо наша-Маша что-то скрывает, либо я сошла с ума, потому что мне начинают мерещиться странные письма, пришедшие не понятно откуда…
Словно повинуясь этой внезапной мысли, Кэрен вдруг резко перевернула конверт на другой бок, в надежде отыскать адрес, с которого было отправлено послание. Но замерла, словно пораженная молнией, когда взгляд наткнулся на искусно нарисованное на бумаге изображение — витиеватый символ, похожий на восьмерку, запутавшуюся в ветви цветущего дерева, и три сверкающих в солнечном сиянии граненых кристалла…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Портал
Что-то мокрое осторожно ткнулось в руку.
Кэрен вздрогнула, выходя из задумчивого полусна, но не повернула головы — она точно знала, кого увидит позади..
— Привет, Люк.
Ладонь нащупала широкий лоб собаки, скользнула вниз, между ушей и ласково потрепала черную холку.
Пес ласково замотал хвостом и снова ткнулся влажным носом девочке в бок.
— Давненько не виделись, — рассеянно произнесла Кэрен, со вздохом откладывая стопку бумаг в сторону. Обернулась к беспокойно топчущемуся рядом псу, — в его синих, словно небо, глазах блестел яркий живой огонек.
Кэрен очень нравился цвет его глаз: ведь обычно у собак глаза карие, а у Люка они были синие-синие и какие-то… человеческие. В них словно отражались его чувства, эмоции, настроение.
«И откуда же ты такой хороший?» — иногда спрашивала у него Кэрен, но пес только весело вилял хвостом.
Девочка на самом деле не знала, есть ли у него хозяева, или нет. Люк мог появиться на несколько часов на пляже, а потом пропасть с такой же быстротой, и Кэрен ни разу не удавалось проследить за его перемещениями или просто даже предположить, где он живет.
Он был сам по себе, этакий пес-одиночка, не нуждающийся ни в ком, но где-то в глубине души Кэрен чувствовала — к ней он привязан: не даром подбегает поздороваться каждый раз, когда завидит ее на пляже, в то время, как на обычных прохожих смотрит, как сквозь стекло.
— Кушать хочешь? — Кэрен подтянула к себе школьную сумку, валявшуюся на камнях возле ее ног, и достала прозрачную пластиковую коробку для завтраков. — Вот. Ешь котлетки. Я их, между прочим, специально для тебя из дома захватила.
Она любила баловать Люка разными вкусностями: то печеньем угостит, то колбаской. Приносила котлеты, которые пес очень любил.
— Хрумкай, — девочка улыбнулась и поставила еду перед собакой.
Пес не заставил просить себя дважды, — он волком набросился на миску, довольно чавкая и с благодарностью поглядывая на Кэрен.
— У тебя просто космические скорости поедания обеда, если честно… — с укором произнесла она через пару минут, разглядывая пустой контейнер. — Может, хоть побегаешь немного? А то, глядишь, и растолстеешь.
Девочка вынула из сумки желтый теннисный мячик и, покрутив им перед носом Люка, бросила далеко вперед.
— Беги за мячом. Давай!
Но пес и ухом не повел. Он остался спокойно сидеть на том же месте, и в его глазах читался вопрос: «Я должен это нести?! Ты что, с ума сошла?!»
— Эх!.. Даже мячик принести не можешь.
Девочка направилась в ту сторону, куда улетела игрушка, подобрала ее и вернулась назад.